Иное небо [Чужое небо] - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 23

Гордая история, сказал я. Да, так оно и было… Так оно и было, подтвердила княжна, я вздохнул, гордая история… Не было никакой ночи, вечерние сумерки, утренние сумерки, и ничего между ними, солнце, сказала княжна, солнце, оранжевый лучик косо пополз по стене… новый день, девочка, новый день… еще один день, подаренный нам для наших злодейств… Спасибо, сказала княжна. Помилуйте, за что? За то, что не стали меня… Соблазнять? – догадался я. Да, сказала она, вам ведь хотелось? Еще бы. Мне тоже, сказала она. Только почему-то нельзя было, вы чувствовали? Да. Все это странно и непонятно… А разве есть что-нибудь не странное и понятное? – спросила она. Пожалуй, нет. Орали вороны. Немыслимое воинство «московских соловьев», серых ворон, встречало возвращение светила. Что-то зловещее, сказала княжна. Да, согласился я, к этим птицам подошел бы набатный звон и зарево на все небо. И летящие черные хлопья бумажного пепла, сказала княжна. Видели? Да. Видела. Видела… Зачем вам все это? – спросил я. Не знаю, сказала она, почему-то не получается по-другому… можно, я повернусь чуть-чуть? Мы так долго лежали неподвижно, что перестали чувствовать свои тела. Она отстранилась слегка, повернулась на спину, лицом вверх. На щеке отпечатался уголок воротника моей рубахи. Наверное, в этот миг я и уснул. Проснулся, ощущая боль от врезавшегося в тело ремня – и острое, пронзительное чувство то ли непоправимой ошибки, то ли огромной утраты – одно чувство, без предмета его; это было так сильно и внезапно, что жаром охватило лицо и руки – и сердце, замерев, забилось сразу в третьем режиме. Я лежал, не шевелясь, не меняя ритма дыхания, но воздух надо мной дрожал, как над горячей крышей…

12.06.1991. 10 ЧАС. 30 МИН. ЧЕРЕМИСОВСКАЯ, 40. ФИРМА «ЮП»

– Ты как адмирал Нельсон, – сказал я. – Главное – ввязаться в схватку, а там – Бог поможет Англии.

– Кац-Нельсон, – поправил меня Командор. – Да, прадедушка Хаим был бы таки доволен этим сравнением, нет?

Прадедушку Хаима Командор выдумал. Он чернявый – так что, может быть, и течет в нем еврейская кровь. А может быть, армянская. Или ассирийская. Он сирота – как почти все актеры «Трио». Он даже не знает, откуда взялась в метрике эта его фамилия: Резанов. Крупицыны вот знают… Похоже, поэтому в нем просыпается время от времени национальная озабоченность.

А может, он и впрямь потомок того самого командора Резанова, врага и соратника Крузенштерна?..

Интересно, что Командор уверен, будто привлечение в «Трио» сирот объясняется только экономикой: не надо потом платить пенсий. Я пытался рассказывать ему об янычарах, но он не очень-то слушал.

Панин потряс сигаретной пачкой, порвал ее, заглянул внутрь, потом вопросительно обвел глазами нас; я отдал ему свою. Панин закурил и откинулся на спинку стула. Стул угрожающе заскрипел.

– По-моему, Пан, – сказал Панин, скося глаза на сигаретный огонек, – ты сам отворачиваешься от своих же правил. Необходимый минимум информации мы имеем, – он кивнул подбородком на стопку личных карточек, – а все остальное – это праздное любопытство.

Я курил и смотрел на них обоих. Конечно, они были правы. И по форме, и по существу. Нам нужно сорвать покушение, обеспечить безопасность четверки – все прочее не наше собачье дело. Но, но, но… что-то не давало покоя.

Эти триста миллионов в сейфах «КАПРИКО», о которых сообщил Феликс? М-м… а что мне до них?

– Где у нас карта? – спросил я.

Панин подал карту.

Так… Здесь найдена псевдобомба… здесь и здесь – еще две квартиры, снятые «пятимартовцами»… Это – посольство Союза Наций, это – Сибири. Это – «КАПРИКО» со своими сейфами… Не может же быть случайным то, что все они расположены на пятачке диаметром полтора километра?

– Сколько могут весить эти триста миллионов наличных? – спросил я Командора.

– Тонны две, – сразу же ответил Командор. – Крупными купюрами, разумеется.

– Крупными… крупными… конечно, крупными! О, черт! Парни, я все понял. Смотрите сюда: завтра кто-то звонит в гепо, в бургомистрат – неважно – и говорит, что в окрестностях сибирского посольства установлена атомная мина. Что делают власти? Эвакуируют население и ищут мину. Находят. Прежде чем всех не эвакуируют, за обезвреживание саперы не принимаются. Так? За это время – сколько пройдет? Час, два, три? – можно вскрыть десяток сейфов. Что дальше? Надо вывезти – две тонны бумажек. Как? Ясно – повязать саперов и в их форме, на их машине, при мигалках, при полицейских мотоциклистах… понятно. Но это еще не все! Встреча четверки назначена на полдень. Утром они слетятся… ладно. Если в городе будет объявлена атомная тревога, их же спустят в бомбоубежище – а как раз под Иглой проходит туннель Внешнего кольца метро… и вот здесь он тоже проходит! – я ткнул пальцем в то место Лосиноостровского парка, где густыми штрихами отмечены были челночные рейсы легковушек.

– Внешнее же кольцо затоплено, – сказал Панин.

– Ну и что? Если заряд от мины есть…

– Ребята, – сказал Командор, – а ведь может оказаться, что мы опоздаем…

– Да, – сказал Панин. – Тем более – надо убирать всех сегодня.

– Я думаю так же, – сказал Командор. – Времени уже нет. И потом не забывай – на нас в любую секунду может наткнуться гепо. И тогда вообще – все.

– Анекдот про обезьяну помнишь? – спросил Панин.

– Про шкурку банана?

– Нет. «Не надо думать, надо трясти».

– И впрямь про нас.

– Про нас.

Я разворошил стопку карточек. За сутки она пополнилась еще четырьмя выявленными террористами. Фотография грузового фургона, взятого ими в прокате. Фургон второй день стоит на охраняемой стоянке в трех километрах от Иглы. Впрочем, дальность боя сташестидесятимиллиметрового миномета, состоящего на вооружении Русского территориального корпуса и используемого, в числе прочего, для стрельбы атомными минами, составляет семь с половиной километров… Ладно, грузовик можно просто сжечь. Банальной бутылкой с бензином – Командор бросает их на восемьдесят метров. А вот всех этих ребят придется убирать голыми руками… или почти голыми.

– Слушай, – сказал Панин, – а может, все не так? Возьмем этот муляж бомбы… Нодар звонит на квартиру, ему не отвечают, он звонит еще, потом посылает туда Иосифа. Иосиф видит, что нет ни бомбы, ни парня. Возвращается к Нодару, вместе они звонят в разные места, наконец, в кассы, и узнают, что этот парень взял билет в Бейрут. Но в аэропорт, чтобы узнать, улетел ли он, они уже не звонят. Что, уверены, что улетел? А по-моему, наоборот: они знают, что на дорогах радиационный контроль, а мина светит – и не проскочить… То есть они сами не подозревают, что мина свинцовая…

– Думаешь, если бы они знали об этом, то позвонили бы в порт?

– Думаю, да.

– То есть – кто-то их с этой миной надул?

– Скорее всего, так.

– Интересный оборот… японские болваны… да.

– Чуешь, чем пахнет?

– Надувными танками пахнет… Но все равно – нам надо доделывать дело.

– Придется.

– Придется, Сережа… А мне придется постоять в сторонке и подождать, пока вы там ковыряетесь.

– Не самая худшая участь.

– Да. Ладно, тогда я съезжу сейчас в Лосиный Остров, посмотрю там на месте, что и как. Оттуда вернусь на турбазу, отпущу Крупицыных. Ну, а вы – можете начинать.

– Как Яков скажет, – усмехнулся Командор. – Он теперь главный…

В подвале Гера возился с правой передней дверью нашего «зоннабенда». Мы потому так любим «зоннабенд», что в нем огромное количество мест, где можно устраивать тайники – причем такие тайники, что без автогена не доберешься – если не знать, как они открываются. В каждой дверце, например, можно спрятать по паре пистолетов, при этом даже заводские пломбы останутся на месте. Достать же пистолет можно секунд за пятнадцать. Я перекинулся с Герой парой слов, взял большую канистру с «лешачьим бензином» – жидкой взрывчаткой очень неплохой мощности, по запаху и консистенции действительно почти неотличимой от бензина, – и взрыватель к ней. Яков сидел в своей конуре.