Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга вторая - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 2
Там, где она только что была, осыпалась земля.
Кровь, кровь, кровь била в ушах, мешая слышать.
А потом позади нее – и в лица нападавшим – полыхнуло слепящее белое пламя.
Четверо стояли, пригнувшись, совсем рядом – притворно одинаковые в легких черных саптахских доспехах, надетых тоже поверх чего-то черного, и в черных масках на лицах. Они хорошо владели ремеслом ночных убийц, и даже сейчас, внезапно ослепленные, немедля бросились на землю – но дикий, нечеловеческий свет странным образом не пускал их, удерживал на весу, не позволял коснуться земли... так длилось и секунду, и три, и десять... повисшие люди дергались, в их конвульсиях появилось что-то паническое, как у тонущих...
Отрада медленно, не вставая, пятилась – пока не заползла в пустую, но еще теплую ямку. А потом она увидела гротескно, чудовищно большие ноги в высоких сапогах, две пары ног, обогнувшие ее справа и слева – маленькую, съежившуюся. Подсвеченные сзади, ноги остановились между нею и барахтающимися саптахами.
– Что будем делать, Хомат? – это был голос Алексея. И в голосе этом слышалась безнадежность – будто бы это не враги его, а он сам видел вот так вот в воздухе, беспомощный, как младенец.
Чародей ответил что-то неразборчиво, он всегда говорил неразборчиво, у него не хватало передних зубов и кончика языка, потерянных не так давно в сражении с призраками. Но Алексей понимал его. Ушан... А вот подкрались – не услышал.
Сотня уже была на ногах, метались тени, где-то часто хлопали тетивы – и звуки эти завершились всплеском грязи и бульканьем. И еще кто-то шипел сквозь зубы, скрывая боль.
Но уже ясно было, что все кончилось.
Как-то слишком быстро и просто...
Хомат протянул руку к одному из висящих – тот забился совсем уж панически, как большая рыба в сачке.
– Тихо, тихо, – сказал Хомат, и теперь было понятно. – Давай-ка...
Он воздел руку вверх, и один из пленников вдруг оказался стоящим на ногах... нет, показалось... подошвы на пядь не достигали земли. Руки его, судорожно вытянувшиеся вперед и вниз, пытались крючковатыми пальцами вцепиться во что-то несуществующее.
Потом с него упала маска.
Отрада тихонько встала и шагнула чуть вперед, оказавшись за левым плечом Алексея. Почему-то именно здесь было ее настоящее место... Лицо пленника, равнодушное и неподвижное, совершенное в пропорциях и чертах, казалось ужасным. Оно катастрофически не совпадало с позой, с руками, с глазами, которые дергались и метались за веками...
– Так вот вы кто, – в голосе Алексея прорезалась какая-то неуместная нотка. – Последние настали времена... Опусти его, Хомат.
Хомат вновь отозвался неразборчиво, но Алексей оборвал его повелительным жестом. Тогда тот неохотно опустил руку, и пленный качнулся, обретя опору под ногами.
– Ты знал, за что брался, когда шел сюда, – сказал Алексей.
Белое лицо не изменилось, но чуть качнулось.
– Возьми меч, – приказал Алексей.
И меч мгновенно оказался в руке... кого? Отрада вдруг поняла с ужасом, что не может назвать это существо даже мысленно.
Белолицый держал меч почти небрежно, тремя пальцами – горизонтально перед грудью, легко похлопывая обушком по запястью левой руки. На тонких пальцах Отрада увидела темные массивные перстни...
Белолицый нанес удар первым – свистнула сталь; в пронзающем свете клинок превратился в острую петлю. Три или четыре удара почти слились в один.
Потом Алексей медленно отступил на полшага и дернул рукой. Меч его выскользнул из груди белолицего, дымящийся и черный. Белолицый попытался было поймать чужой клинок рукой, но пальцы его схватили воздух... Потом он упал лицом вперед, еще в падении будто бы ломаясь и разваливаясь.
Хомат присел рядом с ним на корточки, тронул рукой голову. Повернул лицом кверху. Голова повернулась свободно, словно в шее не осталось костей.
Потом он взялся за отпавший подбородок и стянул белое лицо, будто еще одну маску.
Под лицом был голый и еще более белый череп... Нет, не череп. Ровная поверхность, похожая на скорлупу большого яйца...
Хомат постучал по этой скорлупе пальцем, и изнутри тут же донесся нетерпеливый ответный стук. Тогда чародей, всей позой своей выражая недовольство, вытащил из-за пояса стилет, примерился – и вонзил клинок в скорлупу. Первый удар, видимо, был недостаточно сильным, острие застряло.
Хомат ударил еще раз, навалившись сверху – теперь клинок вошел по гарду.
Чародей, морщась, несколько раз провернул стилет в ране, будто размешивая там что-то. Лежащее тело совсем не по-человечески задергалось, потом замерло окончательно.
– Мерзость, – сказал Хомат, судорожно сглатывая – давя рвоту.
– Да, – согласился Алексей. Голова его медленно повернулась налево, потом направо.
И Отрада, вместе с ним посмотрев по сторонам, увидела, что мир преобразился.
Стояли поздние сумерки – скорее утренние, чем вечерние, хотя она не сумела бы сказать, почему думает так, а не иначе.
Все куда-то делись. Отраду и Алексея окружала ровная степь. Туман стелился над самой землей, не выше колен – туман или дым. Под него взгляд поначалу не проникал, но потом что-то случилось то ли с глазами, то ли с самим туманом.
На земле лежали мертвые. Их было немыслимо много... так много, что между ними просто не проглядывало даже клочка земли. Кто-то чуть обиходил их, уложив ровно, скрестив на груди руки... тем, у кого руки были...
Потом впереди кто-то поднялся с земли. Бесформенная фигура. Постояла на месте и медленно направилась к ним.
Отрада почувствовала, что вцепляется обеими руками в Алексея, и попыталась разжать пальцы. Но руки были чужие, непослушные, их нужно было где-то искать – где-то внутри себя...
Фигура приблизилась. Когда-то, наверное, белый, а теперь цвета грязи плащ окутывал ее. Шагах в пяти она остановилась. Из-под складок показалась рука. Скользнула вверх и откинула капюшон.
Отрада вскрикнула. У женщины, стоявшей перед ними, не было верха лица. Вместо лба, век, скул – висели какие-то лоснящиеся черные лоскуты...
– Ла...ра... – Алексей, задышав тяжело, пресекся на середине слова. Ты... Женщина поднесла палец к уголку рта. Это можно было понять как «молчите».