Опоздавшие к лету - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 137
– Берет их свинцовая пуля! – с нажимом повторила Татьяна. В звоне, наполняющем подвал, голос ее прозвучал странно.
– Это дневная тварь, – из своего угла сказал Пашка. – А то о ночных речь шла.
– А ты бы помалкивал, боец, – сказала Татьяна. – Не обоссался хоть?
– Танюха, не надо так, – сказал Дима. – Не добивай его. Мало ли, что по первому разу бывает?
– Когда бы по первому, – сказала Татьяна. – А то…
– Сам не знаю, что со мной, – сказал Пашка. – Не боюсь, не боюсь, не боюсь – а потом как лопнет что…
– Все это лирика, – сказал Дима. – Давайте как-нибудь выбираться отсюда.
МИКК
Девочка провела его в комнату без окон – впрочем, в этом доме нигде не было окон, – предложила посидеть на диване и вышла. Диван был неплох, но Микк все равно не сумел откинуться на спинку – сидел, склонившись чуть вперед и твердо упершись ногами в пол. В любой миг он мог вскочить. Здесь это ни к чему, но сбросить напряжение он был не в состоянии. Вернулась девочка – принесла чай и печенье. Чай был густой и без Кип не забыл. Кип много чего забывает, но как раз такое помнит железно.
– Он ничего не говорил? – зачем-то спросил Микк.
Девочка молча покачала головой и ушла. Странная девочка. Похожая на мягкую рыбку.
Микк потрогал портфель. Еще почти горячий. А здесь хорошо, прохладно. Правда, пахнет какой-то дезинфекцией. Прошлые разы, кажется, не пахло. Или пахло? Он стал вспоминать. Снова вернулась девочка и поставила на стол букет цветов.
– Чем это пахнет? – спросил Микк.
– Фильтры новые, – сказала девочка. – Утром меняли. Ушла.
Вот так, подумал Микк. То ли пахнет новыми фильтрами, то ли пахнуть ничем не может, а значит, мне кажется. Галики идут. Или, как теперь их называют, нашки. Тот парень, Аспес, упоминал о запахе. Резком и на что-то похожем. Запах тревожил и отвлекал – перебиваемый ароматом цветов, еще сильнее, чем прежде.
Что скажет Кип? Интересно, что скажет Кип? Микк стал представлять себе все возможные ответы Кипа. Это мгновенно надоело, но остановиться он не мог. Надо выпить, подумал он. Надо срочно выпить. Граммов сто. У Кипа должно быть. По крайней мере, спирт есть наверняка.
Как же долго он моется…
Он только успел подумать об этом, как дверь открылась, и вошел Кип, доктор Кипрос Эф Маренго, в одних белых шортах и шлепанцах, с огромной черного стекла бутылью в руке. Запах дезинфекции усилился.
– Привет, ковбой! – сказал он, протягивая щетинистую руку.
– Привет, жопорез! – Микк эту руку пожал. Несколько секунд они давили друг другу кисти, и Микк победил, как всегда – но ему почему-то показалось, что Кипрос поддался.
– Примем в организм, а? – предложил Кипрос, встряхивая бутыль.
– Я что, когда-нибудь отказывался? – вернулся на диван Микк.
Вот теперь он смог сесть нормально: откинувшись, заведя за голову руки, положив ногу на ногу… Лет десять назад на курсах социальной гигиены – занесло же, запоздало удивился Микк – лектор доказывал им, что алкоголь на организм практически не влияет, а влияет ритуал: добывание бутылки, ожидание, разлив, тост… На следующую лекцию вместо воды ему налили чистого спирта в стакан. Порезвились.
Но вот надо же – не пил, а полегчало…
В бутылке оказался ромовый пунш. Кипрос поверх бокала подмигнул Микку.
– Ладно, – Микк поставил пустой бокал на журнальный столик; получилось слишком громко. – Что скажешь?
– Что скажу? – переспросил Кипрос. – Что тут можно сказать… Мне кажется, что это не артеноны… Ты знаешь, что такое «артенон»?
– Существо искусственной природы, – сказал Микк.
– Примерно так… да. Так вот: я надеялся – надеялся, старина, действительно, надеялся – что это те твари, которых сделала группа Лорана. Не слышал про это? Артеноны-насекомые, которые питались бы всяческими отходами… Потом оказалось, что они не отличают отходы от двуногих прямоходящих… Мозгов-то нет. Два ганглия, и все. Я участвовал в ликвидации лаборатории. И было это в позапрошлом году. Так вот, я надеялся, что это те… Оказалось – только похожи. Хромосомный набор совсем другой, я уж не говорю про анатомию… Мутанты, Микк. Явно мутанты. С теми – я знал, что делать. Этих берет только серная кислота.
– Мутанты? Это что – из-за радиации?
– Если б я знал… Вряд ли – лучевые мутации калечащие, а здесь все гладко. Кроме аппарата размножения. Редуцирован почти до ничего. Как у рабочих пчел.
– Что же они – рой? Семья?
– Думаю, да.
– Очень мило…
– Зато можно прихлопнуть матку.
Микка передернуло. Он с детства почему-то терпеть не мог ни муравьев, ни пчел. Именно из-за того, что они размножаются таким мерзким конвейерным способом. К паукам и тараканам он относился спокойно.
– Я подозреваю, что тут без генного инженеринга не обошлось, – продолжил мысль Кипрос. – Но он какой-то… несистемный. Логики не чувствую. То есть чувствую, но это не логика. Как будто… Давай еще тяпнем.
– Давай.
– Это как шифр: понятно, что для чего-то цифирки стоят именно такие. Но для чего именно… При этом цифирки бегают и все подряд жрут. Даже стекло. Ты видел, что они в той бутылке почти прогрызли дыру?
– Нет. Дыру? Не может быть…
– А то, что в бензине две недели жили – это может? Абсолютно без кислорода. Высшие анаэробы – точнее, высшие облигатные анаэробы… не бывает. Но есть. Жрут все и все усваивают. Не удивлюсь, если обнаружится, что и элементы синтезируют. Надо добыть их еще.
– Да, – с уважением сказал Микк. – Это ты здорово придумал. Как охотиться будем? С борзыми или с таксами?
– С подсадной! – взорвался Кипрос. – Какого дьявола! Не делай вид, что не понимаешь! Ты все… – он внезапно замолчал и снова потянулся к бутылке.
– Мне хватит, – сказал Микк. – А то усну. Неделю уже…
– Кофе будешь?
– Да, пожалуй.
– Флора, кофе господину сыщику! Побольше и покрепче! Забавно, подумал Микк, я почему-то никак не могу заставить себя задать вопрос, а он уже знает этот вопрос, знает ответ – и молчит. Значит, все плохо…
Два часа назад он просмотрел материал, полученный от Купермана. Запись была сделана в конце июня в палате псионического центра. Сам инцидент произошел сутками раньше. Пострадали – фобический шок третьей степени – два эрмера. Их привели в сознание, накачали транквилизаторами и сняли показания.
Первый, Бруно Аспес, сорока лет, имеющий двадцать восемь месяцев горячего стажа, производил жутковатое впечатление. Так выглядел бы биоробот с подошедшим к концу ресурсом. Бумажные глаза и равнодушная прерывистая речь – будто человек говорит не сам от себя, а переводит, весь уйдя в слух, неслышимые другими фразы.
– …Получив информацию, что в полицейском участке района Хикон находятся мужчина и женщина, оба в состоянии глубочайшего испуга или, как мы это называем, фобического шока, отправились туда с Карлом Сониным… Информацию передал полицейский по фамилии Йерико, я его знал по предыдущей работе… Мы надеялись успеть раньше скорой помощи, чтобы произвести скенирование, поскольку скорая при подобных случаях всегда вводит наркотики, после чего скенирование невозможно… Но мы не успели, пострадавших уже увезли в больницу, начав подготовку к методу Штольца-Гусмана… Тогда мы отправились по месту жительства этой пары, в участке мне сообщили фамилию и адрес, но сейчас я их не помню… Карл остался в машине, а я прошел у него проверку и вошел в дом, соблюдая обычные меры предосторожности… Мне показалось, что в доме стоит странный запах, который я не могу определить… В спальне было почти темно, потому что на окнах висели плотные металлизированные шторы… Показалось, что запах усилился… Сначала мне показалось, что на полу лежит мохнатый ковер… Но этот ковер шевелился, я остановился, чтобы рассмотреть… В одном месте он поднимался на стену примерно на высоту моего роста, а в углу комнаты, немного выглядывая из-под ковра, лежало еще что-то… что-то непонятное, я даже не могу его описать… Оно шевелилось и шуршало, как бумага… И все. Больше я ничего не помню.