Опоздавшие к лету - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 88

Эрик, – возникло откуда-то. – Эрик-эрик-эрик… – заметалось в пустоте. Да, сказал Эрик, да, сейчас. Сейчас.

– Да, – сказал он вслух.

– Что с тобой? – Над ним склонились все трое.

– Помню, – сказал он. – Помню все.

– Блокировка памяти, – сказал доктор. – Так я и думал. Ну, и?

– Запишите кто-нибудь, – сказал Эрик. – В письме было вот что: ЭРЕБУС 66 68 РАСТР РАСТР ОБСЕРВАНТ 83 ИКОНА КОН К 0000 ИСТ – с новой строки: ПЕРЕХОД ОБРЫВ РАСТР ИСТ – с новой: ПЕРЕХОД 211 00 КОММИТ АПЛАЗИЯ ЭРБ – с новой: КРУГ ФАТУМ ФАТУМ ПРОП 211 66 68 0000 ИСТ – с новой: КОНЕЦ, – это было в письме, которое я получил, я прочитал и почувствовал страх, поэтому съел письмо и сжег конверт, потом с головой стало твориться что-то странное, потом мне надо было уехать, я старался уехать, но у меня не получалось, контрольный срок – ноль часов первого июля, если есть опоздавшие, то собравшиеся начинают охоту за ними…

– Где это заведение? – спросил полковник.

– Платформа «42-й километр» – недоезжая станции Налль; оттуда еще восемь километров по дороге до военно-спортивного лагеря «Гиперборей».

– Понятно, – сказал полковник. – Знаю этот гадюшник.

– Чей он? – спросил доктор.

– Все тех же, – сказал полковник. – «Эребус», ты же слышал…

– Уже пять часов, как идет охота, – сказал доктор.

– Сначала надо добраться, – сказал полковник.

– По шоссе – часа три, – сказал доктор.

– Да, – сказал Эрик. – Скорее всего, поедут на мотоциклах. У них кроссовые «ямахи». Поедут поодиночке, разными маршрутами.

– Откуда ты знаешь? – спросил доктор.

– Они все говорили при нас, – сказал Эрик.

– Что ты еще знаешь про эту операцию? Почему она так странно спланирована?

– Это аварийный вариант. Если все пятеро прибывают вовремя, все идет по обычному плану занятий. Есть готовый план занятий, экспериментов… как это назвать? Короче, того, что мы должны делать. На этот раз дополнительный эксперимент – это сам сбор, раньше мы просто приезжали в намеченный день в столицу, в лабораторию проекта, и уже оттуда нас увозили – втайне от остальных – в «Гиперборей». На этот раз нас предварительно запрограммировали на то, что мы сможем воспринять программу действий, которую нам пришлют. Сначала хотели вложить жесткую программу, которая включалась бы по кодовому слову, а потом решили усложнить: сделать так, чтобы кодовое слово включало саму возможность введения программы…

– Амадео, – сказал полковник, – что ты по этому поводу думаешь?

– Надо потрошить их стационар, – сказал Амадео. – Там наверняка есть все.

– У тебя есть соображения, как это сделать?

– Есть, – сказал Амадео. – Но мне надо, чтобы не мешали и не дергали по пустякам.

– Нам перейти в другое помещение? – с сарказмом спросил полковник.

– Это был бы идеальный вариант, – сказал Амадео.

– О, эти молодые нахалы, – вздохнул полковник. – И ничего не поделаешь. Подчинимся, господа.

– Меня развяжете? – спросил Эрик.

– А сам как считаешь?

– Думаю, можно, – сказал он. – Просто очень тошно, и все.

Доктор провел их в соседнюю полутемную комнату, где стоял невыносимый запах окурков и вся мебель состояла из брошенных на пол диванных подушек.

– Здесь у них комната отдыха, – сказал доктор.

– Чем они тут вообще занимаются? – хмуро поинтересовался полковник.

– Не беспокойся, Хенрик, – сказал доктор, – это не по твоей части.

– Друг моего друга – мой друг, – сказал полковник.

– Ну-ну, – сказал доктор. – Либералишь?

– Да, – сказал полковник. – И не скрываю.

– Эрик, – сказал доктор, – мы ведь тебя перебили…

– Ничего, – сказал Эрик. – Я вспоминал. Значит, если возвращаются все, работа идет по плану. Если кто-то не вернулся, начинается охота на него… или на них. Эта охота – тоже один из экспериментов. Все делается всерьез. Я, оказывается, убил уже тринадцать человек. Представляете? Пятерых – в позапрошлом году где-то в пустыне Шепсут, там специально устроили побег группе боевиков, а нас бросили им наперерез, а восемь человек – в Кавтаратане в прошлом году…

– А если не вернутся все? – спросил доктор.

– Тогда самоликвидация, – сказал Эрик. – Если не надеть шлем, то… в общем, в течение недели я каким-то образом… умру.

– Как? – спросил доктор.

– Не знаю.

– А как они могут тебя выследить?

– Тоже не знаю. Будут искать, пойдут по следу. В том-то и суть… эксперимента. Эта машина, – он постучал себя по голове, – да еще модифицированная, работает очень хорошо. Нам за ней не угнаться… В общем, ставят задачу, смотрят, как мы ее решаем, центральный компьютер собирает и обобщает информацию.

– Понятно, – сказал полковник. – Я почему-то думал, что центральный компьютер руководит вами.

– Нет. Там, в центральном, – программная модель мозга. Мы поставляем для нее информацию. А Меестерс и те, которые с ним, хотят добиться того, чтобы то же самое, что с нами, можно было делать безо всяких электродов. Меестерс говорил, что мы – промежуточные модели. Он говорил, что этот метод слишком груб и для массового применения не годится.

– Ты понял, Хенрик? – сказал доктор. – То, что я тогда говорил, – один к одному!

– Да, – сказал полковник. – Один к одному… Вообще, Лео, у тебя удивительное свойство – материализовать собственные мрачные фантазии. Причем чем мрачнее – тем более наверняка.

– Это появилось после того, как ты год продержал меня в одиночке, – сказал доктор.

– Согласись, что не зря, – сказал полковник. – И согласись, что это был не самый бесплодный год в твоей жизни.

– Это точно… Слушай, Хенрик, давай подумаем, что будут делать эти волки в нашем городе. Вот они явились на квартиру Эрика, там его нет. Дальше что?

– Искать – по друзьям, знакомым, вокзалам, улицам… Много адресов они знают?

– Да, – сказал Эрик. – Там все университетские друзья, бывшие одноклассники, ну и прочее – всего тридцать или тридцать один.

– Связь между собой у них есть? – спросил полковник.

– У кого? – не понял Эрик.

– У этих… у волков.

– Да. Обычный радиотелефон.

– Частоту знаешь?

– Нет.

– К городской телефонной сети они сумеют подключиться?

– Элементарно, из любой распределительной будки.

– Это хорошо, – сказал полковник, – это очень хорошо…

– Эрик, – позвал доктор. – Тебе не… не тяжело?

– Нет, – сказал Эрик. – Совершенно. Я ничего не чувствую. Все занемело, что ли. Ничего не чувствую.

– Если что-нибудь появится, обязательно скажи.

– Конечно, – сказал Эрик.

Полковник достал из кармана сигареты, предложил доктору, доктор отрицательно махнул рукой, предложил Эрику. «Спасибо, не курю», – сказал Эрик. «Что я – один?» – обиженно сказал полковник. «Ладно, давай», – согласился доктор и взял сигарету. «Надпись на воротах кладбища: «Минздрав предупреждал!»», – сказал он. «Угу», – сказал полковник. Он сунул в рот сигарету, поднес к ней спичку – не донес, замер, глядя на огонек. Спичка погасла. Он зажег еще одну и смотрел, как она сгорает. «Можно попробовать…» – пробормотал он и встал.

– Что-то придумал? – спросил доктор.

– Да, кажется, – сказал полковник. – Подождите меня, я сейчас… – И он вышел.

Доктор молча курил. Эрик прислушался к себе. Действительно, все как из дерева. Анестезия. Анестезиа долороза, вспомнил он.

Патологическое бесчувствие. Оказывается, бывает, раз есть такой термин. Все бывает, все проходит. И это пройдет, и я как следует прочувствую все, что вспомню… я, оказывается, помню все…

– Доктор, – спросил он, – вы не в курсе: при самоубийствах вскрытие обязательно?

– Нет, – сказал доктор. – Только если есть сомнения в причине смерти. А что?

– Я о самоликвидации. Очевидно, эта штука, в голове, способна вызвать такую депрессию, что останется только выбрать подходящий способ…

– Ты не беспокойся, – сказал доктор. – Вытащим мы ее из тебя.

– Может быть, не в ней уже дело? Ведь когда я читал программу, этот паучок работал только на блокировку памяти, так ведь? А программировался уже перенастроенный мозг. Может быть, ее уже бесполезно вытаскивать?