Сироты небесные - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 33

кровавые лучи… – сказал он.

– О! – воскликнул Рра-Рашт. – Ведь стих, неужели нет?

– Это не я написал, – сказал Санька. – Это Киплинг.

– Киплинг, Киплинг… – кот наморщил лоб. – О! "Вечность и тоска ох влипли как наизусть читаем Киплинга а вокруг космическая тьма?" – он выговорил это с какими-то странными завывающими интонациями и без знаков препинания, а вернее – ставя точки после каждого слова и влепив большой вопросительный в самом конце. – Это мне учив Маша. Как говорить и понимать.

– Здорово, – сказал Санька. Строчки казались знакомыми, но в голове всё ещё лежала сырая лапша. Потом он всё-таки вспомнил: – Так это же Высоцкий!

– Именно правильно, – согласился Рра-Рашт.

– Жалко, не захватили гитару, – сказал Санька. – Я бы спел… Это наша звезда? В смысле – наша цель?

– Не должно быть, – сказал кот. – Слишком большой. Красный гигант. Не бывает планет. Где-то рядом спутник-звезда. Близко увидим.

– Прыгаем?

– Не вдруг. Будем осторожнее всех. Гравитационный… – кот не нашёл слова и сделал волнистое движение рукой – вниз и вверх. – Канава?

– Яма, – подсказал Санька. – Чёрная дыра?

– Не знаю. Что-то. Будем пристально предельно изучиваем. Только после прыжок. Иначе полный гробик.

– Если это красный гигант, – прикинул Санька, – то до него не меньше ста парсек? Это нам ещё целый месяц лететь?

– У нас нет целый месяц, – грустно сказал кот. – Будем тяжело дальний прыжок под очень сильно хроновик. Скорость-скорость… День два или три.

Это какое замедление времени должно быть? – в ужасе подумал Санька. Предельным считается десять, это как раз с ним – лететь месяц, и такое издевательство над организмом ещё как-то можно перенести. Сколько он хочет сделать?.. будет хуже, чем визибл вразнос…

Но ничего не сказал.

Время пошло очень медленно. Артурчик стряхнул рюкзак, вынул из него обе бомбы. Рядом звякало железо. Крошечный отрядик ощетинился наконечниками стрел и дулами ружей; остро завоняло дымом фитилей. Ружей было два, к ним два лука, арбалет и ручная мортирка.

– Спокойно, – сказала мать. – Без нервов. Тёть Наташ, попробуй потолковать с ними…

Но тут уже от местных замахали руками, и высокий, с узким лицом мужик вышел вперёд. Артурчик видел его когда-то… где-то… недавно… Точно, в школе. Это же учитель Уршухай! Таким вот – голым по пояс, с топором и волосами в пучок – сразу и не узнать.

– Не надо, – крикнул он по-русски. – Поговорить!

– Тёть Наташ, поговори, – велела мать. – Что-то мне всё это сильно не нравится. Арт, пусти-ка ракету.

– В них? – удивился Артурчик.

– Вверх, балда. Пусть думают, что вокруг наши…

Бабушка Наталья вздрогнула и обернулась, когда за её спиной порвал воздух в клочья дикий разбойничий свист с последующим большим бабахом. Местные засмеялись.

– Ребята, – сказала мать, – не расслабляемся. Пока мы на дистанции, мы сильнее. Стоит им подойти…

Что говорили учитель и бабушка Наталья, слышно практически не было. Так, долетали отдельные слова и восклицания. Тревожные. Потом переговорщики разошлись к своим.

– Плохо дело, – сказала Вовочкина бабушка, вернувшись. – У Пятнистого леса хутор ихний есть, дворов в десять. Жувайлы туда позавчера наведались – и чем-то их там сильно напугали. Они сами не поняли, чем. Вернулись сегодня со взрослыми, проверить – а там все мёртвые. Задушенные. Вот и бросились…

– А чего за топоры хватались? – мрачно спросил дядя Иван.

– Да сдуру… Теперь мы у них во всём виноватые, так-то. Хорошо, старших слушаются – удержал их Уршухай…

– И куда они сейчас?

– В город, куда же ещё. Совет держать. Когда нас резать: сразу или дать сначала что-нибудь объяснить…

– Он так и сказал? – не удержался Артурчик.

– Нет, он-то как раз думает, что мы ни при чём…

– Так мы и есть ни при чём!

– Значит, это будет нас утешать, – сказала бабушка Наталья и крепче затянула платок. – Войдём в историю как необоснованно репрессированные… Досадно-то. Куда улетели, а опять то же самое…

– Сейчас-то мирно расходимся? – спросила мать. – Если мирно, то побежали, некогда нам…

– Постойте, Лена Матвеевна, – сказал дядя Иван. – Надо же выяснить, что там произошло, на том хуторе. Абы – люди разумные, семь раз отмерят…

– Прежде чем за топор возьмутся?

– Именно. Всё, не лезу с советами, командуйте.

Мать глубоко вдохнула. Выдохнула.

– Хорошо. Вы и… тётя Наташа? Пойдёте? Вы идёте на этот чёртов хутор и оттуда – домой. Мы до вечера идём, как шли, а потом – тоже домой. То есть утром, часов в девять, встречаемся в обкоме. Устраивает?

Бабушка Наталья опять пошла на переговоры, и им с дядей Иваном дали нескольких провожатых. А может, конвоиров. Мать махнула Уршухаю рукой и повела свой маленький отрядик прежним маршрутом – по следу четверых, нёсших что-то тяжёлое.

По тому, как все молчали, Артурчик понял, что дела, в общем-то, плохи.

– По-моему, это девушка, – сказал Олег, глядя на дверь дома, за которой, всё ещё пошатываясь, скрылось существо. – В смысле, кошка.

– Намерен приударить? – спросил Ярослав, вяло обстругивая палку-шампур для двух дюжин выпотрошенных прыгунков, всего за какой-то час пойманных в силки на кромке болота; похоже, там их было полно. – Валяй…

– Дурак ты, боцман.

– Какой уж есть. Ну, девушка, да. Какая нам разница?

– Да никакой, наверное. Просто интересно. Ты что, давно заметил?

– Сразу, наверное.

– И не сказал…

– Маньяк.

– Я не маньяк, я вот просто думаю… в общем… как-то всё неправильно, а? – Олег приподнялся на лежанке. – Жизнь фактически окончена, а что толку? Детей своих – и то нет…

– Кто ж тебе мешал? Дурацкое дело нехитрое…

– Вот я и думаю, что не тем занимался.

– Ерунду думаешь. Смотри, у меня этих короедов – штук двадцать пять как минимум. Скорее, больше. А толку? Если меня завтра вешать будут, то я что, буду с удовлетворением думать «зато я жизнь не зря прожил»? Точно так же зря, как и ты. Боюсь, что и на Земле мы бы с тобой теми же мыслями думали. Сидели бы сейчас за кухонным столиком, на газетке "Советский спорт" колбаса ливерная толстыми такими кусками нарублена, черемша вялая позавчерашняя, соль горкой, два стакана зеленоватых залапанных, в них солнцедар импортный плещется. У тебя из-под линялой майки растянутой брюхо вывалилось, белое, мятое, как старое тесто, и глаза рыбьи, а ноги вот такие кривые и чёрными-чёрными волосами обросли. А я большой писательский начальник, рукава пиджачка синего поддёрнул, галстук распустил, брыли – во, как у Черчилля, под мышками потоп, портфель крокодиловой кожи всё время на пол шлёпается, и телефон в комнатах звонит-раскалывается, а я говорю: да гребёте вы все с надрывом…

– И жизнь прошла даром?

– Вот именно.

– Где-то ты меня накалываешь.

– Ни боже мой. Всё честно. Олежа, я ведь к чему клоню? Мы вроде бы из-под удара выбрались, здесь не то чтобы не найдут, а просто искать не станут. Значит, можно пораскинуть мозгами уже не торопясь. Мы вот зациклились на барха и ни о чем другом уже не думаем. Хорошо, завтра к обеду мы доберемся до Годоббина, мне о нём только хорошее рассказывали… А если не поможет? Если никто из них не сумеет? Тогда что? Сливаем воду?

– Э-э… Есть другие предложения?

– Верхний.

– И кто нас туда пустит? Потопчемся у ворот… как это у классика? И пошли они, солнцем палимы…

– Два балла, учитель. Девушка наша уже вполне пришла в себя, ещё денёк-другой – и можно на водительское место пускать. Дошло?

– М-м? – Олег ладонью сделал волнообразное движение – как бы перелетел через стену.

– Именно. И есть одна мысля: что нужно сделать, чтобы к нам прислушались.

– У тебя в огороде закопан пулемёт?

Ярослав поперхнулся. Машинально отложил доструганную уже палку и нож. Круглыми немигающими глазами уставился на Олега.