Сироты небесные - Лазарчук Андрей Геннадьевич. Страница 50
– Я должен подумать, – сказал президент.
– Я тоже, – сказал Усида. – В конце концов, мы думаем об одном и том же.
Римма печатала со скоростью двести ударов в минуту, и от этой бесконечной пулемётной очереди Геловани уплывал куда-то вверх и вбок, и приходилось выдёргивать себя обратно почти физическим усилием занемевшего мозга. Иногда в монотонный треск вплетались дребезжание и скрежет – машинка была старая, раздолбанная в хлам «Башкирия» с огромной кареткой, похожая на комбайн или сенокосилку; она и новая-то не отличалась бесшумностью…
Никита, стараясь занимать как можно меньше места, варил какой-то особенный кофе из своих старых запасов. Кофе выращивали и обрабатывали на добром десятке планет, и среди Свободных он был весьма ходовым товаром. Господин посол уже сгонял свою страхолюдную девочку (имя которой Геловани начисто забыл, а переспросить стеснялся) в круглосуточный магазин за густыми сливками, потому что иначе пить этот жидкий динамит опасно.
Запах был… да. Очень бодрящий.
Пожалуй, Геловани клюнул-таки носом, потому что пропустил торжественный момент: Римма вытянула из каретки последнюю закладку. Он среагировал только на стон:
– Бли-и-и-н…
Она пыталась помассировать виски опухшими пальцами. Геловани подошёл, встал сзади. Сначала забрал боль из головы, сбросил на пол. Можно было не опасаться, что попадёт в кого-то постороннего: первый этаж. Потом – из шеи и плеч. С одного раза не получилось, а главное – из-за усталости никак не мог сосредоточиться. Не спать семьдесят часов – это многовато…
– Спасибо, родной, – Римма встала, с хрустом потянулась. – Ты опять меня спас.
– Давайте по чашечке, и полетели, – сказал Никита. – Ласточка, ты пока разложи экземпляры… – и Геловани наконец вспомнил: девочку звали Крейзи-Бёрд, так и в паспорте было записано: Оцуп Крейзи-Бёрд Станиславовна, и она очень этим гордилась.
Лицо у Риммы было усталым, осунувшимся и даже старым – этакий проступивший намёк на её календарный возраст. Календарь, разумеется, врал: Римме было немного за тридцать, причем это не видимость, достижимая посредством гимнастик, пластических операций и косметики, а –
истинный биологический возраст организма. Кокон не мог возвратить молодость, но он не позволял организму стариться. Вместо этого он старился сам и в какой-то момент – через сто, сто пятьдесят, а когда и больше лет –
просто исчезал. Шарик лопался в пустоте…
Так умирали все Свободные. За исключением тех, кто оказывался на планетах. Их участь была страшной. Старость приходила за несколько дней.
Поэтому Свободные как могли избегали планет.
– Надо будет смыться наверх, – сказал Геловани. – Если получится. Хотя бы на несколько дней.
– Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы на дно… – хрипло пропел Никита. – Ихтиандры боговы. Как напиток?
– От этих жирных сливок меня пронесёт, – сказала Римма. – Надеюсь, в Кремле есть приличные туалеты?
– Мы не в Кремль. Он на даче, – сказал Никита.
– Тогда проще, – Римма села в уголке кухонного диванчика, не выпуская кружку из рук, закрыла глаза. – Мальчики. Пять минут меня нет, хорошо?
«Мальчики» согласно кивнули. Римма за шесть часов провернула совершенно непредставимую работу: телепатически приняла, перевела на русский и распечатала очень подробную – пятьдесят с лишним страниц –
справку об императоре Бэре и ситуации, в которой он оказался; информацию раскопал оставленный в музее дед уже после того, как Римма и Геловани составили первый доклад – по итогам собственных предварительных и торопливых поисков. Они только собрались отдохнуть…
Крейзи-Бёрд встряхнула своими разноцветными перьями на голове и пронзительно объявила, что тоже пойдёт вместе со всеми. Ей давно хотелось поговорить с президентом. Просто накопилось что сказать…
Никита внимательно посмотрел на неё и покачал головой:
– Не сейчас.
– Ну, Никита!..
– Нет, ласточка, – голос его отвердел. – Не сейчас.
Затренькал телефон. Римма вздрогнула, но глаз не открыла.
Геловани дотянулся до трубки. Это был комдив Виттштейн.
– Данте? Здравствуй, друг. Скажи, пожалуйста, что за мелкий мышиный бред с переучиванием на новую технику? Мне уже пошла вторая сотня рапортов…
Несколько секунд Геловани не мог ничего сообразить. Потом дошло.
– Расскажу, когда увидимся. Рапорта принимай, но не обещай ничего конкретного. Отсылай ко мне. Главное – не называй никаких сроков. Говори примерно так: первый отряд уже сформирован, и по результатам его обучения… понятно, да?
– Так это правда?
– Боюсь, что ещё не вся…
Он, не чувствуя вкуса, выхлебал кофе – густой, как кисель. Встал.
Качнуло.
И – словно тёплая мягкая рука осторожно придержала его за затылок.
Крейсер «Новик» был не просто развитием темы «Гавриила» – та же оправдавшая себя компоновка, вдвое большие размеры, возросшие почти десятикратно масса, тяга двигателей и мощность вооружения. Нет, это был первый построенный на Земле корабль, способный совершать межзвёздные перелёты. Правда, на головные корабли этой серии устанавливались уже готовые эмиттеры производства эрхшшаа, – но это только потому, что технологический цикл производства каждого эмиттера составлял двести восемьдесят дней; сейчас на пути к Земле находился грузовой конвой, везший орбитальные монтажные комплексы – и через год, в худшем случае полтора, Земля уже будет способна сама производить всё необходимое для кораблей открытого космоса…
Проект «Новик» начали воплощать в металл буквально на следующий день после триумфа «Гавриила». В отличие от него, он был не чисто российским, а всеевропейским: комплектующие корпуса производили в Италии, Англии, Германии, Швейцарии, энергетические конверторы – в Израиле, двигатели – в Швеции, а оружие и окончательную сборку – в Т-зонах «Париж» и «Московия», там же, где и сторожевики-»мушкетёры». Всего было заложено двадцать машин, из них четыре уже прошли первые лётные испытания, а головной, «Новик» – встал на боевое дежурство.
Это был своего рода рекорд: всего за полгода двадцать три вагона рабочих чертежей превратились в самое грозное оружие, которым владело человечество…
Вернее, уже не всё человечество: по инициативе Китая, всех Северных Америк (удивительным образом сыгравших в унисон), Пакистана, Бразилии и Аргентины было ликвидировано Объединённое командование флотом. Правда, все страны Европы, Россия, Израиль, Турция и Индия тут же договорились сохранить прежние отношения хотя бы между собой, и о полном разделе флота (хотя бы той его части, которая принадлежала им, – а следовательно, и проекта «Новик») речи идти не могло. Но в сети глобальной обороны теперь зияли гигантские дыры, всякого рода межштабные согласования отнимали чёртову прорву сил и времени – и вообще вдруг стало тревожно.
В «коллективном бессознательном» царило то самое злобно-приподнятое настроение, опасаясь которого, Сунь-цзы ещё полторы тысячи лет назад предостерегал от лёгких побед.
Государственные мужи пока ещё ничего необратимого себе не позволяли – но политики и журналисты вовсю обличали, вскрывали нарывы, предъявляли язвы, распахивали шкафы в поисках скелетов и проводили исторические аналогии. Нужно было срочно напомнить миру, что Россия только благодаря войне смогла вырваться вперёд, при этом оставаясь, как и была, страной варварской, неумытой, лапотной и нелепой; что прежним мировым лидерам нужно немедленно и грозно подняться с четверенек, умыться, поправить фраки и смокинги и вернуться на свои законные места во главе стола, поближе к пирогу; что неспроста, очень неспроста марцальская верхушка, виновная в бесчисленных преступлениях против человечества, открыто живёт в Москве, поспешно амнистированная и натурализованная сразу после перемирия: российская администрация не имела ни малейшего права этого делать, а трибунал в Гааге ещё никто не отменял; что историческая роль России такова: в дни кризисов её выпускают из клетки и натравливают на очередного врага всего цивилизованного мира, а после победы прячут обратно в клетку, потому что оставлять такое косматое чудовище на воле невозможно, неразумно и даже преступно…