Красивые, дерзкие, злые - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 7
– А потом... – протянула Алиса. – Не знаю, сможем ли мы с тетей надолго дом оставить. Хозяйство-то у нас большое, работы много. Мне помогать приходится. Я посуду мою, белье стираю, кур кормлю... А механизации никакой...
– Чего еще хочешь-то? – перебил красавчик. Он принял Алисину игру: в его глазах запрыгали лукавые чертики.
– Хотим новый холодильник, стиральную машину, микроволновку, посудомоечную машину, кухонный гарнитур, – лихо загнула пальцы Алиса.
– Шустрая ты деваха, – покачал головой посланец самого «царя Бориса». – Ладно, сделаем. Еще что-нибудь?.. Но имей в виду, лиса Алиска: даже у золотой рыбки было всего три желанья. Ты использовала – два. У тебя осталось одно. Так что аккуратней с просьбами-то. Не останься у разбитого корыта.
– Пугаете?
– Предупреждаю.
Алиса стала лихорадочно думать: «Чего бы еще попросить у «золотой рыбки»? Эх, дура я, разменялась на какую-то микроволновку!.. Может, денег?.. Но миллион долларов красавчик все равно не даст, а меньше нет смысла просить, только мелочиться!.. Может, квартиру в Москве заказать? Но зачем она мне – когда нет у меня в столице ни работы, ни денег?.. Или...»
– И еще я хочу, – твердо молвила Алиса, – чтобы меня приняли во ВГИК. Или в любой другой актерский вуз в Москве. Без экзаменов.
– Туда не только экзамены сдают, – возразил красавец, в очередной раз чирикая в своем блокнотике. – Там самое главное: творческий конкурс.
Алиса нахально возразила:
– А пусть мне за творческий конкурс засчитают мой танец с президентом. Как этюд.
– Круто берешь, – вздохнула «золотая рыбка» в облике столичного имиджмейкера. – Ну ладно, попробую.
– «Попробую» мне не подходит!
– Хорошо, сделаю.
– И еще...
– Стоп-стоп! Это уже четвертое желание. Перебор!
– А это не мое желание, – упрямо сказала Алиса, – а тети-Верино. Пусть нас в дальнейшем не селят больше в такие дыры с паровозами. Хочу тихие гостиницы с евроремонтом.
Москвич в очередной раз сделал пометку в своем кондуите и покачал головой:
– А ты, оказывается, оторва, лиса Алиса...
Алиса в очередной раз оторвалась от воспоминаний.
Смеркалось. Шофер молча гнал свою «Ауди» по пустынной ухабистой дороге.
Кругом холмы, леса, ни единой деревеньки, разметки или дорожного знака.
Отсюда, из далекой провинции, начинался Алисин путь наверх.
Сюда она возвращалась, чтобы выяснить наконец всю правду о прошлом.
Что Алиса помнила о своей прежней жизни?
Помнила ужасный день, исказившееся лицо матери. И ее страшные слова: «Отец погиб».
Именно так: «Отец погиб». Не «папа умер». Не «отца не стало». Не долгие подготовительные разговоры, подводящие к самому страшному, а неожиданное, короткое, резкое: «Отец погиб».
А после этого – чернота.
Ни отпевания, ни похорон, ни поминок. Больше ничего, связанного с папой.
Забвение. Амнезия.
Затем – сколько времени прошло? Три дня? Неделя? Месяц?
В памяти всплывает плачущая мать. Ее искаженное лицо. Мама говорит с какими-то людьми. Кричит им резко и зло: «Я вам ее не отдам! Не отдам!»
И Алиса вдруг понимает, что эти мамины слова относятся к ней. И помнит, какой приступ ужаса она испытала, услышав их. Противный страх поднялся откуда-то снизу, словно приступ рвоты, и, не владея собой, Алиса тогда закричала:
– Нет! Нет! Я не хочу!! Не отдавай меня!!
И мама кинулась к ней и принялась гладить ее, целовать и утешать:
– Это не о тебе, Алисонька! Это не о тебе! Как ты могла подумать! Я никогда тебя никому не отдам!
А потом – снова сон, темнота. Кто-то ее будит, заставляет перевернуться, поит микстурой...
А затем всплывает еще одна картина, самая горькая: похороны мамы. Отпевание. Смешной дьячок, похожий на мушкетера. Солнечный луч, упавший точно на лицо матери, лежащей посредине церкви в гробу...
Потом – опять сон, длинный-длинный. То с кошмарами, то со сладкими видениями.
И вот – она уже не в Москве, а в неведомом Бараблине.
Над ней склоняется лицо тети Веры:
– Вставай, деточка, в школу опоздаешь...
– Где здесь туалет?
– Вот, Алисонька, сходи на горшочек.
– А настоящий туалет где?
– У нас тут по-другому принято, чем у вас в Москве. В доме удобств нет. Есть будочка зеленая в конце огорода. Хочешь, туда сходи.
И вторым планом бурчание дяди Коли:
– Пусть, пусть до ветру идет. А то зассали мне тут всю избу...
«Ауди», на котором Алиса ехала в Бараблино, пронеслось сквозь притулившуюся к трассе деревушку.
Уже стемнело, ни души на улице. За окнами изб виднеются телевизионные всполохи.
Здесь по-прежнему в туалет ходят на улицу, зато уверенно принимают шесть телепрограмм из Москвы. Цивилизация.
Алиса не раз приступала к тете Вере с расспросами:
Что случилось с отцом? Почему умерла мама?
Зачем ей, Алисе, пришлось уехать из Москвы?
Что стало с родительской квартирой?
Что происходило с ней самой, Алисой, сразу после того, как с родителями случилась беда?
И каждый раз тетя Вера – когда хитро, когда с прибауткой, а когда и зло – уходила от расспросов.
Но теперь-то... Коли соседка, тетя Клава, пишет, что тетка плоха... Теперь-то, перед смертью, она наверняка раскроет свои тайны?
Ведь если не она, кто тогда расскажет Алисе всю правду?
По этой запустелой дороге последний раз Алиса ехала почти десять лет назад, летом девяносто шестого. Тряслась в старом душном «ЛиАЗе». В трусы зашиты деньги, в сумочке – выправленный экстерном аттестат, в чемодане – курица на дорогу и бутылка вишневого компота. Тащилась она от Бараблина до областного центра пять часов, компот от жары скис, пришлось его выбросить и купить на вокзале бутылку пепси-колы.
Красавчик выполнил свои обещания. Почти все.
Когда той весной они путешествовали с президентом – Казань, Саратов, Волгоград, – их с теткой Верой и правда стали селить в тихих гостиницах без вывески. В двухкомнатных номерах, сервированных чайными сервизами, электрическим самоваром, фужерами. Холодильник обычно ломился от еды и выпивки.
Днем они с теткой обычно гуляли по городу, ходили по магазинам, приобретали (как выражался красавчик) экипировку. И каждый вечер их привозили на концерт столичных звезд и усаживали в первый ряд.
И всякий раз повторялось одно и то же. Под самый занавес президент, сидевший где-то рядом, словно не в силах удержаться, скидывал пиджак и вырывался на сцену. Выхватывал микрофон и начинал петь и танцевать. Толпа ревела от восторга. В поисках эффектных кадров к рампе бросались фотографы и телевизионщики.
А потом с букетом к президенту выбегала Алиса. Тот принимал цветы, по-медвежьи облапливал ее, целовал. Порой начинал с ней танцевать.
Много позже, уже скучая в Москве в Гнездниковском, Алиса отыщет отчет, вроде бы случайно забытый в квартире имиджмейкером. И прочтет исследования социологов: то предвыборное турне вместе со звездами эстрады принесло президенту как минимум два миллиона дополнительных голосов на выборах. Коли так, скромно решила Алиса, ее собственный личный вклад в избирательную кампанию – как минимум полмиллиона лишних голосов. Ну или хотя бы триста тысяч. А как вы думаете, сколько стоит образ девушки из народа, в порыве экстаза дарящей букет цветов лидеру страны?
И если в самый первый день Алисин выбег с букетом казался удачным экспромтом, то постепенно он превратился в работу. В самый настоящий актерский труд. Имиджмейкер президента, а звали его Андрей, каждый раз требовал от нее «этюда на перевоплощение»: «Раз уж ты, красавица, на актерский собралась!» Объяснил почему: нельзя допустить, чтобы в головы журналистов или телевизионщиков, освещающих президентское турне (тем более из противоположного, коммунистического лагеря), закралась даже тень подозрения, будто девушка – «подсадная».