Ледяное сердце не болит - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 29

И тем не менее сейчас, гуляя снежным ранним утром с Родионом и перебирая в уме список своих возможных врагов, Полуянов почему-то не сомневался: Казанцев должен до сих пор ненавидеть его. Именно его – хотя ни фактически, ни формально Дима был нисколько не виноват в его падении. Он мог ненавидеть Диму хотя бы за то, что тот остался в строю, работал в прежней престижной газете и о его публикациях порой говорила Москва. Казанцев же, судя по тому, что ни полслова о нем не слышала репортерская братия, впал, видимо, в полное ничтожество. А может, и головой повредился? И теперь решил мстить всем своим обидчикам – включая Полуянова?.. Но могла ли сила его ненависти (размышлял Дима), даже если он съехал с катушек, переплавиться в иное – в силу духа? В силу действия? Ведь это не шутки – похитить человека. И смог бы Казанцев – ради мести Полуянову – что-то сотворить против Нади?.. Вряд ли… Но… Чего только на свете не бывает…

Во всяком случае, эту версию следовало проверить.

Журналист свистнул Родиону, и тот, весь заснеженный, поскакал вприпрыжку к подъезду – радовался, что хозяин сегодня не отделался формальным пятиминутным гуляньем, а разрешил с утра поноситься ему вдосталь.

Время уже перевалило за шесть, таджики расчистили тротуар вдоль всего дома. Потянулись к автобусу первые труженики, ранние птахи. Не меньше трети окон загорелось в многоэтажных домах – а на улице по-прежнему было черным-черно: рассвет даже не наклевывался.

Как ни странно, но после того, как похититель развязал Наде ноги и руки, она почувствовала облегчение и успокоение. Несмотря на то, что она находилась неизвестно где, и по-прежнему сиротливо светила тусклая лампочка среди тоскливых бетонных стен, и ее дальнейшая судьба представлялась неясной. Однако Надя поняла, что прямо сейчас ее не будут убивать или мучить – и этого оказалось достаточно, чтобы дикое напряжение, владевшее ею, отпустило.

Оттого что расслабились мышцы и стало возможно устроиться на кровати с чахлым матрасиком так, как хотелось, Надя неожиданно уснула. Прямо-таки провалилась в черную бездну. Ей ничего не снилось, и она ничего не чувствовала и не знала, сколько проспала. А когда проснулась – к ней вернулись силы, и она поняла, что способна сопротивляться. Она не знала – как, и не ведала – насколько ее хватит и что ей надо делать. Однако Надежда не собиралась сдаваться, и ей хотелось отомстить неведомому похитителю за унижение и боль. Она чувствовала, как наливается синяк под глазом – след от удара, и хотела пить и есть, и еще ей не мешало бы умыться… Но она понимала, что ее воля к сопротивлению не сломлена. Пока не сломлена.

И в этот момент Надя расслышала за стеной отчаянный женский крик.

– Нет! – кричала женщина. – Нет!! – А затем она взмолилась: – Нет, не надо! Пожалуйста, не надо! Ну, я прошу вас! – В голосе кричавшей послышались слезы.

От диких возгласов за стеной лоб Нади покрылся испариной. Дыхание участилось. Что за женщина там находится? Что с ней творят?

После минутной паузы крик сменился плачем и жалобными стонами сквозь слезы.

– Ну прошу вас: не надо!.. Я вас умоляю… Вы же просили у моего папы денег… Он даст вам больше… Он даст вам сколько захотите… Только не мучайте меня… Ну пожалуйста…

В ответ на это не раздавалось ни угроз, ни утешений – видимо, похититель действовал в полном молчании, с равнодушием робота. Но что он делал там? Так как Надя не видела того, что творилось за стеной, происходящее там было вдвойне страшнее.

Вдруг из-за стены раздался резкий механический звук – будто бы работала бормашина, только в несколько раз громче. Или, может, то была циркулярная пила?! «Вз-з-жжж-ззз-жжж!» – неслось из-за стены, и этот звук стал перекрываться дикими воплями. Они звучали еще громче, еще отчаянней, еще неукротимей:

– Нет!!. Пожалуйста!!. Не надо!!. Я прошу вас!!. Ну, пожалуйста!!.. Перестаньте!!. Не подходите ко мне!!.

И не прекращался жестокий свист механизма.

А потом крики сменились нечленораздельным, больным воплем:

– Аааа-а!!! – и в тот же момент тональность звука механизма сменилась – как будто он обрушился на невидимую преграду, и женский рев стал совершенно невыносим. Он поднялся до таких высот боли и отчаяния, что Надя не выдержала, подлетела к каменной стене, из-за которой доносились вопли, и, не помня себя, забарабанила по ней руками:

– Перестаньте! Прошу вас! Прекратите!

И почти в тот же самый миг (словно Надю услышали) крик женщины оборвался на самой высокой ноте, и тут же стих свист циркулярной пилы. Наступила оглушительная тишина, в которой Надежда слышала лишь собственный умоляющий голос: «Не надо! Перестаньте! Хватит!..» – и свои удары ладонями о бездушный камень.

И в ответ – тишина. И ничего, кроме тишины.

Надя, задыхаясь от слез, сползла по стене на бетонный пол.

А через несколько минут заскрипели засовы и зазвенели ключи – уже в дверце ее каморки.

Вошел похититель – он сменил свое одеяние и маску – но это, безусловно, был он, Надежда узнала его по осанке и фигуре. Сейчас мужчина был одет в хирургическую курточку лазоревого цвета и такого же тона шаровары. Голову его прикрывала белая врачебная шапочка, а низ лица – марлевая маска. Кисти рук оказались защищены резиновыми хирургическими перчатками. Но – самое главное, и самое страшное! – куртка похитителя, и его маска, и его штаны были окроплены мелкими красными пятнышками, а перчатки – обагрены кровью.

Он подошел к Надежде, сжавшейся в комочек у стены, и прошипел из-под маски:

– Тихо сидеть! Не кричать!

Свои слова он сопроводил резким ударом по лицу. Замахнулся второй раз – Надя закрылась руками, и тогда мучитель изо всех сил пнул ее ногой по ребрам.

– Не волнуйся! – ухмыльнулся он. – Дойдет и до тебя очередь!

А потом вышел, оставив плачущую Надю на полу. Снова зазвенели ключи и лязгнул запор.

В то утро Романа Ивановича Бахарева, как и вчера, разбудил телефонный звонок – только на сей раз не мобильника, а городского аппарата. После исчезновения дочери он перестал отключать свои средства связи даже на одну минуту.

– Роман Иванович? – проскрипел простонародный женский голос. – Это снизу, консьержка говорит.

– Ну? – выдохнул Бахарев.

– Вам тут посылочку принесли.

– Что?! – не понял со сна он. – Какую еще посылочку?!

– А вы подойдите, получите, да и посмотрите.

– Ща подойду, – буркнул в трубку Бахарев.

Сроду не приносил ему никто на дом никаких посылок – разве что с фельдъегерем с работы документы привозили, когда он гриппом прихварывал. Да еще на пятидесятилетие деловые партнеры из Германии присылали экспресс-доставкой подарок. Но курьеры и экспресс-почта предварительно звонят, не падают как снег на голову – и теперь сердце не проснувшегося толком Бахарева застучало. В ушах зашумело. Показалось, что неведомая посылка может быть от похитителя Марии. Он накинул атласный халат на пижаму и в домашних туфлях, неумытый, спустился вниз на скоростном лифте.

– Возьмите, – консьержка протянула в окошко сверток величиной с обувную коробку.

Сверток был запаян в полиэтилен, а между пленкой и упаковочной бумагой находился лист с адресом – отпечатанным на лазерном принтере. Бахарев не стал спрашивать, кто принес посылку. Если окажется, что она имеет отношение к Машеньке, консьержку допросят профессионалы. Роман Иваныч еще не решил, кто конкретно ею займется – подручные Резо или подчиненные полковника Ткачева – но в любом случае, это будут профессионалы, умеющие выпытывать правду.

Со свертком под мышкой он поднялся в квартиру. Ножницами взрезал полиэтилен, а затем оберточную бумагу. Под бумагой находилось что-то узкое и длинное. Это «нечто» снова было завернуто во множество слоев черной пленки, применяющейся для изготовления мусорных пакетов. Не ожидая ничего хорошего, Бахарев взрезал слои полиэтилена.

Перед ним оказалась рука – кисть и предплечье почти до самого локтя. В нескольких сантиметрах от места, где она была отрублена, руку перетянули резиновым жгутом – видно, чтобы не слишком сильно кровоточила. И все равно вся она была в подтеках крови – и запястье, и кисть, и пальцы…