Оскар за убойную роль - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 35
Таня включила приемник, но с веселой музыкой тоже вышел облом. Равнодушный голос диктора вещал: «Четыре взрывных устройства были обнаружены вчера вечером в окрестностях Грозного… «Татьяна ругнулась и выключила радио: она ненавидела начинать день с негатива. Никогда не понимала людей, которые, едва проснувшись, врубают новости и, сонно хлопая глазами, слушают про взрывы и про убийства. Но сейчас от новостей никуда не деться: как раз шесть часов, и, значит, на всех радиостанциях идут информационные выпуски, а они в России известно какие: тут украли, здесь взорвали, там по голове стукнули…
Кофе казался горьким, тишина в кухне – зловещей. Изо всех сил хотелось сбежать от своих невеселых мыслей, чем-то забить их, и тогда Таня добавила в чашку сахара и сунула руку в стопочку аудиокассет, выстроенных на подоконнике. Под руку попался Иван Кучин – исполнитель блатных песен. Приличные девушки такую музыку не слушают, а Танина мама этого певца вообще именует Кучкиным и люто ненавидит. Неоднократно приказывала дочери: «Татьяна! Пожалуйста, выкинь эту гадость! Как может интеллигентный человек слушать подобное барахло!»
Но разве когда бывало, чтобы Таня послушалась Юлию Николаевну! Наоборот – Кучин-Кучкин теперь лежал на видном месте и периодически, под смешки и ухмылки, прослушивался.
Таня вставила кассету в магнитофон, нажала на «play». Бодрый голос пропел:
«Я помню, вы увидели колечко – ну как же тут витрину не разбить?»
Таня впервые за это хмурое утро улыбнулась и ехидно спросила певца:
«А просто купить колечко ты не пробовал?» Кучин помогал ей забыться. В следующем куплете герой песни с надрывом сообщил:
«И покатился я, как то кольцо, туда, откуда мне возврата нету…»
«А ты чего-то другого ждал?» – поинтересовалась Таня. Снова улыбнулась, сделала еще один глоток… и вдруг подумала: «А Кучин-то правду поет! Ведь только начни катиться – потом не остановишься! Я ведь тоже – лечу, как то кольцо!.. Безвозвратно, под откос!»
Ее передернуло. М-да, а она еще улыбаться пытается. Чему?! В жизни-то все плохо, шатко, непредсказуемо! Ладно, увольнение с работы и волчий билет в рекламном мире еще пережить можно. А вчерашний взрыв машины? И ночную аварию?! Ведь, возможно, она пьет кофе в собственной уютной кухне в последний раз. Парень, которого она сшибла, за эти сутки с лишним вполне мог умереть!
Таня отодвинула недопитую чашку – кофе все равно кажется горьким, сколько сахара ни бросай. А жизнь, раз уж она пошла неправильно, ничем не подсластишь… Нужно что-то делать – нельзя больше сидеть в неопределенности. А что делать? Хотя бы… хотя бы поехать в больницу. И узнать, как самочувствие того парня, которого она сбила позавчера. А потом, потом… потом, наверно, надо поставить Валерочку перед фактом: она отправится в милицию и во всем признается. Пусть лучше уж будет наказание, чем ожидание его неотвратимости.
На отделении реанимации висела табличка: «Закрыто, звоните!»
Звонить и нарываться на очередного сволочного охранника Татьяне совсем не хотелось. «Придется ждать, пока кто-нибудь выйдет», – подумала она и досадливо пнула ногой запертую дверь. Та неожиданно подалась. «Вот тебе и «закрыто»!» – порадовалась Таня. А дальше пошло еще проще – непосредственно перед реанимацией оказался никем не охраняемый предбанничек, где висели не только белые халаты, но и бахилы, и шапочки, и марлевые повязки. «Вот это сервис – для нас, конспираторов!» – весело подумала Таня, облачаясь в халат и поправляя перед карманным зеркальцем шапочку. Вид получился вполне «медицинский». «Будто молодая, но уже с мировым именем врач», – похвалила собственное изображение Татьяна.
Вошла в реанимацию и строго спросила у первой же попавшейся сестрички:
– Где Кирилл Евгеньевич?
– В третьем боксе. Направо по коридору, – вежливо доложила сестра.
Таня кивнула и решительным шагом вошла в нужную комнату. Фу, ну и работка у доктора! Шесть коек, все заняты пациентами, по виду – тяжелыми: бинты, капельницы, кто стонет, кто кряхтит… Но Кирилла Евгеньевича мрачный антураж совсем не смущает: с увлеченным видом рассматривает отвратительную на вид рану.
Таня подошла неслышно – спасибо бахилам! Осторожно коснулась руки доктора, вполголоса позвала:
– Кирилл?..
Доктор обернулся.
Радостного блеска в его глазах Таня не увидела.
Наоборот: нахмурился, будто перед ним не красивая девушка, а лимон с солью, но без текилы. Не поздоровался и спросил – между прочим, почти грубо:
– Как ты сюда попала?
– Во-первых, доброе утро, – перебила его Татьяна, ослепительно улыбаясь.
Еще ни один мужчина перед ее улыбкой не устоял. Даже доходяга с гнойной раной, которого осматривал Кирилл Евгеньевич, и тот, еле шевеля губами, прошептал:
– Здравствуй, доченька!
Но то ли доктора – люди особенные, то ли сегодня она выглядит такой кикиморой, что даже улыбаться бесполезно, – только ответной улыбки Таня не дождалась. Кирилл Евгеньевич так и остался строгим и хмурым. Он взял Татьяну под руку:
– Пошли.
Вывел ее из палаты, втолкнул в пустой кабинет и снова спросил – ужасно требовательно:
– Как ты сюда попала?
Пришлось отвечать.
– Делов-то, – буркнула Татьяна. – Сначала – через забор. А потом дворника вашего обольстила. Он объяснил, что в реанимацию через подвал можно пройти. – Она заглянула врачу в глаза и добавила: – А подвал ваш больничный, между прочим, ужасное место. Там крысы живут.
Она снова улыбнулась – как можно беззащитней, чтобы на ее лице доктор прочитал радость от того, что она наконец уже не в подвале, а здесь, с ним, под его защитой.
Обычно даже отчим – на что уж непробиваемый тип! – и тот от ее обворожительной улыбки таял, но этому Кириллу – все нипочем. Никак не успокоится, все ворчит и ворчит:
– Зачем ты пришла?! Я же сказал тебе – сидеть и не высовываться!
– Не могу я… дома… – вздохнула Таня. И соврала: – Мне там страшно.
Хотя, конечно, ничего страшного. Просто тоскливо.
– А здесь тебе, значит, хорошо? – прищурился врач.
И Таня честно ответила:
– Здесь, с тобой, – да.
А у доктора снова никакой реакции. Вот чурбан! Ему прямо в лицо неприкрытыми комплиментами сыплют, а он стоит мрамор мрамором!
Таня изо всех сил старалась выглядеть беззаботной, но на самом деле едва сдерживала слезы. Ну, вот. Опять все идет не так. А ей почему-то казалось, что врач, как увидит ее, обрадуется. И, может быть, даже обнимет…
Таня устало сказала:
– Не сердись, пожалуйста. Я сейчас уйду…
– Лучше б ты вообще не приходила, – перебил ее доктор.
– Но мне нужно знать! Я две ночи не спала. Из-за… из-за этого парня. Он жив?
– Эх, Татьяна… – вздохнул доктор.
Похоже, долго злиться он не мог: лицо постепенно разглаживалось, глаза светлели.
– Так жив или нет? – почти выкрикнула она.
– Да жив, жив, успокойся. Вчера прооперировали его, состояние стабильное…
У Тани сразу отлегло от сердца.
– А что вы ему оперировали? – с умным видом спросила она.
– Таня! Не забивай себе голову, – отмахнулся Кирилл. – Я тебе еще вчера сказал: будет твой клиент жить. Через месяц выйдет из больницы и начнет с новыми силами колоться, а потом под колеса прыгать.
– Слушай, а к нему… А его… – Таня замялась – не знала, как сформулировать вопрос. Но Кирилл ее понял с полуслова.
– Зовут его Воронцов Виктор Викторович, двадцать пять лет, живет в Капотне, прописан один, дома трубку не снимают, вот все, что знаю.
– А вы… сообщили, ну, туда… – Таня снова замялась. Да что с ней такое, совсем говорить разучилась! Бессонная ночь, что ли, сказывается – или доктор Кирилл на нее так действует?
– В милицию? – опять догадался Кирилл. – Да видишь ли, с милицией ерунда получилась. По правилам, туда девочки из регистратуры должны сообщать. Но можем и мы, врачи. Так вот, я пообещал, что позвоню сам, а девчонки и рады – на меня свою работу спихнули…