Пока ангелы спят - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 45

…Туристы ломанулись в кафе, туалеты и сувенирные киоски. Мы тоже зашли в кафе. («Наверно, большой доход дает в столь бойком месте».) Взяли в самообслуживании два кофе, большую бутыль минералки и пару пирожных: по жаре есть совсем не хотелось. Цены в кафе кусались больнее московских, поэтому лишь немногие туристы последовали нашему примеру. Большинство предпочло «экономический вариант» – развернули на деревянных незастеленных столах захваченную из дому провизию: вареные вкрутую яички, бутерброды с сыром, жареных кур и помидорчики с огурцами. Получилось совсем как на подмосковном пикнике или в плацкартном вагоне Москва – Краснодар. Запасливые поглощали домашнюю снедь слегка смущенно, а те, кто позволил себе потратиться, бросали на них презрительные взгляды поверх пива за двадцать шекелей стакан.

Мы с Наташей сидели друг против друга. Мне особенно нравился сегодня ее расслабленный, успокоенный, милый вид – отчего-то подобное выражение появляется у россиян только за границей. А может, она выглядела умиротворенно оттого, что доверяла мне? Потому, что ей хорошо со мной? Мне хотелось бы в это верить.

– Леш, а помнишь, – вдруг спросила, отрываясь от кофе, Наташа, – экскурсоводша говорила, что в иврите нет гласных букв – только согласные.

– Ага. И заглавных букв нет. Одни строчные. И пишут наоборот: справа налево.

– А как же здесь тогда читают? И говорят?

– Не знаю.

– И я не знаю.

– А интересно было бы выучить все языки. Ну, хотя бы основные. Иврит, японский… Такие у нас у всех различные культуры… Знаешь, в иудаизме придают особое значение сокращениям, аббревиатурам… Стараются разглядеть в них особенный, скрытый смысл…

– Поэтому, наверно, при социализме было так много аббревиатур, – улыбнулась Наташа. – ДОСААФ, вуз, комсомол…

– А в аббревиатурах и правда, наверное, есть смысл, – продолжил я свою мысль. – Ты, например, – Наташа Нарышкина… Или – НН …

Я легким росчерком нарисовал на салфетке вензель – две переплетенные Н и продолжил:

– Звучит загадочно… Словно из прошлого века… «В особняке княгини НН давали бал…» Княгиня НН…

– Княжна, – с улыбкой поправила меня Наташа.

– Да, княжна… НН… Необычная Незнакомка…

– А может, я – NN? – улыбаясь, с английским прононсом произнесла Наташа. – Networld News… [12] Ну, а ты?

– А что я… Я – Данилов Алексей…

Легким бегом паркеровского пера я нарисовал на салфетке монограмму: Д да А.

– Получается… – Я выдержал паузу, а затем пристально глянул в самые глаза Наталье: – Получается – «ДА!»…

Наташа чуть смутилась под моим взглядом, отвела глаза и, слегка кокетничая, тихо сказала:

– А может, и не «да»?.. Может, ты не «Данилов Алексей», а, наоборот, «Алексей Данилов»?.. Тогда выходит…

Она выхватила у меня салфетку, ручку…

– Получается…

Она написала на салфетке: «АД». И повторила:

– Получается – «ад»!

Мне не понравилась эта шутка. От нее повеяло внезапным, ледяным холодком – как из того подъезда на Дмитровке, где помещалось странное издательство… Как из автоответчика, вдруг поведавшего мне послание от давно умершего человека… Как из моего собственного жуткого сна – когда вместо только что написанных нормальных букв в компьютере появились чудовищные, непонятные иероглифы…

Чтобы избавиться от наваждения, я встал и отошел к стойке заказать пива.

Спустя час мы оказались в самом сердце Иерусалима, в старом городе.

Экскурсия вступила в древний Ершалаим через Львиные ворота, пройдя сквозь аэропортовскую рамку – металлодетектор. Врата охраняли современные стражники: загорелые, сильные парни и девушки в форме оливкового цвета, вооруженные мощными автоматами. Растянувшись, наша группа, вместе с другими разноязыкими туристами, потянулась в горку по узкой улочке – Виа Долороза. По обеим сторонам теснились старые каменные дома. Во многих помещались лавки с выставленными напоказ в витринах и вывешенными на улице сувенирами. Мелькали маленькие, средние и огромные кипарисовые кресты; футболки с надписями Jesus Christ – Superstar и I love Virgin Mary [13]; миленькие терновые венки в натуральную величину и даже сувенирные гвозди с остриями, выкрашенными под цвет крови алой краской. Ничто: ни пейзаж, ни окружение, ни обстановка – не напоминало о том, что идем-то мы по Крестному пути, по тому пути, каким всходил на Голгофу богочеловек. Разве что тяжесть на сердце, глубокая грусть, вдруг охватившая меня, свидетельствовали об этом. Наверное, то был тот след – след страданий, – что не смогли затоптать за два тысячелетия ни римляне, ни иудеи, ни турки, ни крестоносцы… Ни паломники, ни мириады разноязыких туристов, исходивших скорбную дорогу… Наверное, этой тяжестью на сердце и был ОН – неистаптываемый, сохранившийся на века след от крестных мук Христа, взошедшего этим тягостным путем… «Или`, Или`! Лама` савахфа`ни!.. Боже, Боже, для чего Ты меня оставил?!»

Наташа грустно молчала и почти не смотрела по сторонам, не слушала скороговорки гида:

– Сейчас мы с вами поднимемся вверх по лестнице – примерно посредине нее слева по ходу нашего движения расположена шестая остановка на крестном пути Иисуса Христа. Именно здесь, по преданию, святая Вероника утерла полотенцем пот с его лица…

То ли не покидающие меня мысли о трагедии, некогда совершившейся здесь, то ли жара, то ли толпы людей были тому причиной, но чувствовал я себя все хуже и хуже. Голос экскурсовода доносился словно сквозь вату, накатывалась тошнота, и кружилась голова. Будто в полусне, мы продолжали тащиться по древним улицам, и я почти ничего не замечал вокруг себя.

– А сейчас, товарищи, – сказала экскурсовод, глянув на часы, – у вас пятнадцать минут перед экскурсией в Храм Гроба Господня. Вы сможете приобрести сувениры. Я советую вам купить здесь крестики, а также свечи. Напомню, что кресты, которыми вы прикоснетесь к Гробу Господню, считаются освященными без всякого дополнительного участия священников. Свечи, которые вы сможете опалить от лампад у Гроба, также считаются святыми. Тем самым вы, по поверью, сможете взять с собой домой Господний свет.

– А как же мы свечи зажженными-то повезем? – изумилась какая-то дама в толпе.

– Достаточно поджечь свечу и сразу ее затушить, – терпеливо пояснила экскурсовод. – Она уже будет считаться освященной… Я рекомендую вам сделать покупки в этой арабской лавочке – здесь очень низкие цены. Во всех других намного дороже.

– Она, наверное, свой процент у хозяина этой лавки имеет, – тихо проговорил кто-то сзади меня в толпе.

– Ты думаешь?

– Та конечно!

– Но все равно пойдем – говорят, там, в самом храме, цены на свечки дикие…

Я вместе со всеми поплелся в лавку. Хозяева-арабы, казалось, поджидали нас. Они услужливо кланялись входящим. В кондиционированной прохладе магазина мне стало лучше, но ненамного. Превозмогая себя, я купил два крестика, себе и Наташе, и еще двадцать свечей – в Москву, на сувениры. Меня не покидало чувство ирреальности происходящего.

– Торгующие у храма, – усмехнувшись, шепнула мне Наташа.

И вот, наконец, с двадцатиминутным опозданием, оттого что кому-то приспичило в туалет, а кто-то побежал искать лавчонку еще подешевле, мы вступили на площадь перед Храмом. Всю ее заливало ослепительное солнце. Я совсем не так представлял себе Храм.

Купола не видно. Глухая ровная стена, сложенная из глыб. Вделанные в стену мраморные колонны, одна из них наискось треснувшая. Низкие, узкие ворота – скорее даже не врата, а дверка, ведущая внутрь.

Экскурсовод что-то рассказывала – и, наверное, что-то интересное, потому что вся толпа сгрудилась вокруг нее. Я вроде бы слушал, но не понимал из ее речи ни слова. От стояния на жгуче-солнечной площади мне опять стало хуже. Голова кружилась, комок изнутри подкатывал к горлу. Наташа непонимающе заглядывала мне в глаза – наверное, я выглядел неважно, – но ничего не спрашивала.