Звезды падают вверх - Литвиновы Анна и Сергей. Страница 61
Однако Оператор отчего-то не сомневался, что ему удастся договориться с Кольцовым. Условия, которые американцы предложили «объекту», поразили даже его воображение. Кольцову можно было посулить максимум десять миллионов долларов плюс убежище в тихой стране. Оператор почувствовал укол профессиональной ревности: ему за всю операцию, за весь риск предстояло получить куда меньше. Жаль: не удастся получить деньги, адресованные «объекту», самому, а потом замочить его! Такой случай «тихие американцы», конечно же, предусмотрели. И все-таки десять зеленых «лимонов» для Кольцова – как-то уж чересчур много. Они, видать, решили поразить воображение «объекта». Разве можно, смекнули они, устоять против такого предложения – да еще полунищему российскому военному отставнику, подрабатывающему частным извозом!.. Не устоит он, ох не устоит… Он, Оператор, и перед меньшей суммой не устоял…
Да, он сломался… А вот теперь ему так муторно и тоскливо… Откуда эта ноющая боль? То ли сердце, то ли желудок… Скорей бы все это кончилось… Оставалась последняя фаза операции: выйти на «объект» и вступить с ним в контакт. Кольцо вокруг него, кажется, сжималось. Бог даст, все решится в течение ближайших полусуток.
Итак, последние двенадцать часов. Двенадцать часов напряжения и страха. Последние полсуток в этом удушливом, унылом, бандитском государстве… А там: «Прощай, немытая Россия!..» Он волновался, как всегда, перед решающей стадией операции и молил бога, чтобы у него все получилось.
– Что ты с ним сделал? – с ужасом спросила Лена.
Она решила предать забвению вчерашнюю перепалку со вздорным попутчиком. Поэтому, выглянув в коридор, предложила ему пройти в купе и выпить вместе кофе.
Но Юрий Васильевич, с благоговейным ужасом взглянув на Ивана, пробормотал:
– Нет-нет, спасибо. Мне и здесь очень хорошо.
Его голос на пониженных тонах звучал необычно подавленно.
Агроном остался стоять в коридоре, обозревая заоконный пейзаж, а Лена с Иваном в приятном уединении принялись за кофе.
– Иван, ну объясни… Мне же интересно… Как ты с агрономом-то управился?
Кольцов пожал плечами:
– Я и сам не знаю! Когда в шесть утра он включил радио, я ужасно разозлился. И самому спать хотелось, и тебя будить жалко… Честное слово, я просто вывел его в коридор. Посмотрел в глаза и попросил нам не мешать.
– А ты ему… ну… ничего не повредил?
Иван понял намек, содержавшийся в словах Лены. Опустил голову. Глухо ответил:
– Нет, Лена. – И еще раз, твердо: – Нет… Я долго думал… Понимаешь, не думаю, что могу вот так, на ровном месте, вредить… Я просто внушил ему, что он здесь – лишний… А может, он и без меня, как человек тактичный, все понял и вышел…
– Ага, был бестактный, а стал тактичным!.. – Лена задумчиво помешала ложечкой кофе. Потом пристально посмотрела Ивану прямо в глаза: – А твоя жена?.. – Ей ничего не оставалось, как задать вопрос напрямую.
Он твердо ответил:
– Я не верю в то, что мог убить Марину.
– Но кто же тогда это сделал?
Лене очень хотелось, чтобы слова Ивана оказались правдой.
Иван потерянно покачал головой:
– Не знаю… В одном уверен – убивать я не могу.
– Но ведь другое – можешь?! Абрикосовское кафе помнишь?.. А числа в казино?.. А меня усыпил… Усмирил бешеного агронома…
Он горячо спросил:
– Ну и кому от этого стало плохо?.. Кому – от того, что я выиграл?! Алле Бельской? Казино ее разорилось, что ли, от этих семи тысяч? Для них это – пыль… При мне мужик двадцать тысяч долларов проиграл! Представляешь: двадцать тысяч!.. А то кафе… Прости меня за кафе…
Он опустил голову.
– А что – кафе?! – жарко воскликнула Лена. Она почувствовала, что Иван в эту минуту, пожалуй, как никогда раньше, нуждается в ее поддержке. – Почему это «прости»? Ты очень здорово вел себя в кафе. Расшвырял бандитов. Один… А уж как ты их раскидал – ну какая разница…
Лена соскочила со своей полки и села рядом с ним. Порывисто обняла, положила голову ему на плечо.
– Ты знаешь, я думаю, – прошептала она, – ведь на обезьяну, которая первая взяла в руки дубину и огрела своего обидчика по башке, тоже, наверно, другие обезьяны смотрели… ну, как на ненормальную, что ли… А потом, вскоре, все остальные вслед за ней дубинки похватали… Вот я и думаю – знаешь что?.. А может, ты – как та, первая обезьяна?.. Представитель нового рода?.. А правда, – шепнула она ему в ухо, – жил, жил гомо сапиенс, развивался-развивался… Летать научился, передавать изображение на расстояние, связываться с кем хочешь… Самолеты, телефоны, телевизоры, Интернет… А сам человек как был прямоходящей обезьяной, так и остался… Все те же у него пять чувств… И без своей техники он не может ни черта…
Иван слушал, крепко сжав ее ладонь.
– И вот я думаю, – вдохновенно продолжала шептать ему в ухо Лена, – неужели он, человек разумный, сам по себе не будет развиваться?.. Неужто у него так и останется, как миллион лет назад, только мозг да руки? И все?.. И никакого прогресса?.. И никаких новых органов чувств?.. А может, ты, Иван, – горячо говорила она, обжигая ему шепотом шею, – как раз и есть тот новый человек, человек чувствующий?.. И скоро все будут – как ты?..
Иван вздохнул. Сильно, словно спасательный круг, сжал ее руки. И глухо сказал:
– Молодец… Сейчас придумала?..
– Нет, еще вчера…
– Ты моя умница…
Лена обратила внимание, как через силу, напряженно, почти навзрыд прозвучали последние слова Ивана.
– Что-нибудь случилось? – озабоченно спросила она.
– Что-то мне нехорошо. Тревожно как-то…
– Роман? – побледнела Лена.
– Нет, не Роман, – твердо ответил Иван. – Что-то происходит здесь, в Поволжске.
– Но «хвоста» ведь не было, – робко сказала Лена. В голове мелькнула дурацкая мысль: она бы никогда раньше не подумала, что ей, филологу и учительнице русского языка и литературы, придется употреблять слово «хвост» в значении «слежка»…
Месяц назад на первой платформе поволжского вокзала произошла перестрелка. Приезжих вьетнамцев встретили местные боевики. Деловая беседа переросла сначала в оскорбления. Оскорбления – в замахи классического стиля карате, которыми вьетнамцы попытались устрашить поволжских «деловых». «Деловые» поступили радикально: открыли огонь на поражение. В перестрелке погибли два вьетнамца и один местный бандит. Под пули попала и случайная прохожая, ее еле выходили…
Как назло, с тем же поездом, что и вьетнамцы, в Поволжск прибывала съемочная группа с ОРТ. Оператор, не раз бывавший в Чечне, хладнокровно заснял перестрелку во всех подробностях. Пленку тем же вечером показали в информационной программе…
На следующий день распоряжением мэра в Поволжске был введен особый режим. Милиционеров отозвали из отпусков, в город стянули солдатиков внутренних войск, обратились с призывом к народным дружинникам… Местные бандиты поубавили активность, а простые горожане быстро привыкли носить с собой паспорта и не показываться на улицах после одиннадцати вечера. И хотя никаких перестрелок больше не происходило, каждый прибывший поезд до сих пор встречал патруль, состоящий из двух милиционеров и одного дружинника.
Во вторник, семнадцатого августа, ничего не предвещало изменений в «особом режиме». В восемь утра на службу заступила новая смена. А в восемь ноль одну в вокзальное отделение милиции прибыл «московский десант». Нахальные, самоуверенные гости дали местным ментам строгий приказ под ногами не мешаться. А крепкие москвичи рассыпались по платформе, на которую вот-вот должен был прибыть столичный поезд.
– Что там наш режим… – потрясенно сказал лейтенант милиции Савельев, наблюдая через окно за приезжими коллегами. – Мы поезд втроем встречаем. А их – человек двадцать!