Опоздавшие к старту - Ливадный Андрей Львович. Страница 33

Она застыла, остановилась, будто налетела на неодолимую стену: впереди там, где узкий уже едва угадывающийся съезд на свалку соединялся с бывшей федеральной трассой, стояла бронемашина, точно такая, как ей виделось в кошмарном сне, а из нее выскакивали механические фигурки…

Сутки назад Инга не отличила бы их от людей. Она не могла понять, каким образом в ее сознании прижилось то знание, вернее опыт которым, по всей видимости, владел Аргус, но ее резко прояснившийся взгляд тут же подметил ту самую неестественную для человека ритмику движений, что демонстрировали высаживающиеся полицейские.

Ночной кошмар тут же притупился, потускнел, новое острое ощущение уже реальной, смертельной опасности обожгло, и она, вместо того, чтобы бежать сломя голову, медленно попятилась назад. Инга не забыла, как стрелял в нее полицейский, кожу на виске, ободранную пулей до сих пор саднило, и она продолжала медленно пятиться, пока не уперлась спиной в шероховатые бетонные блоки навеса.

Почему? Почему все так происходит? Что я сделала? Ну да, влезла в систему спутника, но не убивать же за это?..

– Тебя убьют. – Внезапно раздался тихий, ровный голос, который был слышим скорее через вибрацию черепной кости. Ощущение внезапное, неприятное, ошеломляющее… – медленно отходи к навесу. Там тебя не заметят.

Инга дрожала всем телом. Ее била бесконтрольная нервная дрожь. Не зная, как и что отвечать, она медленно попятилась, видя, что полицейские сервомеханизмы уже развернулись цепью с явным намерением прочесывать свалку.

Возможно, верить внезапно услышанному голосу было ошибкой с ее стороны, но куда бежать?

Все складывалось страшно, нереально, безысходно, но именно безвыходность ситуации породила в ней внутренний протест. Сначала робкий, слабый, приглушенный истовым желанием жить, жалостью к самой себе, но бессилие перед надвигающейся неотвратимостью, ощущения подкашивающихся ног, слабости отказывающегося повиноваться тела, разбудили внутри что-то древнее неодолимое, ассоциирующееся с легким помутнением рассудка и железистым привкусом во рту, когда ледяной озноб вдруг сменился горячей волной ярости, затуманившей зрение.

Нет. Я не могу ничего сделать. Мне нужно спрятаться, стать незаметной среди хаоса нагроможденного вокруг металла, не двигаться, и тогда быть может, все обойдется, они не заметят меня…

А что обойдется?

Инга находилась в странном и страшном состоянии, словно падала в пропасть, сжавшая в ожидании рокового удара, который все не наступал, а его предчувствие становилось все более тягостным, невыносимым…

Она забилась под какой-то ржавый остов разобранной машины, затаилась, наблюдая как цепь полицейских сервомеханизмов, миновав открытое пространство, начала дробиться на группы, втягиваясь в сумеречные ущелья меж штабелями подготовленных к утилизации автомобилей.

Сердце постепенно успокаивалось, возвращалась способность мыслить здраво, хотя толку от здравомыслия в ее положении – чуть, при попытке привести мысли в порядок тут же наваливалось чувство безысходности: она все отчетливее понимала, что сделала роковой шаг в своей жизни, перечеркнув и прошлое и будущее. Ну, на что ей сдался этот спутник? Вторгаться в систему глобальной навигации было самонадеянно и глупо…

И что теперь?

Как жить? Дорога назад в город заказана, там ее непременно арестуют, если не убьют, как пытался сделать полицейский сервомеханизм. Остаться здесь? Но вокруг пустоши – опасное для жизни пространство, где обитают только мутанты…

Ее мысли прервала сухая трескучая автоматная очередь.

В глубинах свалки кто-то пытался оказать сопротивление полицейским сервомеханизмам, Инга конечно не являлась специалистом по вооружениям, но знала, что современное оружие, которым пользуются силы правопорядка в основном бесшумное, да и основано оно на иных принципах, – помимо излучателей различных волн, воздействующих на человеческий организм, полицейские применяли и кинетическое оружие, – ссадина на виске тут же напомнила о себе тупой саднящей болью, – однако выстрел из импульсного пистолета сопровождается едва слышным сипящим звуком, но никак не звонким грохотом.

Автоматная очередь ударила вновь, затем, вторя ей, зачастили и одиночные выстрелы, рассыпаясь глухим перестуком, Инга едва успела подумать, что в глубинах свалки завязался настоящий бой, как вдруг, перекрывая остальные звуки, послышался басовитый гул, – от горизонта приближались две стремительно растущие в размерах точки, прошла минута, и вот уже стали отчетливо видны хищные очертания боевых вертолетов, они сделали круг над свалкой и вдруг…

Сначала Ингу ударило волной ужаса, затем по всему телу внезапно вспыхнула боль, так словно ей под кожу влили раскаленный свинец, она невольно вскрикнула, забившись в судорогах, и сознание вновь начало меркнуть…

Очнулась она спустя минут десять.

Оба вертолета сели на открытом пространстве у съезда на свалку. Полицейские сервомеханизмы возвращались, – одни конвоировали небольшие группы разоруженных людей, другие волокли свои подобия, изрешеченные пулями и, наверное, уже не подлежащие восстановлению.

Инга, едва придя в себя после болевого шока, смотрела на разворачивающиеся события с возрастающим ужасом, отвращением, и глухим протестом, который не находил выхода из-за слабости в мышцах, – она едва могла пошевелиться, иначе, наверное, кинулась бы на помощь несчастным, став одной из жертв разыгравшейся на ее глазах трагедии.

Пленных было человек шесть или семь – после испытанного дистанционного удара у Инги двоилось в глазах, реальность воспринималась, словно сквозь дымку.

Она не могла рассмотреть всех подробностей из-за дальности расстояния, но и того, что сумела увидеть, хватило с лихвой.

Прямо на земле меж севшими вертолетами человекоподобные сервомеханизмы развернули нечто вроде полевой лаборатории – вытащили и установили несколько довольно громоздких приборов, от которых в недра винтокрылых машин уходили глянцевитые кабели стационарного питания.

Затем началось самое страшное.

Пленных по одному подводили к блокам аппаратуры, каждому на голову надевали тонкий обруч, затем следовала минута напряженной тишины обруч снимали и… Инга инстинктивно зажала ладонями рот, – человек, которого только что тестировали при помощи непонятной аппаратуры все еще стоял на коленях, когда один из полицейских поднял импульсный пистолет и дважды выстрелил ему в затылок…

Из глаз Инги брызнули слезы.

Она не понимала: за что? Вид насильственной смерти вызывал удушливые тошнотворные спазмы, все происходящее казалось жутким сном, бредом, ведь эти самые полицейские встречались ей в городе на каждом углу, они были приветливы и предупредительны, всегда готовы помочь, дать нужную информацию, а тут…

До сознания Инги, наконец, дошла страшная и в то же время неоспоримая истина – сервы убивали людей. Они делали это буднично, избирательно, – троих пленных после тестирования затолкали в вертолет, а остальных застрелили, – безоружных, беспомощных.

Она плакала, кусая костяшки пальцев, чтобы не сорваться на крик, ей было так страшно, так противно своего желания жить, беспомощности, ослабевшего, все еще парализованного болевыми ощущениями тела, что внутри как будто заработали невидимые жернова, перемалывая все – память, разум, душу, Инга еще не понимала, что тоже стала жертвой расстрела, ее так же подвергли жесточайшему тестированию, вот только его результаты проявятся не вдруг, они станут известны постепенно со временем, когда… когда она сможет ответить себе: ради чего пряталась, кусала в кровь сжатые, побелевшие кулаки, как и зачем она сможет жить, ведь ее реальность оказалось имеет жестокую необъяснимую изнанку, и значит она фальшива?

Если бы Инга не помнила иной мир, мир без сервомеханизмов, мир без пустошей, она бы, наверное, мыслила иначе, задавала бы себе другие вопросы, или просто не смогла бы устоять под сокрушительным напором обстоятельств, но она помнила…