Опоздавшие к старту - Ливадный Андрей Львович. Страница 37

Старик перехватил ее пристальный взгляд, но комментировать ничего не стал, пригласил в дом:

– Что ж стоишь, заходи, гостьей будешь. Матвеем меня зовут. Хочешь – дед Матвей, хочешь просто по имени.

– Инга. – Она не решилась протянуть руку, обычаи в такой вот опасной для жизни глухомани были ей неизвестны, – не то руку подай, не то – прикасаться не смей, не знаешь как себя вести.

– Машину-то подгони поближе. – Миролюбиво сказал дед Матвей, но автомат на предохранитель не поставил. – Пойдем, у меня сервы вчера до воды докопались, помыться сможешь, да и поговорим тогда.

– Спасибо. – Инга обрадовалась предложению. Даже со своим мизерным опытом путешествий она понимала, что вода в пустошах – роскошь.

Она сделала знак рукой, и Ланцет, неторопливо развернулся, медленно подъехав почти к самому дому, чем вызвал немой восторг шипастого мячика: тот подскочил метров на пять и завис, медленно вращаясь.

Инга не могла разобрать, почему необычный серв пробуждает в ней эмоциональное восприятие, но показалось, что тот, подскочив вверх, едва ли не сказал, глядя на глянцевитый обтекаемый корпус машины:

– Вау…

– Хорошая машина. – Дед Матвей обернулся уже в открытых дверях. – Ты под открытым небом его не оставляй, вон, пусть в сарай заруливает.

Инга кивнула, жестом указав Ланцету место для парковки, а сама пошла в дом.

– Интересный у вас видеосенсор, – как бы невзначай произнесла она. – На антиграве?

– Может и на антиграве. – Пожал плечами старик. – Не особо я разбираюсь в этих новомодных штуках. Да и вообще не мой он.

– А чей?

– Не знаю. Ветром принесло. С неделю как. Любопытный больно, да разговорчивый. Я его грешным делом поначалу подстрелить хотел, да потом жалко стало.

У Инги внутри натянулась невидимая струнка.

Разговорчивый и любопытный… – Два слова не могли трактоваться иначе, как признаки искусственного интеллекта.

Внутри дом оказался таким же необычным, как и снаружи. Никаких привычных для взгляда отделочных материалов или обилия бытовой техники Инга не заметила, мебель была массивной, так же выполненной из дерева, единственной данью современности являлись пневмоуплотнители на дверях и окнах, обеспечивающие герметизацию помещения да очиститель воздуха, работающий в режиме избыточного давления.

– Сама-то как в пустошах оказалась? – Спросил дед Матвей, внимательно посмотрев на Ингу.

– Не ужилась я в городе, дедушка. – В тон ему ответила Инга. – Путешествую.

– Ну, места наши для путешествий не самые приятные. – Дед Матвей не торопясь открыл настенный шкаф и начал сервировать стол, поставил чашки, чайник, достал две банки с непонятным содержимым да несколько вакуумных упаковок с натуральными продуктами. От такой роскоши, особенно от аромата свежезаваренного чая, Инга, честно говоря, сомлела.

– Откуда такая… роскошь? – Не удержалась она от вопроса.

– Ращу понемногу. – Пожал плечами старик. – Солнышко нынче почти не выглядывает, а покажется, так не знаешь радоваться или нет – уж больно оно злое, согласен, приходиться приспосабливаться, знать бы только как, да руки иметь. Я уже стар землице кланяться, но сервы-то на что? Им погода нипочем, одна беда – бестолковые больно. Все норовят по-своему делать, а по ихнему неправильно получается, не растет ничего. Пока переучивал, думал либо меня удар хватит, либо сервов искалечу.

– Не искалечили? – Инга прикрылась ладонями, чтобы сдержать улыбку.

– Пару штук. И знаешь дочка – остальные-то поняли, кто тут хозяин. И стали меня старика слушаться. Значит, есть у них мозги, как считаешь?

– Программный эквивалент инстинкта самосохранения, – улыбнулась Инга.

– Я ж говорю: сообразительные оказались. – Дед Матвей подал ей чашку с чаем. – Угощайся.

– Спасибо. Я уже и вкус настоящего чая позабыла.

Матвей не ответил, сел напротив, сделал глоток, потом поднял взгляд и спросил:

– Сирота?

Инга кивнула.

– И все сама по себе, и не ждешь уж ничего хорошего от мира, так?

– Не думала… – Честно призналась Инга. А вот вы Матвей…

– Иванович – подсказал он, чувствуя, что девочке хочется добавить отчество.

– Иванович, – будто эхо повторила Инга, – вы, тут один живете?

– Один, дочка. – Вздохнул тот. – Детей не нажил, вот и остался на старости лет, как ты – сиротой…

Дед Матвей оказался интересным собеседником.

Инга даже не представляла, как изголодалась она по простому человеческому общению. Когда сели пить чай, (от еды Инга вежливо отказалась, Ланцет накормил ее какими-то пищевыми таблетками) они уже непринужденно общались друг с другом, хотя оставалась тонкая, как будто звенящая незаданными вопросами струнка, но касаться ее оба тщательно избегали.

Например, Инга заметила, что у каждого окна стоит по автомату. Не смотря на то, что оружие было представлено морально устаревшей моделью «АК-127 «Страж» выглядело оно как новенькое, и расставлено у окон явно не просто так.

– Ну, ты расскажи как дела нынче в городе? – Спросил Матвей Иванович, наливая ей крепкого душистого чая.

– Опустело все. – Ответила Инга, решив не задавать пока вопроса, комментирующего обилие оружия в доме. – Люди все кто улетел, кто вовсе пропал после пепельной бури. Я дома отсиделась.

– А путешествовать почему решила?

– А надоело все. – В то ему ответила Инга. Они пила чай маленькими глотками, получая откровенное удовольствие, что-то утраченное, давно позабытое витало в атмосфере дома, рубленного из настоящей древесины. Осматриваясь, она так и не заметила привычной для взгляда автоматики, даже персонального компьютера нигде не увидела, хотя дом не маленький, может, где на втором этаже и есть?

– Значит вот как? Заскучала и решила: а поеду-ка я в Пустошь?

– С дройдами я повздорила. – Потупив взгляд, призналась Инга. – Убежала. Убить они меня хотели.

– Совсем осатанели истуканы бездушные. – Дед Матвей нахмурился, понимая, что такими словами не шутят. – Эх, девочка, говорил я когда-то: не доведут нас машины до добра, но разве станет кто слушать? – Он лишь безнадежно махнул рукой и вдруг насторожился: вдалеке послышался ровный приближающийся рокот моторов.

Матвей Иванович повел себя странно: он не испугался, не побледнел, лишь с досадой хлопнул ладонью об стол, затем встал, и неторопливо выглянув в окно, сказал:

– Вертолеты. Собираются на посадку заходить.

Инга откровенно испугалась. Страх еще жил в груди, он просто притаился на время, да и ссадина у виска, закрытая прядкой волос побаливала, давая о себе знать.

– Что же делать? За мной, наверное…

– Не бойся. – Дед Матвей поднял пару половиц, открыв небольшое пространство, отделанное каким-то современным материалом. Затем чуть поодаль вскрыл еще одну нишу в полу и сказал:

– Полезай. Пусть побродят, поищут. Не найдут.

Инга не стала спорить, тем более, что страх внезапно разросся, захватив ее всю. Она быстро юркнула в убежище и две скрепленные вместе половицы закрылись над ней, отрезав свет, но пропуская невнятные звуки.

Судя по ним оба вертолета сели неподалеку от дома.

Инга лежала в тесном убежище, напряженная, вытянувшаяся в струнку, понимая, что нельзя даже пошевелиться, а ее душа, еще минуту назад сжимавшаяся от страха, вдруг испытала иное чувство: она испытала острое беспокойство за Ланцета, и, как ни странно, – за то маленькое, не понятое до конца устройство, с явными признаками интеллекта.

Минуты, что изнывала ее душа под гнетом новорожденных чувств, хватило, чтобы подавить сопротивление рассудка.

Дед Матвей ясно сказал: лежи и не шевелись, но разве так можно, правильно?

Инга с детства не выносила одного – подлости. Да, ее вновь трясло от страха, но чувство несправедливости извращенности окружающего мира заставило дружащие пальцы коснуться крышки спасительного убежища. Она уже задавала себе вопрос, немного раньше, еще на свалке машин, когда лежала, скорчившись под прикрытием листов ржавого железа, наблюдая, как сервомеханизмы убивают людей… с тех пор прошло совсем немного времени, но она успела прожить внутри себя столько, что сейчас, еще раз затаиться, пролежать, трясясь от страха под половицами, оказалось выше моральных сил…