Барская пустошь - Логинов Святослав Владимирович. Страница 7

– Возможные права третьих лиц на эти земли – аннулированы, – с готовностью подтвердил Борис Яковлевич. – Мы не захватчики, а действуем строго в рамках закона. Но даже просто в рамках обычной человеческой морали, сейчас восстанавливается историческая справедливость: граф Отрадьев возвращается в своё родовое поместье, дворянское гнездо, можно сказать!

– Какая историческая справедливость? Род Отрадиных давно пресёкся, а у вашего… клиента и фамилия другая! Здесь жили Отрадины, а он, как вы сказали – Отрадьев.

– Это вы не в материале, – с готовностью закивал Борис Яковлевич. – В древних летописях часто встречаются разные написания одного родового имени. Порой даже появляются двойные фамилии: Белосельские-Белозерские, Драко-Драковичи… и, скажем, Бонч-Бруевичи. Аналогичная история и здесь: Отрадьевы-Отрадины. Причём, прошу заметить, Отрадьевы – старшая ветвь древнего рода.

– Не было никаких Отрадьевых! – закричал Ларион. – Отрадины – не столбовые дворяне, их нет ни в Белой, ни в Бархатной книгах! Так что древние летописи можете не поминать.

– Видали, – саркастически заметил Отрадьев, – он и в моей родословной разбирается лучше геральдической комиссии. Не тебе, быдло, рассуждать о дворянских корнях. У меня в роду сорок поколений благородных предков, понял?

Ларион не успел ответить, потому что в эту минуту в зале объявилась Ольга Юрьевна. Она не вошла в двери, а возникла ниоткуда, шагнув к развалившемуся в кресле Отрадьеву.

– Милостивый государь, вы самозванец! Извольте выйти вон!

Отрадьев щелчком отправил окурок в камин, прямо сквозь призрачную фигуру. Мордовороты у дверей остались неподвижны и даже пронырливый Борис Яковлевич продолжал поглаживать свой дипломат. Ни один из незваных гостей не обратил на призрак ни малейшего внимания, они попросту его не видели.

– Прочь отсюда!

Отрадьев щёлкнул зажигалкой и закурил новую сигарету.

– Прочь! – Ольга Юрьевна попыталась дать пощёчину новоявленному родственничку, но рука прошла сквозь выбритую щёку, не коснувшись её.

Рассчитывать на действенную помощь Ольги Юрьевны не приходилось.

– Послушайте, – произнёс Ларион, – я не понимаю, чего вы добиваетесь. Всем известно, что усадьба была сожжена во время революции. В течение восьмидесяти лет здесь была пустошь. Бросовые земли, последние годы тут даже не косили. И усадьба восстановлена мною, строительство закончено в этом году. Это тоже известно всем, так что ваши претензии…

– Кто такие «все»? – поинтересовался Борис Яковлевич. – У них есть конкретные имена? Они придут свидетельствовать в суде? Предоставят какие-то документы?

– Есть и документы. Дом строила компания «Русский лес», они подтвердят мои слова.

– М-м?.. – Отрадьев поворотил голову в сторону юриста.

– Совершенно верно, – вновь закивал толстячок. – Усадьбу восстанавливала фирма «Русский лес», владелец – господин Каштун. Я беседовал с ним на днях, и он заявил, что готов, если понадобиться, свидетельствовать в нашу пользу. Документы у него в порядке: сметы, расходные ордера… я уже получил копии всех денежных документов для предоставления в налоговую инспекцию. Построить такой дом стоит довольно дорого, значит, и налоговые льготы окажутся значительными. Кстати, если господин… э-э… Фомин решит обратиться в суд, сумеет ли он объяснить, откуда у него такие средства?

Удар безжалостно точный! Информация о сумме гонорара недаром была приватной, поскольку большую часть денег за роспись конференц-зала Ларион Фомин получил чёрным налом. Собственно говоря, его даже не спрашивали, как оформлять выплату – просто выдали толстую пачку долларов, а в ведомости предложили расписаться за совсем иную сумму. И не в баксах, а в рублях. Деньги Ларион взял, и ничто в душе не дрогнуло. Оно, конечно, незаконно, но в нашей стране попробуй жить по закону – мигом и работодатель, и работник пойдут по миру. У русского человека сыздавна привычка закон нарушать, порой даже ни о чём таком не думая. И вот, аукнулось.

Ларион потерянно молчал, машинально прокручивая последнюю пришедшую в голову мысль:

«Рейдеры… Этих людей называют рейдерами. Они приходят и делают так, что твоё имущество начинает принадлежать кому-то другому. И ничего не докажешь, у этих бандитов всё схвачено, у них всё по закону. Они не воры, они грабители в законе…»

Отрадьев толчком раскачал кресло и, запрокинув голову, проговорил мечтательно:

– Здесь будет мой охотничий домик. Говорят, в этих местах прекрасная охота. Медведи, лоси, кабаны… Всю жизнь мечтал застрелить медведя, причём не просто так, а в собственных охотничьих угодьях. Гостей буду приглашать, пусть посмотрят, как настоящие бары живут. Дом оформлен миленько, хотя, конечно, обстановкой придётся подзаняться. Чучело медведя поставлю, а в кабинете – вепрячью голову. На стенах портреты предков… Эй, мазилка, хочешь заказ на портреты? Не, где тебе, рылом не вышел. Так-то… Дом, конечно, обошёлся дороговато, так что ты, Борис, молодец, что о налоговых льготах подумал. Но главное, не деньги, главное – честь предков! Ноблез, так сказать, оближ!

– Какой у вас ноблез? – обречённо произнёс Ларион. – Титулами вроде вашего в открытую торгуют. Десять тысяч баксов, и императорский геральдический комитет вместе с престолоблюстителем, не помню, какой мошенник присвоил это звание, выведут ваш род хоть от самого Рюрика.

– Та-ак… – мрачно протянул Отрадьев – Вот он как заговорил? А я ещё собирался этому козлу хороший откат предложить… Но теперь всё, кончилось моё терпение! Забирай свою пачкотню и мотай отсюда, чтобы я больше тебя не видел!

В зале висели две картины, написанные Ларионом. Пейзаж с усадьбой, самый первый, написанный, когда здесь не было ничего, кроме одуванчиков, и жанровая сцена, где возле горы переколотых, но покуда не окладенных дров курили Володька Замятин Генка Проглот. Отрадин задержался взглядом на пейзаже, буркнул: «Это сойдёт на первый случай," – а вторую картину сорвал с крюков и швырнул через весь зал под ноги задохнувшемуся от гнева и ужаса Лариону.

– Что ты делаешь, сволочь!

Ларион метнулся вперёд, охранники мгновенно сбросили сонное оцепенение, но, увидав, что Ларион кинулся не на шефа, а к картине, вновь замерли, прилипнув к стенам.

Неизвестно, что сделал бы в следующую секунду Ларион, если бы не Ольга Юрьевна. Она бросилась на колени перед картиной, проверяя, цел ли холст, но выглядело это так, словно она на коленях упрашивает Лариона во что бы то ни стало прекратить мучительную сцену.

– Ларион Сергеевич, голубчик, умоляю, уйдём отсюда!

И хотя внутри всё кипело от ярости, Ларион сумел сдержаться. Он помог женщине встать, поднял чудом уцелевшую картину и молча направился к дверям.

– Дуй отсюда, говнюк! – напутствовал его Отрадьев. – И пеняй на себя, если снова мне попадёшься!

Борис Яковлевич и один из охранников демонстративно прошли вслед за Ларионом в прихожую, где на вычурной корневой вешалке одиноко висел Ларионов зонтик.

– Ваш зонт, – напомнил адвокат. – Мы люди честные, нам чужого не надо.

Ларион выразительно посмотрел на него, адвокат приветливо улыбнулся в ответ.

На улице порывами бил ветер, с закатной стороны шла запоздалая августовская гроза.

В одной руке Ларион нёс картину и зонтик, впихнутые ему на выходе, второй придерживал за локоть Ольгу Юрьевну. Стороннему наблюдателю, неспособному разглядеть призрачную даму, должно быть, представлялось забавное зрелище. Рука Ольги Юрьевны была холодной и напоминала касание ночного тумана. Но даже самый шквалистый ветер не мог унести этот туман.

– Хорошо, что вы ушли, – твердила Ольга Юрьевна. – Ужасные люди, они могли искалечить вас. Особенно парвеню, называвший себя графом. Я думаю, он просто безумен. Какой бред он нёс о своих, якобы благородных предках! Он не только не имеет никакого отношения к нашему роду, он даже не Отрадьин. Я хорошо чувствую такие вещи. Его настоящая фамилия – Отродьин, но он сменил её уже давно, потому что она неблагозвучна. Чисто лакейский поступок… несчастный человек, но при этом его даже не жалко.