Черный смерч - Логинов Святослав Владимирович. Страница 24

Уника обессиленно опустилась на землю. Только теперь Таши понял, в каком страшном напряжении она была эти минуты.

– Не вспомнил, – сдавленным голосом произнесла Уника. – Но и напасть тоже не посмел. Значит, не всё кончено, мы с ним ещё поборемся.

– Кто это был? – тихо спросил Роник.

– Туран, старшина Низового селения, тот, из-за которого… ну, вы сами видели, что там в селении деется. Не сберёг он людей, ну, вот и…

– Это ему посмертие такое? – подал голос Таши.

– Хуже. – Уника покачала головой. – Понять трудно, я сама вначале думала, что он искажённый дух, но он, никак, до сих пор жив. Как он первый год выжил – и гадать не возьмусь, а после гибели Кюлькаса – вон каким стал. Демон это. И разумом он повредился, тогда или потом – не знаю. Вот и мается, не может понять, мир изменился или он сам, родичей ищет, а как встретил, то и не узнал. – Уника безнадёжно махнула рукой и добавила: – Давайте-ка, родичи, за дело. Плот у нас разметало, надо новый мастерить.

– Сделаем, – ответил Таши. – Этот Туран ещё одну лесину приволок. Где только берёт…

– А демон не вернётся? – спросил Роник.

– Хоть бы и вернулся – теперь он не нападёт, если, конечно, его не бояться.

– Я его и прежде не очень боялся, а теперь-то чего, раз мы с ним разговаривали, – произнёс Роник и переложил в левую руку копьецо, которое мёртво сжимал всё это время.

На следующий день был готов новый плот и новый план, как достать затонувшее сокровище. Поскольку Великая уже показала свой нрав, кладоискатели оставили мысль о том, чтобы работать не торопясь. Решено было подплыть к указанному месту, после чего Таши должен был нырнуть с плота в ту минуту, когда плот окажется над омутом и течение начнёт крутить его. Пустой плот Уника бечевой оттащит к берегу, чтобы в случае неудачи попытку можно было повторить. Ронику на это время отводилась самая важная роль. Когда всё было готово, Уника распалила костерок, извлекла из мешка принесённые травы и ветки: можжевельник, болиголов, лопушки дурнишника, а следом – звонкий шаманский бубен.

– Будешь стучать, – приказала она мальчишке.

– А можно? – спросил Роник, не смея протянуть руку.

– Можно. Калюта разрешил. Это его бубен, мне такое иметь не полагается. Вообще-то шаман думал, что я этим займусь, да видишь – рук не хватает. Но я знаю, ты справишься. Дело нехитрое: три раза ладонью по коже стукнуть, потом потрясти бубен, чтобы брекотушки прозвучали. И снова три раза стукнуть. Понял?

– А зачем это нужно? – посмел спросить Рон.

– Калюте знак подать. Он обещался в это время у столпа камлать с большим бубном. Большой бубен услышит младшего брата, и Калюта к нам на помощь придёт. Он с верхнего мира помогать станет, а то Таши поди и не управится. Глубина здесь в бучале страшенная, донырнуть ли, а Таши придётся там нож искать, да ещё как бы омутинник не вцепился. Я его видала, омутинника этого – не приведи, Лар, с таким ратиться. Конечно, я и жертвы принесла, и заговоры наложила, авось не станет водяной мешать… а всё с шаманом – вернее. Ему омутинника отогнать – дело плёвое. А ты ему помогать станешь. Ну что, справишься?

– Я буду стараться.

– Только смотри, бубен вещь такая, что с ним шутить нельзя. Может так случиться, что от дыма и звона голова кругом пойдёт, всякие тени мерещиться начнут. Так ты на них не смотри и, главное, – шагу не делай. Привстанешь с земли – всё, пропал. Закинет тебя в верхний мир – обратно дороги не будет.

– Как в верхний мир? – пролепетал мальчик. – Туда ведь только шаман может…

– Не глупи. – Уника глянула на солнце, прикинув, что время ещё есть, и принялась объяснять: – Туда, в верхний мир, всякий попасть может: я, ты, вот он. Но ходить по верхнему миру, дела там делать способен лишь тот, у кого и в этом мире волшебства получаются.

– У меня получаются, – поддакнул Рон.

– Поэтому и говорю, чтобы не смел ничего делать! – оборвала йога. – С верхним миром шутки плохи, такого можешь наворотить – сто шаманов не разгребут. А главное – назад вернуться уже не сумеешь, это только шаману доступно. Шаман тем и отличается от всякого иного колдуна, что умеет по звуку бубна дорогу находить. Хотя, бывало, что и шаманы в верхнем мире терялись. Ты, главное, помни, пока ты на ноги не поднялся – ничего с тобой случиться не может. Даже если увидишь верхний мир, тебя там всё равно ещё нет. А лучше и вовсе не смотреть: закрой глаза и стучи в бубен, ни о чём не думая. Всё что надо – Калюта справит. Придёт на твой стук – и сделает. А иначе – тело тут останется, душа там. Человек без души – всё равно что мёртвый. Понял?

– Понял, – вздохнул шаманыш.

– Тогда начинай! Время пришло, Калюта, никак, уже камлает.

Рон неуверенно шлёпнул по тугой коже ладонью, второй раз, третий… потряс бубен, рассыпав дробный треск костяшек, снова ударил по натянутой коже. Постепенно удары становились уверенней, чётче. Уника, шепча заклинания, рассыпала по углям травы и корешки, так что ароматный дым окутал мальчика, выждала ещё несколько тактов и, убедившись, что здесь всё в порядке, побежала к реке, где Таши спустил на воду плот.

Рон старательно бил бубен, честно пытаясь не думать ни о чём. Но заставить себя закрыть глаза он не мог и, хотя густой дым выдавливал слёзы, шаманыш продолжал смотреть, как отплывает от песчаной косы плот, как Таши, забежав по пояс в воду, последний раз толкает его, а потом вскакивает на связанные брёвна и устраивается там, покрепче обхватив неровный кремнёвый желвак, который подобрал вместо грузила. Роник даже подумал: «А ведь Таши – это не просто имя, ташами называют каменные грузила, которые привязывают к исподу невода», – и улыбнулся забавной игре слов.

А потом случилось то, о чём предупреждала йога: мир вокруг поблёк и странно изменился. Земля и вода, люди и камни вроде бы остались на своих местах, но стали незначащими и полупрозрачными. Небо на юге, там, где лежал Сухой лиман, полыхнуло заревом нескончаемого колдовского пожара. Всюду обнаружились десятки недобрых глаз, пристально разглядывающих дерзкого шаманыша. Под большим серым камнем что-то угрожающе и причудливо заклубилось и замерло, не умея вылезти на свободу. Платье йоги заискрилось, словно усыпанная снегом ёлка в солнечный январский день – каждый амулет, каждая наговоренная вещица светилась своим собственным светом. Роник изо всех сил зажмурил глаза и вдвое отчаянней заколотил в бубен, лишь бы не видеть сияния, способного спалить его прежде, чем сердце успеет ударить хотя бы дважды. Но и с закрытыми глазами он продолжал видеть странный мир, наполовину здешний, наполовину – верхний, колдовской. Поверхность реки натянута тонкой плёнкой, в глубине безмолвно скользят льдистые рыбы. Таши, весь сквозной – каждую косточку видать! – медленно скользит по речной дымке, прижимая к груди невесомое облачко необработанного камня. Вот он приподнялся, качнув плот, пробил поверхность воды и споро пошёл вниз, туда, где в яме густо лиловело что-то недоброе, раскинувшее десяток длинных жадных рук, злое и ждущее. Ещё ниже, прямо под гузном немирного омутинника яркой зеленью светится что-то тонкое и острое, куда больше похожее на стрелу, нежели на нож. А неудержимое движение Великой плавно сносит Таши мимо цели, но уж никак не мимо ждущих лап водяного. Откуда у него столько рук? – старики говорят, что водяной на человека похож – две руки, две ноги, только ноги короткие, а руки – до самых пят. Хотя это он в обычном мире таков, а волшебных рук может быть и больше. И сейчас Таши коснётся одной из них…

Куда же ты? Не видишь, что ли? – Не видит. Это со стороны хорошо смотреть, а там, под волглой толщей, царит вечный полумрак, колышутся тени – водяные травы или руки хозяина – не понять, тяжесть давит на уши, кровь стучит в висках и скоро не хватит дыхания, чтобы вынырнуть на поверхность.

Лапы водяного потянулись к живому человеческому теплу, отдёрнулись, коснувшись тусклой искорки оберега, висящего на шее. Но Таши, вместо того, чтобы вырываться и спешно всплывать, рванулся ещё глубже, прямиком к алчным лапам, но всё равно – мимо ножа. Мгновенно вскипев яростью, подводный житель вцепился в дерзкого человека всеми длиннопалыми руками.