Черный смерч - Логинов Святослав Владимирович. Страница 26

Глава 5

Даже после разгрома мэнков дымы на восходном берегу Великой никуда не исчезли. Меньше их стало, но и только, а так мэнки, судя по всему, чувствовали себя в Завеличье хозяевами и скрываться не собирались. Победители также молчаливо признали потерю правого берега, и даже самые горячие головы не предлагали переправиться через реку и ударить по становищам мэнков. Зато свой берег прочёсывали тщательно и несколько бывших противников нашли, убив троих чужинцев и приведя в селение двух настоящих людей, за которых поручился шаман и которых признали лишаки. А вообще, судя по следам, уцелевшие – и люди, и чужинцы, стремились уйти подальше от селения и бежали без оглядки.

– Правильно делают, – сказал по этому поводу вождь.

И хотя сказано это было решительно и твёрдо, но вечерами, собравшись семьями в домах, где иной раз по четыре десятка людей жило, мужчины сумрачно обсуждали, как жить, если без колдуна носа за городьбу сунуть нельзя. Вечерами над селением стояла дробная трескотня – всякий, кто умел, мастерил из желтоватого кремня наконечники для боевых стрел. Понимали люди – скоро стрел понадобится много, а будет ли время на изготовку – один Лар ведает. Подрубленные ворота были починены заново. Более того, посовещавшись с пожилыми охотниками, вождь велел мастерить над самыми воротами поперечную перекладину, вытесанную из здоровенного дубового кряжа, какие даже на частокол не идут, – слишком уж велики и тяжеловесны. А тут собрались мужчины и в двадцать рук подняли тяжеловесный ослед на самую верхотуру и закрепили его там на столбах.

Калюта приносил жертвы предкам и доброжелательным духам, хозяйки заново вялили сохранившиеся прошлогодние запасы, понимая, что ничего выбрасывать нельзя – военный год всегда голодный, тут и гадать нечего. И только безрукий Ромар не делал ничего. Вышел было к гостевому дому, посмотреть на прибылых людей, послушать незнакомую певучую речь сгинувших родов, даже сам попытался произнести что-то по-непонятному, но вскоре бросил это занятие и, поддерживаемый двумя подростками, уковылял к себе. Весть о том, что Ромар заболел, облетела селение, неприятно поразив родичей. Никогда прежде не бывало, чтобы колдун хворал, разве что в ту незапамятную пору, когда лишился рук, получив в обмен, как врали рассказчики, бессмертие и небывалую колдовскую силу. Хотя, если подумать, всё это пустые толки. Вон, Матхи, без малого тридцать лет шаманил, тоже казалось, что слепец будет жить вечно, а пришёл срок – и умер шаман. Жаль, в недобрую пору род теряет колдунов, ведь, кроме волшебников, никто сейчас людей выручить не сможет. Ну да ничего, оклемается Ромар, встанет. И не такое перебарывал…

Долго такое тянуться не могло – что ж это за жизнь: ни пастухам стадо в дальние луга не выгнать, ни в лес девкам за ягодами не выйти, ни посевы от копытных потравщиков не охранить. Одни только рыбаки по-прежнему баламутили Великую неводами, благо, что селение рядом, а посреди реки никакое вражье чародейство, поди, не достанет. Только ведь с одной рыбы сыт не будешь, без ячменных лепёшек, без пряных трав, без ягоды, пареной да сушёной, без козьего молока и овечьего сыра. В эту пору всякий день заполнен хозяйскими заботами, летом закрома не набьёшь – весной восплачешь, да поздно будет. Неудивительно, что люди желали лучше, чтобы враг скорей напал, чем сидеть так, ничего не делая и ожидая голодной смерти собственным детям.

И мэнки не заставили себя ждать. Ночью, втихаря, не замеченные дозорами, переправились через Великую, так что дозор углядел их в самый предрассветный час, когда добрая половина войска была уже на горном берегу. Караульным оставалось лишь поднять тревогу, а самим сломя голову бежать в селение. Знали уже, что с мэнком врукопашную сходиться можно, только если за спиной колдун стоит. Да и не смогли бы пятеро дозорных задержать полутысячное войско. А мэнков было куда как побольше полутысячи – во всём селении столько мужчин не наберётся.

Калюта готовился разжечь костерок перед столпом предков, когда великая раковина Джуджи – охранный талисман, полученный в знак мира от чернокожих племён, издала хриплый рёв. Дозор, отправленный вверх по течению, предупреждал о приближении врага. Помянув в сердцах всех неведомых демонов, шаман ринулся к воротам. Конечно, он договаривался с йогой, что в этот час будет камлать у столпа, помогать ушедшим в поход, но вражеский приступ ждать не станет. В низовьях Великой ничего не случится, если добытчики задержатся на лишний день, поймёт Уника, что не слышно шаманского голоса, и отложит дело. В крайнем случае – утопят сетку-малушку, ну да сетка – дело наживное.

И Калюта, стараясь заглушить тревожное предчувствие, принялся ворожить на помощь воинам, стараясь очистить их взгляд, уберечь от зловредных мэнковских чар.

На этот раз мэнки и не думали скрываться и мутить головы, пришли в собственном обличье. То ли колдунами поскудались после первого разгрома, то ли не решились колдовать, познакомившись с Ромаровой силой. Передовой отряд – сплошь лучники – приблизился к стенам и дал пробный залп горящими смоляными стрелами.

Росчисть у Большого селения была немалой, желающий достать стрелой до городьбы должен был далеко выйти на открытое место под взгляды детей зубра, ждущих по-над частоколом. В этой короткой стычке люди доказали чужинцам, что луки у них ничуть не хуже, а простая стрела с волнистым каменным наконечником хоть и гудит не так громко, но зато летит дальше горящей. Бесцельно потеряв двоих стрелков, мэнки убрались в колючие терновые заросли.

Ромар приковылял к воротам, одобрительно осмотрел втащенное на вышку бревно, прислушался к тишине, царящей в зарослях, потом поднялся на пристенок и с четверть часа простоял на самом виду, глядя в сторону крутояров Великой. Потом спустился и, невесело усмехнувшись, сказал Калюте:

– Вот и ещё один наскок отбили. Знать бы, долго ли такое с рук сходить будет?

Шаман кивнул согласно, даже не улыбнувшись шутке. Он единственный понял, что произошло только что. Начали было мэнки какую-то ворожбу, а увидав безрукого колдуна, отступились. Памятна им тоенедельная битва – вроде и невелики потери, но погибли сплошь волхвы, зачаровавшие чужеплеменную толпу и погнавшие её на штурм селения. Не раз и не два проделывали такое гривастые чужинцы и никогда не случалось оплошки, а тут вот сорвалось, и теперь уцелевшие маги не рискуют произносить заклинания под зорким прищуром Ромаровых глаз. Знали бы поганые ведьмаки, что безрукий волшебник стал беспомощней ребёнка, то-то возликовали бы. Но покуда они этого не проведали, бой будет равным: сила против силы, оружие против оружия, одна воля против другой.

Вроде бы наступила пора шаману камлать, полдень подходит, время, когда солнце смотрит в самую глубь омута. Именно на полуденный час договаривался Калюта с йогой, обещая помощь, да вот беда – мэнки в дальних кустах снова завозились, выступили на поле, и Калюта, стараясь не думать, как там Уника одна справляется, ударил в бубен, не в верхний мир отправляясь, а призывая воинов к битве.

На этот раз сражение начали не торопливые мальчишки, первыми поспевшие к стенам и поплатившиеся за свою торопливость, а основные силы пришельцев. Оказывается, был мэнкам знаком и правильный строй, и искусство малой кровью уничтожать противника, засевшего позади стен. Во всяком случае, люди прежде такого не видывали. Из зарослей вышли с полсотни воинов, каждый из которых держал в руках огромнейший, сплетённый из лозняка щит, обтянутый грубой кожей. Теперь стало ясно, что делало вражье войско все эти дни на луговом берегу. Уж чего-чего, а лозняка произрастало там изобильно. За каждым таким щитом, а фактически – куском плетня, кроме самого щитоносца, скрывалось по два лучника. Первые же выстрелы показали защитникам, что даже самая тяжёлая стрела навылет такой щит не прошибает, каменный оголовок надёжно застревает в сыромятной коже и свежесрезанных прутьях. В несколько минут огромные щиты обратились в подобие небывалых ежей, сбежавшихся к городьбе.