Ганс Крысолов - Логинов Святослав Владимирович. Страница 1

Всюду жили чудеса. Они прятались под метёлками отцветшей травы, в позеленевших от жары лужах, среди надутых белых облаков, украшавших небо. Чудеса были любопытны, они тянулись к Гансу, старались дотронуться, согнувшись в три погибели выглядывали из-под кустов. Ганс не обижался, он и сам был любопытен. Если смотрят – значит так им лучше, не надо мешать. Вот и сейчас Ганс знал, что кто-то притаился за ветками, не решаясь выйти. Ничего, в свой срок покажется и он.

Ганс развязал котомку, достал ржаной сухарь и начал громко грызть. Оставшиеся крошки собрал на ладони, широко раскрыл её, показывая всем, и тихонько посвистел. С ближайшего дерева слетела пара пичуг – незнакомых, их Ганс видел первый раз. Усевшись на краю ладони, птички принялись быстро клевать. От частых осторожных уколов больно и сладко зудела кожа.

– А теперь, что надо сделать? – спросил Ганс.

Пичуги вспорхнули, но через минуту вернулись снова, уронив на ладонь по тяжёлой перезревшей земляничине. Слизнув ягоды, Ганс поднял к губам дудочку и взял тонкую ноту, пытаясь повторить утреннюю песню синицы. Но замер, не услышав даже, а просто поняв, что тот, кто возился за кустами, дождался своего часа и вышел.

Ганс медленно поднял взгляд. Перед ним стояла босоногая девочка лет семи, в замаранном и во многих местах заштопанном платьице. Девочка держала за руку мальчугана четырёх лет. Сразу было видно, что это брат и сестра. Мальчуган стоял, вцепившись в руку защитницы, и сопел, настороженно разглядывая Ганса. Руки и щёки детей были густо измазаны зеленью, землёй и земляничным соком.

Ганс улыбнулся.

– Ты тут колдуешь? – спросила девочка.

– Я тут обедаю, – сказал Ганс.

Он достал из сумки ещё один сухарь, протянул:

– Хочешь?

– Ты колдуешь, утверждающе произнесла девочка. – Я видела. И место тут волшебное, мы всегда приходим колдовать на эту поляну, потому что здесь под землёй самая середина ада.

– Да ну?! – удивился Ганс. – И как же вы колдуете?

– Надо взять лапу от чёрной курицы, старую змеиную кожу, и три капли крови невинного младенца, положить всё в горшок, который ночь простоял на кладбище, залить водой и варить целых три дня. Если потом обрызгать себя этим варевом, то сразу станешь невидимым.

– И получается? – с интересом спросил Ганс.

– Три дня варить надо, – пожаловалась девочка. – Вода выкипает, а добавлять нельзя.

– А где ты собираешься взять кровь невинного младенца?

– А он на что? – девочка дёрнула за руку брата. – Гансик, ты ведь дашь крови?

– Дам, – важно сказал мальчик.

– А я его потом колдовать научу. Так всегда делают. Когда я была невинным младенцем, старшие девочки у меня тоже кровь брали. Кололи палец и выжимали кровь…

Ганс не выдержал и расхохотался.

– Значит… когда ты была… невинным младенцем!.. А сейчас ты кто?..

– Я погибшая душа, обречённая геенне огненной, – личико девочки оставалось совершенно серьёзным. – Господин священник говорит, что все, кто учится колдовать, губят душу.

– Вот что, погибшая душа, – сказал Ганс, – давай есть сухари. У меня ещё много.

Он дал детям по большой корке и, когда они уселись рядом на траву, сказал:

– Брата твоего зовут Ганс, меня – тоже Ганс, а тебя как?

– Её Лизой зовут, – объявил Гансик.

– Значит ты, Лизхен, очень хочешь быть невидимой?

– Нет, – ответила Лизхен, – просто это легче всего получается, Чёрных кур у трактирщика полно, а змеиную кожу в лесу найти можно. Это же не верблюд.

– Зачем тебе верблюд? – изумился Ганс.

– Будто сам не знаешь? Головы приставлять. Людвиг нашёл у отца на чердаке медную лампу. Это же все знают: если намазать медную лампу верблюжьей кровью, а потом зажечь, то все, кого лампа осветит, представятся с верблюжьими головами и так будут ходить, пока не вымоешь лампу святой водой.

– Здорово! – признался Ганс. – хотя я видел много верблюдов и ещё больше медных ламп, а вот человека с верблюжьей головой ни разу не встречал.

– Так я и знала, что врут про головы! – в сердцах сказала Лизхен. – А вот ты лучше скажи, почему тебе птицы ягоды носят и совсем не боятся?

– А ты меня боишься?

– Нет, – призналась девочка. – Ты хоть и колдун, но не страшный. Ты добрый.

– Вот и они не боятся.

– А меня научи так.

– Хорошо, – сказал Ганс. – Я пока поживу здесь, ты приходи, я буду тебя учить.

– А мне можно? – ревниво спросил Гансик.

– И тебе.

– А Анне? Она внучка плотника Вильгельма.

– И Анне. Всем можно.

На следующий день они пришли ввосьмером. Кроме Лизхен и Гансика пришла долговязая девочка Анна, аккуратно одетый Людвиг принёс знаменитую лампу, явился беспризорный бродяжка Питер – беглый ученик трубочиста, маленький и неестественно худой. Ещё были два Якоба – сыновья подмастерьев кузнечного цеха, один из них вёл двухлетнюю сестрёнку Мари.

Ганс к тому времени кончил копать землянку и собирался отдохнуть.

– Ого! – воскликнул он, увидев ребят. – Как вас много! Если так пойдёт и дальше, то скоро весь город Гамельн переселится на мою поляну.

– Обязательно! – радостно отчеканила крошка Мари.

– А Гамельн большой? – с притворным испугом спросил Ганс.

– Очень, – подтвердила Лизхен. – Он больше Гофельда и Ринтельна. Только Ганновер и Ерусалим ещё больше.

– Тогда в моей землянке все не поместятся…

– Мастер, – бесцеремонно перебил бывший трубочист, – покажите, как вы птиц приманиваете.

Ганс достал дудочку. Звонкий сигнал взбудоражил лес. Кто-то завозился на верхушке дерева, зашуршал в траве, замер, уставившись чёрными капельками глаз. Первыми с ветки дуба спорхнули два лесных голубя. Они опустились Гансу на плечо и громко заворковали, толкаясь сизыми боками. Питер сглотнул слюну, в его глазах мелькнул огонёк. Голуби мгновенно взлетели.

– Мне можно? – спросил Питер.

Ганс протянул дудочку. Питер засвистел.

– Ничего… – растерянно сказал он.

– Ничего и не получится, – подтвердил Ганс. – Чтобы тебе поверили, надо быть добрым, а ты сейчас всего лишь голодный.