Картежник - Логинов Святослав Владимирович. Страница 16

Книга третья

За околицей

Глава 1

Ты лети, моя ракета!

Шикарно лететь в космос на новейшем ракетоплане – небывалой и только что выстроенной махине, которая даже самому строителю кажется чудом техники. Дюзы дико и грозно воют, крутя огненные вихри, блистающая громада, подпираемая пламенем и инверсионным следом, уходит в небеса, и сердце плачет как дитя, трепетно сжимаясь от чувства гордости за мощь человеческого разума. Хотя всего пути рыкающей и вонючей громаде – до ближайших задворок Солнечной системы.

Совсем иное дело ехать пассажиром. Заходишь в салон, небрежно забрасываешь саквояж на полку и капризно спрашиваешь стюарда: «Мы уже тронулись наконец или всё ещё не можем сдвинуться с места?» И стюард почтительно сообщает рейсовую скорость, высоту полёта или, скажем, глубину моря, в зависимости от того, каким транспортом путешествует вуаяжёр.

Хотя бывает и иное пассажирство, когда вокруг смыкаются глухие стены трюма, и никто не скажет, куда тебя везут и зачем. Загрузили – и поехали! И сам не знаешь, пассажир ты или просто временный балласт. Хорошо ещё, если неведомый стюард вовремя подсыплет в корытце комбикорма, а то сиди и постись до самого конечного пункта.

Разумеется, лучшие представители человечества были полностью уверены, что поедут в классе люкс, однако оказались в трюме. Не оговорил непритязательный гражданин Казин условий полёта, и полетели не имеющие гражданства особи в таких условиях, что и кошку возить стыдно. Хорошо хоть полетели, а не побежали позади астробуса петушком.

Сначала произошло некоторое смятение, с гневными выкриками и всевозможными невыполнимыми требованиями, затем, вспомнив, что летят они не на утилизацию, а на переговоры, земные дипломаты поуспокоились и принялись обживаться на новом месте, благо что в круглом зале объявилась дверь, ведущая в глубь транспорта. Внутренние объёмы галактохода оказались достаточно велики для семи человек. От первого помещения, которое как бы само собой нарекли конференц-залом, начинался недлинный коридорчик, по сторонам которого имелись комнаты поменьше, названные каютами. Кают оказалось по числу членов делегации, что уже само по себе внушало оптимизм. Правда, не было там ни дверей, ни иллюминаторов, ни стола, ни койки, вообще ничего, кроме голых стен. Тем не менее начался делёж жилплощади, весьма напоминающий коммунальные склоки времён недоразвитого социализма.

Грызлись по-английски, Казин ничего не понимал. Видел только, что вламывают плешивенькому, который влез последним. Ясное дело, нашли последнего и рады душу отвести. Казин бочком подобрался к Петру Ивановичу, который в такой ситуации казался едва ли не родным.

– О чём говорят-то?

– Горшки бьют! – неожиданно на чистейшем русском языке отозвался один из присутствующих, удивительно напоминавший бывшего бухгалтера ПМК-9 Моисея Лазаревича. Он единственный стоял не с голыми руками, а с небольшим портфельчиком, в каком Моисей Лазаревич, бывало, приносил в контору домашний обед: кусочек фаршированной щуки, куриное крылышко, обёрнутое фольгой, или баночку с овощным рагу, которое называл цимесом. С пожилым бухгалтером всегда можно было договориться о лишней десятке в аванс, посему Казин, глядя на семитическую физиономию собеседника, немедля проникся к нему самыми добрыми чувствами. К тому же бухгалтер-дипломат косвенно подтверждал тайное убеждение Казина, что иностранцы на самом деле разговаривать по-настоящему умеют, а по-импортному бормочут исключительно, чтобы морочить головы честным людям.

– Я и сам вижу, что бьют, – вступил в запретную беседу Казин, – а чего ради?

– Выясняют, кто виноват, что багаж остался на Земле. Господин Домашен уверен, что несчастье случилось из-за того, что в корабль проник неутверждённый регламентом профессор Липтон.

– Да им без разницы, кто кем утверждён. Отсчитали семь человек и поехали.

– Так вы полагаете, мы уже летим? – с характерными интонациями вынужденного переселенца спросил русскоговорящий иноземец.

– А чего прохлаждаться взаперти? Трансцендентально летим.

– Вы, вероятно, хотели сказать трансгалактически? Наш рейс трансгалактический. К тому же, почему семь человек? Было объявлено – шесть!

– Меня они не считают, – уклончиво сказал Казин, перехвативший предупреждающий взгляд Петра Ивановича.

К сожалению, генерал от дипломатии не мог уделить достаточно времени Казину, ибо в эту минуту успешно отражал атаки двух ещё не сдавшихся буржуазных представителей. Профессор Липтон, полностью выведенный из строя, уже не огрызался и лишь вытирал лысину платком, а Жаклин Шамо в споре не участвовала, холодно глядя поверх голов.

– Значит, вас не сосчитали? – не смущаясь генеральским недовольством, протянул бухгалтер. – Это меня ничуть не удивляет, они всегда умели не сосчитать человека. Кстати, меня зовут Семён Моисеич. Симеон М. Пресняк – как пишут на визитках. Но вам можно просто Сёма.

– Олег, – представился Казин, понимая, что ступил на скользкую дорожку сговора с врагом отечества. Родина в лице генерала Иванова двурушничества не прощает.

– Я так понимаю, Олег, что они ещё долго будут выяснять отношения. А я человек немолодой и хотел бы устроиться поудобнее. И ещё я так понимаю, что вам в любом случае достанется торцевая комната. Она меньше других и к тому же вся на виду. Я, с вашего позволения, займу комнату рядом…

– Там буду жить я! – немедленно вмешался Иванофф.

– К вашему сведению, рядом с торцевой – две комнаты. Одну из них можете занять вы, а я расположусь с вами дверь в дверь, вернее, учитывая отсутствие наличия дверей, – дверной проём в дверной проём. Не беспокойтесь, меня вы не стесните, я привык находиться под контролем компетентных органов и даже нахожу в этом некоторую прелесть.

Пётр Иванович побагровел, но ничего не ответил.

Казин подхватил вещмешок и зашёл в комнатёнку, а вернее – нишу в конце коридора. Другие комнаты хоть побольше были, а эта – чулан чуланом! Да и впрямь вся на виду. Не хотелось здесь распаковываться, тем паче что остальные и вовсе с голыми руками сюда заявились, только у баронессы сумочка да у еврея портфельчик.

Иванов немедленно занял соседнее помещение, а Пресняк расположился напротив. Снял штиблеты, поставил возле входа, а портфель засунул в самую глубь комнаты. Демонстративно уселся на пол, по-портняцки подогнув короткие ножки.

– А здесь ничего, уютненько! Только гвоздя для шляпы не хватает.

Галактоход мчал сквозь космическую тьму, отсчитывая пятый миллиард километров.

Глава 2

Ехали мы, ехали

Ничто так не выматывает человека, как вынужденное безделье. Любой чиновник может подтвердить эту нехитрую истину. «Хуже нет, чем ждать да догонять» – говорит пословица. А тут приходилось разом и ждать и гнать, да ещё так, что неясно – едешь ты или до сих пор инопланетина с места не сдвинулась, и персонал, обязанный обеспечить комфортное бытие, толчётся около неприступных стен.

Угомонившись, дипломаты разбрелись по нишам, и на некоторое время наступила тишина. Казину ужасно хотелось как бы между прочим пройтись по коридору и глянуть – уселись ли высокопоставленные особы на пол, или они по-прежнему стоят, сохраняя неприступный вид. Очень это было любопытственно узнать… Есть в отечественной ментовке такое место – блоховник, что-то вроде карцера в подвале, но удивительно грязного и сырого, где принципиально никогда не делают уборки. Пол там покрыт толстым слоем жидких нечистот. Драчливых и непокорливых запихивают туда и дают постоять ночку. И если человек не выдержал и сел в эту грязь, то наутро с ним можно делать, что угодно. Есть, впрочем, и такие, что сразу и с готовностью валятся в зловонную кашу. Это самые отпетые, нечто вроде Симеона Пресняка, который с таким удовольствием расположился напротив Петра Ивановича, да ещё и штиблеты снял.