Академия родная - Ломачинский Андрей Анатольевич. Страница 49

Тут уже хмыкнул мужик. Он тоже не стал спорить, но сказал, что пара-тройка тысяч только для нас, для нищеты, деньги. Для солидных людей это мелочь. Это кто солидный? Мы через год будем военврачи – вот это солидно! А работяга в засранной робе – это, что ли, солидно!? Работягу аж передернуло:

– Я не работяга, а Автоматчик!

– Чё, мужик, с автоматом по сберкассам бегаешь? – засмеялись мы.

Мужик посмотрел на нас как на идиотов:

– На Финляндском вокзале и вокруг него сорок автоматов «Газ-Вода». По железнодорожным веткам, идущих с Финляндского Вокзала, еще три сотни. И только двадцать восемь числятся на балансе в Ленпродторге. Остальные – мои! У меня сегодня сиропный день – я в свои автоматы на семьдесят тысяч сиропа накупил. А вы мне за какие-то «две тонны дерева» марксизм-ленинизм проповедуете… Ребята, оставьте этот гнилой базар!

Эх, а помните допотопные автоматы «Газ-Вода»? Железные глазастые ящики с громадной пастью, похожие одновременно на электричку и саркофаг египетского фараона. Нажмёшь стеклянным стаканом на мойку – оттуда брызнут чахлые струйки водички. Ополоснешь с претензией, что помыл, и кидаешь монетку. В ответ автомат издаёт громкий утробный звук, плюёт в стакан сиропа, а потом с брызгами извергает струю газированной воды. Хватаешь захватанный сотнями чужих губ стакан и быстро пьешь. Об антисанитарии думать некогда – позади очередь таких же, как и ты, томимых жаждой советских граждан. Стакан простой воды – копейка, воды с сиропом – три копейки. В час пусть полсотни человек. В день рублей пятнадцать, а если автоматов этих три сотни… Так даже половины своего дневного заработка не проиграл нам Санёк Финбанский Автоматчик! А ведь наверняка были и рижские, и пушкинские, и московские, и павелецкие, и сочинские, и многие другие автоматчики. Получается, что это мы, военные медики, и есть самые настоящие работяги, а вот они… Чёрт его знает, кто они. Тогда ещё не элита. Просто автоматчики. Хотя мы по наивности нашей о таком советском капитализме даже не слышали.

КУРСАНТ МАКСИМ ГЛЮТЕУС

Автоковбой, начальник курса майор Коклюшин, как-то изрёк: «Товарищи курсанты! Приказываю не принимать за любовь давление в семенных пузырьках!» Сказано это было еще на первом курсе на общем построении, а подтекст этого «приказа» был следующий – не спеши жениться на первой встречной-поперечной, которая это самое давление тебе периодически снижает. Ведь, считай, у каждого курсанта хронический затяжной спермотоксикоз или по-латыни Status Chronicus Acoiticus. Но если все побегут жениться, то успеваемость и другие показатели на курсе сразу упадут. Социалистическое соревнование будет проиграно! Коклюшина такой вариант не радовал, поэтому в его речах красной нитью проходило: гулять гуляйте, а жениться повремените!

Не только начальника, а и большинство его подчиненных такая жизненная позиция вполне устраивала. Не устраивала она только замполита, да кто же его, убогого, всерьез воспринимал! Народ ловеласил как мог, и о женитьбе до последних курсов не думал. Бывали осложнения, как то: неразделенные девичьи страсти, драмы расставаний, а самое тяжелое – венерические заболевания, а ещё хуже – нежелательные беременности.

Курсантский народ все эти препоны преодолевал на уровне вербальной коммуникации. Когда отношения с противоположным полом заходили слишком далеко, то возникал вопрос, жениться или расходиться. Если выбиралось второе, то даме сердца просто говорилось что-то вроде «Арриведерчи, бамбина, я от тебя ухожу, меня ждут великие дела!» А через неделю начинался новый роман с очередной джульеттой. И так до шестого курса, а то и дальше.

Но некоторые курсанты предпочитали обходиться без всякой дипломатии. Их вполне устраивала старая английская традиция исчезать не прощаясь. Только вот девушки почему-то этого не ценили. Слабая половина устраивала поиски предмета страсти, часто они превращались в детективное расследование. Залеты, или нежелательные беременности, подталкивали девушек к поискам и стимулировали принятие контрмеры со стороны курсантов.

Одной из мер была полная анонимность при встречах. Я не я и кобыла не моя. Да только трудноосуществимо это, когда ты в форме. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы по форме вычислить, откуда курсант. Но были у нас свои маленькие хитрости.

Я, например, хорошо помню, как оказался случайным свидетелем разговора двух курсантов-медиков в форме с парочкой симпатичных девушек на скамейке Летнего Сада:

Девушки: «Ой, ребята, а откуда вы?»

Курсанты: «Из Высшего Командного Училища пожарной охраны!»

Девушки: «А что это у вас за эмблемки в петлицах?»

Курсанты сконфуженно оглядывают свои змейки, и тут один гордо заявляет: «Это эмблемы курсантов-пожарников! Видите, пожарный бранспойдт обвивает пожарную тумбу – водяную колонку».

Что тут сказать? Первый и весьма грубый уровень конспиративной работы. Более основательный подход – перед каждым увольнением менять эмблемки-змейки на общевойсковую «капусту» и перешивать шеврон. Дел на пять минут, а уровень секретности сразу возрастает на порядок. Это патрульнобезопасный вариант – патрульные офицеры никогда не догадывались, что эмблемы не соответствуют учебному заведению, указанному в военном билете. Другое дело, если нарвешься на офицера медицинской службы… Но это было маловероятно. В общем, бояться было нечего. Но в кармане лежал военный билет. Этот предатель выкладывал о своем хозяине всё, вплоть до группы крови, и девочки об этом прекрасно знали.

Оставался последний путь – путь глубокоэшелонированной конспирации с полным легендированием. В таком случае, только короткая прическа выдавала в молодом человеке военнослужащего. Все остальное подлежало забвению. Человек получал новое имя, новую аlma mater, новое место и день рождения, обычно выпадающий на следующую свиданку, новый род войск и профессию. Кстати, скрыть профессию было сложнее всего – медицинские термины невольно выпрыгивали в разговоре, а потом требовалось долго объяснять, что твоя мама медсестра в Мухосранске и что ты вырос среди медиков. Разумеется, приходить на свиданку (особенно на всю ночь) в форме, имея в кармане военный билет, было бы верхом безрассудства. Нет, такие дела делались чисто, без «кротов».

Самым надежным вариантом была индивидуальная работа нелегала. Такое соло почти стопроцентно гарантировало, что тебя не раскроют. Но в паре, а лучше в тройке, работать было намного веселее. Присутствие большего числа законспирированных агентов сильно затрудняло внедрение, потому что народ начинал путаться в легендах, а по пьяни вообще какой-нибудь продажный двойной агент с внезапным обострением спермотоксикоза начинал отпускать девушкам странные намеки: «Да мы в нашей мореходке и фармакологию, и гинекологию учим! Ха-ха-ха…» Вот тебе и ха-ха-ха. Не дали одному, а влипли все. Полный провал агентурной сети.

Поэтому группа должна была состоять из близких, проверенных боем друзей. Заранее обговаривали тайные знаки, готовили легенды. Клички лучше оставить как есть – иначе проколов не избежать. С фамилиями и отчествами просто – их называют при встрече, а потом ими не пользуются. Риск засыпаться на фамилии минимален. Именно поэтому допускается использование чего-нибудь редкостного и изысканного для придания дополнительного шарма, типа: Роземир Феоктистович Стародворянских, Вольдемар Генрихович Геройцев, Святослав Ярославович Победоносцев и т. п. Абсолютно необходима как минимум двух-трехдневная тренировка для их успешного освоения. К сожалению, проколы в использовании собственных имен стояли на втором месте после проколов с медицинской терминологией. Необходим постоянный самоконтроль и контроль над ситуацией, чтобы исключить ситуации типа: «Арнольд, Арно-о-ольд! Серёга, козёл, че молчишь, тебя же зову?» Другая опасность засыпаться – это реакция на чужое имя как на свое, особенно если оно твое и есть. Например лежит Роберт с Зиной в постели. Кто-то в коридоре орет: «Петь, ты где?» А Роберт спрашивает Зину: «Кто там меня ищет?» Что подумает Зина о Роберте?! Наверняка что-то заподозрит.