Академия родная - Ломачинский Андрей Анатольевич. Страница 56

А водки не осталось. Всю выдули. Коньяк, само собой выдули ещё раньше. Тут Студент достает червонец и просит меня сходить на улицу и взять у таксёра. Для младшего поколения объясняю – водка в магазине стоила от трёх до пяти рублей. Но это до семи вечера. А вот ночью её можно было купить только у таксиста, но уже за червонец. При этом практически любой таксист предлагал подобные услуги. Беру я червонец и спрашиваю, пополам или как? Оказалось, «или как» – червонец пришел не от Фати, а от Сан Саныча Адерейко – того завотделением в Обсервационном роддоме на Газа. Тут у меня глаза из орбит вылезли – как такое возможно, ведь это они ему должны были магарыч ставить, а получилось наоборот. Студент криво улыбнулся, потом с сарказмом брякнул «дело мастера боится» и выпроводил меня за водкой. Вообще-то можно было за пять минут дотопать до гостиницы «Ленинград» и там взять наверняка. Но мне топать было лень. Я даже шинель надевать не стал – выбежал из ЦПХ на улицу и замахал рукой одновременно дневальным по Факультету, что сидели напротив, и несущимся по проспекту такси. Курсанты махали в ответ, а таксисты проносились мимо. Один всё-таки остановился. Увидев червонец, без лишних слов вытащил водку. Порядком замерзший, я схватил её за горлышко, как гранату, и бегом припустил обратно в общежитие.

Вернулся я как раз к середине «лекции». Фатю уже уложили спать, подсунув под ноги подушки, и теперь весь женский коллектив собрался послушать о нюансах целкопластики. Басок Студента был слышен даже в коридоре:

– На кафедре подхожу я к медсестре. Здрасьте, дайте мне… И типа забыл, что же мне надо. Ага – вот такую штуку – скинстэйплер и упаковку танталовых скрепок. Кто приказал? Как кто приказал – сам Цвилёв приказал, начальник кафедры! Для научной работы – перерасчёт тантала на всю армию сделать. Завтра всё назад принесу. Та без задней мысли достаёт инструмент и в журнале пишет «выдано 6к. 2ф. ряд. Рябуха». Мы в «Антимир». А времени уже семь ноль три – «Антимир» закрыт. Мы хвать такси и на Газа. А там Сан Саныч вопрошает – что за дела такие? Я ему все объяснил, а он мне и говорит – даю бутылку водки, если и меня технике научишь! Ну, тогда всё пучком – большую операционную подготовили словно на кесарево. Я, значит, всю теорию Заву объяснил, а у того аж глаза на лоб полезли – до чего всё просто оказывается. Уложили, то бишь усадили мы Фатю в кресло, подкололи новокаинчиком и в четыре руки за пять минут всё сбацали. А потом позвали санитаров и вынесли её на улицу на лавочку, чтоб та не стояла, а сидела, пока я за такси бегал. Вот и всё. Ходить ей пару дней нежелательно, так что пусть лежит. Хотя до туалета сама дойдет без проблем – уверен, что наша конструкция не расползётся. Писать больно будет, но это ерунда, завтра к вечеру и это нормализуется – уретра там от плевы порядком отстоит. Так что Фатя у нас снова девушка по всем анатомическим правилам!

Мы разлили водку и выпили за девственниц, а потом отправились на Факультет спать – хорошее дело общага, надежный запасной аэродром, если домой уже поздно ехать. На следующий день Студент пришёл проверить состояние прооперированной, еще дня через три извлек пилон-презерватив, а потом снял скрепки. Послеоперационное течение, если так можно назвать эту пустяшную ранку, прошло без осложнений, и вскоре Фатя укатила к себе в Таджикистан. Но история в лету не канула. Через месяц Студента разыскала еще одна таджичка. Она передала горячий пламенный привет от Фатимы, коробку шоколадных конфет и опять же классическую бутылку коньяку. Но уже не от Фати – от себя. Теперь уже Студент не церемонился – цена девственности у него составила две сотни рублей, которые были уплачены тут же без торга. Потом пошли узбечки и казашки, потом черкешенки и чеченки. Да и русские попадались. Уж как там народная молва разнесла славу о молодом талантливом специалисте в области оперативно-пластической гинекологии остается только догадываться. А ещё непонятней, где Студент добывал каждую неделю скинстэйплер. Точно не на кафедре, наверное, вместе с Адерейко своим собственным обзавелись. К выпуску Студент совсем поменялся – он звонил в тот знаменитый обсервационный роддом и вальяжным голосом говорил с Сан Санычем:

– Коллега, у нас сегодня опять заявка на срочную хименопластику. Гонорар уже поступил!

НЯНИ В ПОГОНАХ И РУБЛЁВЫЙ СУББОТНИК

Был самый обычный день шестого курса. Впрочем, не совсем обычный – это был последний наш субботник в Академии. Всякими землеустроительными и мусоросборочными работами шестой курс уже мало нагружали, поэтому на последний курсантский субботник мы шли как на праздник – своего рода прощание со ставшим уже привычным бытом. Даже замполита проняло, хотя истолковал он это, как всегда, дубово. Серпомолот увидел наши довольные морды и решил, что пылают они от возвышенно-патриотического настроя. Кононов едва не прослезился: «Вот, сыны, не зря я вас воспитывал долгие годы – повзрослели к шестому курсу, цените момент всеобщего коллективизма и получаете осознанное удовольствие от общественных работ!». Мда-а… Мы-то ценим, а вот ты дураком шесть лет назад был, дураком и остался.

Построились, сделали поверку. Все в сборе, кроме Вовки Чернова. Зря не пришел, сейчас мы соберем по рублю и пошлем гонцов – парочку в «Очки» за пивом «Колос», других в «Яйца» за пивом «Жигулёвское», а еще нескольких в «Сайгон». Вообще-то «Сайгон» по-настоящему называется ресторан «Вечерний», небольшая забегаловка напротив громадного «Лобка», нашего Лабораторного Корпуса. Этот ресторанчик «Сайгоном» еще в шестидесятых окрестили во времена Американо-Вьетнамской войны – уж очень там любило кормиться азиатское братство с Пятого Факультета. Так вот, днём в «Вечернем» можно было запросто заказать шашлыки на вынос. Подставляй кастрюлю, коробку или просто газетку, и тебе туда официант посдирает с шампуров ароматнейшего мясца. Шашлыки в «Сайгоне» были так себе, но на свежем воздухе пролетарской пасторали в голодные желудки созревающей военной интеллигенции вполне пойдут. Значит, кто участвует? Порядок – все участвуют! Собираем деньги на пикник, гонцы бегом по точкам, остальные на Факультет менять парадно-строевую форму на рабочее х\б. Впереди весёлый праздник.

Это сейчас энтузиазм от бесплатной низкоквалифицированной физической работы выглядит странно, а тогда при правильном подходе и хорошей организации дела такое было не в диковинку. Работали мы с огоньком, и в общем-то с удовольствием. Не сказать, чтобы мы горели идти на субботник, но уж коли пришли, то «сачка давить» у нас считалось позором. И не в «совковстве» тут дело. Скорее в воинском коллективизме и… удали молодой, что ли… И в нелегальном пикнике, конечно.

От нашего взвода лететь в «Сайгон» за шашлыком выпало Коле. Мы его науськиваем: «Миля, беги первым, чтоб потом ожидаючи не томиться, когда перед тобой гонцы с других взводов «шашлычную линию» на полдня закажут. Тот было припустил, а от него, словно от тройки на Масленицу, звон бубенцов. Миля остановился и умоляет: «Мужики, дайте бумажных денег, чего вы мне железных рублей насыпали, карманы рвёт, неровен час порастеряю!» Железные рубли никто не любил. Помните такие здоровые кругляки с Лениным, чуть ли не по полкило весом? Народ упрямится, рад, что от железа поизбавлялся – бегите, товарищ Миляев, и не рассуждайте. Тот вздохнул, ещё пуще зазвенел и побежал.

Пришли мы на указанное место, сразу за Кафедрой Травматологии. Появился полковник Пяточная Кость и давай нам фронт работ показывать. Мы всё уяснили, козырнули, перекурили и принялись поставленную задачу выполнять – подбирать мусор, сгребать старую листву в кучи, грузить всё это на носилки, таскать и сваливать в ещё большие кучи. Чуть-чуть поработали – Коля прибегает. Глаза виноватые, как у побитой собаки. Мы сразу спрашиваем: что произошло? Тот в землю уставился и вздыхает тяжело: «Бейте меня, мужики, придется шашлыком делиться, я пять рублей по дороге потерял». Плачется, что всё из-за того, что мы, гады, его не послушались и перед вылетом на «Сайгон» нагрузили железом, как американский тяжёлый бомбардировщик Б-52. Бить мы его не стали, обошлись устным выговором – мол, когда бежишь, то как замполит говорит, «обязан слушать по сторонам», чтоб быть начеку, если по асфальту деньги зазвенят. А тот ни в какую вины не признает: «Какой там „по сторонам“, если мой карман гремит громче трамвая на перекрестке». Делать нечего, обойдёмся урезанной шашлычной пайкой. Сив из «Яиц» прибежал, потом Изя с «Очков». Зашли мы за кустики, по очереди из трехлитровой банки хлебнули пивка, подобрели и Колину недостачу простили.