Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Бернс Джеймс Макгрегор. Страница 138

— Этим утром на пути в зал заседаний конференции мы встретились с Уинстоном. Я мог только сказать ему: «Уинстон, надеюсь, ты на меня не обидишься за то, что я собираюсь сделать».

Уинстон просто переместил во рту сигару и неопределенно хмыкнул. Должен сказать, он вел себя затем достойно.

Как только мы вошли в конференц-зал, я принялся приватно беседовать со Сталиным. Ничего не было сказано мною из того, что не говорилось раньше, но это сообщалось любезным доверительным тоном. Другие русские, заинтригованные, подошли к нам послушать. Тем не менее на лице маршала не промелькнуло ни тени улыбки.

Затем я прошептал, прикрыв рот тыльной стороной правой ладони (что, конечно, бросалось в глаза присутствующим): «Этим утром Уинстон не в себе, встал не с той ноги».

В глазах Сталина появились едва заметные искорки смеха, и я понял, что нахожусь на верном пути. Как только мы сели за стол переговоров, я начал высмеивать британский снобизм Черчилля, потешаться над байками о Джоне Булле, над сигарами и привычками премьера. Сталин это заметил. Черчилль покраснел и набычился. Чем больше он менял свой обычный вид, тем больше улыбался Сталин. Наконец разразился глубоким, раскатистым хохотом. Впервые за три дня я увидел свет в конце туннеля. Продолжал отпускать свои шутки до тех пор, пока мы не стали смеяться вместе, и как раз тогда я назвал его впервые Дядя Джо. Должно быть, днем раньше маршал считал меня недотепой, но в этот день он смеялся от души и подошел ко мне, чтобы пожать руку.

С этого времени наши отношения потеплели. Сталин сам отпускал при случае остроумные замечания. Лед был сломан, мы общались друг с другом по-человечески и по-братски.

Менее чем через три часа Сталин навестил президента. Рузвельт говорил, что сам попросил маршала зайти для краткого и откровенного разговора касательно внутренних американских дел. Рузвельт не собирался баллотироваться на новый президентский срок в 1944 году, но в случае продолжения войны такая перспектива не исключалась.

В Соединенных Штатах проживает 6-7 миллионов американцев польского происхождения, сообщил президент собеседнику, и, как практичный политик, он не хотел бы потерять их голоса. Рузвельт сказал, что он лично согласен с мнением маршала о необходимости восстановления польского государства и хотел бы, чтобы его восточная граница была отодвинута на запад, а западная — даже к Одеру. Президент надеялся, однако, на понимание маршала: из предвыборных соображений он не сможет принять участия в решениях по польскому вопросу ни в Тегеране, ни даже предстоящей зимой — не время ему сейчас публично заниматься такими вопросами.

Сталин ответил, что после разъяснений президента ему все стало понятно.

Воодушевленный этим замечанием, Рузвельт продолжал разговор. Имеется также много американцев литовского, латвийского и эстонского происхождения. США, конечно, не собираются воевать с Россией, когда она вновь оккупирует три балтийские республики! Но для американцев имеет большое значение реализация права на самоопределение. Лично президент убежден, что население республик проголосует за воссоединение с Советским Союзом.

Сталин. Три балтийские республики не пользовались автономией при царе, который был союзником Великобритании и Соединенных Штатов. Тогда никто не поднимал вопроса о том, как отреагирует на отсутствие автономии общественное мнение, и нет причин, почему этот вопрос следует поднимать сейчас.

Рузвельт. Общественность не знает и не понимает сути вопроса.

Сталин. Ее нужно проинформировать, проделать определенную пропагандистскую работу.

«Понимание» Сталиным польского вопроса вечером улетучилось. Когда президент выразил надежду, что Москва восстановит отношения с польским правительством в изгнании, Сталин парировал: лондонская группировка сотрудничает с нацистами и убивает партизан. Разумеется, он хочет дружественных отношений с Польшей — от этого зависит безопасность СССР, — но такие отношения возможны лишь с антинацистским правительством. Соглашение 1939 года вернуло украинскую землю Украине, а белорусскую — Белоруссии.

— По линии Риббентроп — Молотов, — заметил Иден.

— Называйте это как хотите, — ответил Сталин. — Мы считаем эту линию справедливой и правильной.

Три лидера склонились над картами Центральной Европы, взятыми из Государственного департамента. Об одной из этнографических карт Сталин насмешливо заметил, что для ее составления использовалась польская статистика. Дебаты продолжались. Сталин не уступил ни на йоту. К концу дня — он стал завершающим днем конференции — никакого соглашения достигнуто не было, но сталинские требования о границах молчаливо принимались.

«Мы прибыли сюда с надеждой и решимостью, — провозглашалось в совместном коммюнике Тегеранской конференции. — Мы расстаемся друзьями по сути, по духу и по целям». На следующее утро, 3 декабря, президент вылетел в Каир на встречу с Черчиллем и начальниками штабов США и Англии для окончательного определения большой стратегии на 1944 год.

Настоятельно стоял вопрос о вовлечении в войну Турции. Рузвельт послал Джона Беттигера сопровождать в Каир турецкого президента Исмета Иненю для заключительного обсуждения этого вопроса. В следующие три дня Рузвельт и Черчилль мобилизовали всю свою совокупную силу убеждения — наряду с прозрачными намеками на послевоенные выгоды, — чтобы уговорить Иненю и его коллег вступить в войну на стороне союзников. Турки показали себя вежливыми, доброжелательными, настороженными и неподатливыми. Они добивались от союзников обязательств предоставить военную помощь — англичане и американцы, стесненные в средствах, взять их на себя не могли. Дилемма, перед которой стоял Иненю, оказалась столь мучительной, что Рузвельту пришлось признать: будь он турком, нуждался бы в гарантиях, а не в посулах. Он проявлял понимание: Иненю не желает, чтобы турок застали со спущенными штанами. Иненю не взял на себя никаких обязательств. Рузвельта, казалось, не волновал исход переговоров. Черчилль мужественно принял еще один удар по своим амбициозным планам в Восточном Средиземноморье.

Премьер-министр одержал победу, однако, в решении гораздо более важной проблемы. В Каире он немедленно занялся обработкой Рузвельта с целью побудить его взять обратно свое обещание Чану о крупной военной операции на Андаманских островах. Черчилль располагал убедительными аргументами. Обещание Сталина вступить в войну с Японией после победы над Германией давало перспективу более удобного континентального пути наступления на японцев. Операции в центральной и юго-западной части Тихого океана открывали возможности для высадки войск союзников на территорию самой Японии. Решения по операциям «Оверлорд» и «Анвил» (десант в Южной Франции) в мае потребуют концентрации у Европы больших сил, особенно десантных судов. Маунтбэттен запрашивал значительно больше десантных войск в Юго-Восточную Азию, чем намечалось прежде.

Черчилль сообразил, что на второй встрече в Каире все выглядит иначе. Чана больше нет. Вопрос о втором фронте с Москвой урегулирован. Правда, Стилвелл оставался в Каире представлять интересы Чана, но Кислый Джо чувствовал себя в сфере большой политики на берегах Нила как рыба в воде.

Сначала Рузвельт был настроен решительно против отказа выполнять обещания Чану. Он убеждал Черчилля и начальников штабов сторон, что союзники взяли на себя моральную ответственность помогать Китаю. Сомневался также, что целесообразно класть все яйца в одну корзину. Допустим, Сталин не сумеет или не захочет выполнить свое обещание. Вашингтон может оказаться в ситуации, когда он пренебрег поддержкой Китая, не получив, с другой стороны, помощи русских. Начальники штабов сторон поддержали президента. Особенно они опасались того, что отмена военной операции на Андаманах даст повод Чану отказаться от своих обещаний осуществить сухопутные операции и приведет затем к выходу Китая из войны. Адмирал Кинг, особенно остро и активно обсуждавший этот вопрос, добивался обеспечения достаточного количества десантных судов для операций в Европе при одновременном выделении необходимых военных поставок для операции на Андаманах.