Катали мы ваше солнце - Лукин Евгений Юрьевич. Страница 18

Услыхав про этот случай, Кудыка лишь вздохнул и еще раз подумал уныло, что дед от него отрекся вовремя. А то все убытки на Кудыкин бы двор и спихнули…

Теперь становилось понятно, почему сволочане столь человечно и бережно отнеслись к бывшему супротивнику. Не будь его, так бы и таскались они со старыми санями да в изношенной до дыр одежке. Бока им, правда, в тот раз намяли крепко, ну да это дело привычное. Синяк-то сойдет, а зипунишко-то останется…

К вечеру замутненный взор Кудыки несколько прояснился, и первое, что поразило древореза, это отяжелевшее алое солнце.

– Вроде оно побольше стало!.. – моргая, проговорил он.

Возчики взгоготнули.

– Ну а как ты хотел? Чай, к Теплынь-озеру идем!..

– Погоди, то ли еще будет!..

«А и впрямь… – сообразил Кудыка. – Оно ж ведь в Теплынь-озеро опускается… Вона как оно… того-этого…»

Оглянулся на Чернаву. Та, по всему видать, завила уже горе веревочкой и шла теперь с беспечным видом, а когда возчики принимались задирать да зубоскалить, огрызалась весело и хлестко. Конечно… Чего ей горевать, чумазой? Подумаешь, землянки лишилась! А тут одна печь кирпичная вон сколько стоила!.. А горница на подклете!.. А жом для стружек… А набор резцов греческой работы…

– Чего молчишь, берендей? – окликнул головастый жердяй, вышагивающий по-журавлиному у третьих саней. – Повесил головушку на праву сторонушку!.. Мы тебя для чего в ватагу брали? Чтоб ты молчал всю дорогу?..

– А чего говорить-то?.. – хмуро отозвался Кудыка.

– Расскажи, как вы там на речке Сволочи воевали, – при общем смехе предложил жердяй.

Странный они все-таки народ. Взять в ватагу теплынца, да еще и с погорелицей впридачу! Погорелица – ладно, но теплынец-то – смутьян, вдобавок беглый. Нет, воля ваша, а не только по доброте душевной приняли их возчики к себе. Не иначе насолить кому-то вздумали… Только вот кому? Столпосвяту? Или самому царю-батюшке?..

Немудрено, что добрые берендеи с ними и знаться не хотят…

– Опростоволосился Всеволок… – Старшой оглянулся через плечо и подмигнул правым глазом, поскольку левым подмигнуть не мог. – Нет чтобы нас, обозных, вывести во чисто поле, а он – дружинушку свою хоробрую…

– И что было бы? – буркнул Кудыка, невольно вовлекаясь в разговор.

– Как что? – удивился старшой. – Вы бы – ноги в руки, а мы бы только сабельки за вами пособирали…

– Пособирал один такой! – обиделся Кудыка. – Грозила мышь кошке, да издалече… Как эта дыра в земле открылась, как полез оттуда… черный, с кочергой… Вспомню – поджилки трясутся!..

– Кочерги, стало быть, испужался?

– Да при чем тут кочерга? – завопил Кудыка, окончательно развеселив честной народ. – Навьи души из преисподней лезут, а ты – кочерга!..

– Мы с этими навьими душами, мил человек, – сообщил жердяй, когда все отсмеялись, – не одну ендову зелена вина выкушали. Так-то вот…

Кудыка сердито покосился на болтуна и не ответил. Ничего святого у этих возчиков. Да разве ж таким шутят?..

Алое огромное солнце, окутанное розовым маревом, почти уже коснулось далекого небостыка. Странно, но вожак с привалом не спешил. А пора бы уже…

– Что ж, в темноте идти будем? – не утерпел Кудыка. – Или вы наощупь дорогу знаете?

– Небось, не пойдем… – равнодушно ответили ему. – Глаза-то – разуй…

Древорез разул глаза и ахнул. Над светлым и тресветлым нашим солнышком висело в розовом мареве еще одно, только поменьше и, пожалуй, чуть поярче. Изумленно присвистнула Чернава. Кудыка выронил вожжи и обмер.

– Ну чего глаза вылупили?.. – уже устало и раздраженно прикрикнули на них. – Греческого солнышка, что ли, ни разу не видели?..

Конечно, не видели. Отродясь ничего подобного в окрестностях слободки не бывало. Слышать, правда, слышали, и не раз, но не всему же верить-то! Народ ныне такой пошел: дай им волю – насмерть заврут. Тем более про Теплынь-озеро или, как его еще называли, Теплынское море! Уж чего-чего про него только не плели!.. И змеи-де там водятся с бабьим личиком, и собаки крылатые бегают, и злак-баранец растет… Снизу, значит, стебель, а вместо колоса барашек махонький [53]. Кое-кто даже шапку из баранца показывал. Шапка как шапка…

Вот и дед тоже… Висит, сказывал, после заката над Теплынь-озером ложное солнце. С виду похоже, а жару от него – никакого, видимость одна…

Но ведь и впрямь висит!

Ай да дед! Кудыка даже возгордился малость. Да, это плетень другого заплета. Сказал – как узлом завязал…

Истинное солнышко, меченное пятном, уже кануло за небостык, и вокруг стало чуть потемнее. Кудыка подставил ложному греческому светилу щеку, другую… То ли почудилось, то ли все-таки исходило от морока некое слабое тепло. Чудеса…

Тут раздался собачий лай, и первые сани свернули с дороги.

– Сто-ой!.. – зычно возгласил старшой. Обернулся и добавил удовлетворенно: – Ну вот и доползли…

– Чего стоишь? – окликнули Кудыку, все еще завороженного зрелищем. – Ишь, рот раззявил!.. Смотри, целиком его не проглоти! А то оставишь нас без света, в темноте распрягать придется…

Древорез с трудом отвел взгляд от греческого солнышка и огляделся. На правой обочине криво припала к земле низкая однопрясельная изба с длинной пристройкой, где, должно быть, располагались стойла. Пока распрягали, и вправду на округу пала темь. Запутавшись с непривычки в вожжах, Кудыка к досаде своей так и не увидел, что же все-таки сталось со вторым – ложным – солнышком. То ли село, то ли просто растаяло…

* * *

Конечно, по сравнению с землянками погорельцев ночлежная изба представлялась хоромами, но вот по сравнению с домом Кудыки… Топилась она по-черному, дым выходил в маленькое волоковое окно. На полатях угнездился неговорливый сторож с семейством, а Кудыке с Чернавой, как и всем прочим возчикам, пришлось держать опочив на жестких лавках. Несмотря на усталость, не спалось древорезу, даже и не задремывалось. Ворочался, вздыхал, с завистью слушая жизнелюбивый храп сволочан. На соседней скамье тихо лежала Чернава, но вроде тоже не спала.

– Слышь, Кудыка… – послышался ее озабоченный шепот. – А кроме как идольцев резать, ты что еще умеешь делать?..

– Часы… – горестно скосоротившись, ответил он.

– Да ладно тебе!.. – осерчала она. – Я смотрю, ты врать-то поперек себя толще! Тоже мне грек нашелся…

– Так а за что, по-твоему, меня волхвы искали? – тоненько выкрикнул Кудыка. – Часы изладил!..

– Ой!.. – испуганно сказала Чернава и примолкла.

Слева оборвался журчащий переливчатый храп, и разбуженный, видать, Кудыкиным вскриком возчик проворчал сердито:

– Чего шумишь?.. Днем молчал, ночью шумишь…

– Берендей, а, берендей! – взмолился Кудыка. – Ну хоть ты скажи… Почему волхвы за часы карают?

Проснувшийся, кряхтя, перевалился на другой бок, посопел.

– Почему, почему… – недовольно пробормотал он в полусне. – С часами-то… все тут же раскумекают… одна ночь длиннее, другая короче…

Мгновение Кудыка оторопело вдумывался в услышанное, а потом вдруг по-за шкуркой у него мороз прошел. Вот оно что! Стало быть, зря он грешил на свой резной снарядец. Стало быть, вовремя бряцал позвонок, просто ночи выпадали разные…

«А разные-то почему?» – жалобно хотел спросить он, но возчик уже издал носом первую заливистую трель.

Некоторое время Кудыка с Чернавой лежали молча. Каждый думал о своем.

– Воровать умеешь? – отрывисто спросила она.

Кудыка хмыкнул.

– Как все…

Чернава явно осталась недовольна его ответом.

– Как все… Если как все, это с голоду помрешь… Погоди-ка! – Она оживилась. – А вот о прошлом годе меня боярин в терем звал – шишимору вывести… Из ваших ведь кто-то подсадил, из древорезов…

– Я и подсадил… – уныло признался Кудыка. – С Плоскыней на пару… Ну, с тем самым, что за нами сегодня с колом гнался…

– И как же это вы?..

Древорез объяснил. Чернава выслушала его с напряженным вниманием.

вернуться

53

Злак-баранец – видимо, хлопок (прим. ред.)