Портрет кудесника в юности - Лукин Евгений Юрьевич. Страница 64

– Много они там чего завезли! – угрюмо огрызнулся чародей. – Скажи лучше: вывезли. Сфеодализдили в нахалку да и расталдычили по всему Востоку! А уж поперепутали, попереврали… Обидно! – Голос Ефрема исполнился горечи. – Простофили мы, Глебушка… Иной раз зла не хватает! Прикинь: нашу же шамбалу нам же теперь и втюхивают… по сходной цене… – Кудесник уничтожающе посмотрел на лазерный диск – и тот сам собой раскололся пополам: одна половинка осталась в пальцах Глеба, другая, упав на пол, чудесным образом разлетелась вдребезги.

Юноша хотел было заметить учителю, что за диск вообще-то деньги плачены, но взглянул на суровый лик чародея, передумал – и, вздохнув, пошёл за веником. Осколки смёл под койку, где тут же поднялась энергетическая возня: брезгливая учёная хыка с омерзением заталкивала мусор в мрачные подкроватные глубины. Слышно было, как обломки носителя информации, шурша, проваливаются в отвесный лаз, ведущий в иное измерение.

Колдун тем временем присел на табурет, ссутулился. Дурной знак. Поскольку приступы мировой скорби у Ефрема завершались всегда с изумительной предсказуемостью, следовало, не медля ни секунды, чем-нибудь кудесника отвлечь.

– Шамбала – это ж священная страна такая… на Тибете… – с нарочитым недоумением напомнил Глеб.

– Священная… – укоризненным эхом отозвался старый чародей. Усмехнулся, дивясь людскому простодушию. – А ты послушай, что я тебе, Глебушка, расскажу. Было на Руси волшебство тайное, неназываемое, известное лишь кудесникам. А было ещё волшебство расхожее, простонародное: ругны да матерны. Потом пришли татары. Думаешь, из-за чего они на Русь приходили? Кудеса им наши были надобны… Не выгорело однако. Триста лет пытали – не выпытали. Настоящее-то колдовство, неназываемое, вместе с градом Китежем всё под воду ушло. Как только басурманы приблизились – так и ушло. Одни матерны нехристям достались – короче, шамбала всякая. Проще сказать, барахло… – Тут колдун обратил внимание, что ученик слушает его с откровенным недоверием, осерчал и, властно вздёрнув бровь, прикрикнул: – Да ты вникни, вникни! Словцо-то – наше, исконное! В деревнях вон до сих пор им бранятся: шамбала ты, дескать, непутёвая…

Отчитав желторотого скептика, старый чародей сердито поджал губы и собрался уже вернуться в прежнее состояние, однако не тут-то было.

– Может, и чакры тоже мы придумали? – подначил рисковый юноша.

– И чакры тоже! – буркнул кудесник, то ли не уловив ехидцы в голосе воспитанника, то ли не пожелав уловить. – Слышал такое слово – отчекрыжить? Ну вот… Энергетическое тело человека делится – то бишь чекрыжится – на семь частей. Каждая такая часть называется чакрой…

– Ага… А мантры, значит, – матерны… А ругны?

Опечалился колдун, закряхтел.

– Эх, судьба-судьбинушка… – проговорил он с тоской. – Придумаем паровоз – тут же скрадут и за границей внедрят. Придумаем велосипед – то же самое… А ругны у нас немчура слямзила. Все ругнические письмена до последней буквицы… Воряги, – пояснил он, словно бы извиняясь. – Что с них спросишь!

И, как всегда, Глеб Портнягин не успел осознать мгновения, после которого разговор с наставником пошёл всерьёз.

– Погоди, – растерянно сказал он. – Это что ж получается? Мат, что ли, вправду заклинание? Не шутишь? – Поставил веник в угол и, сев напротив учителя, пытливо вгляделся в его загадочные желтоватые глаза. – Тогда у нас, куда ни плюнь, одни колдуны…

Мудро прищурясь, старый чародей сморщил губы в улыбке.

– А скажешь, нет? – кротко вопросил он. – Народ как говорит? «Не заругавшись, и двери в клеть не отомкнёшь…» А почему не отомкнёшь? Да потому что как запирал, так и отпирай. А иначе ничего не выйдет… Или наш дом возьми. Поставлен кое-как, сто лет назад, давно развалиться должен, а вот стоит же! В чём причина? То-то и оно… С матом строен, с матом латан – матом держится… И если бы только дом, Глебушка! Что, по-твоему, тысячу лет наш народ сплачивало? Вот одни говорят: вера… Но ведь веры-то – менялись. До Владимира язычество было, потом – православие, а при советской власти – и вовсе безбожие… Другие говорят: язык… Так за тысячу с лишним лет и язык успел смениться. Был древнерусский, стал просто русский… А народ всё тот же…

– Неужели мат? – тихо спросил Глеб.

Колдун помолчал, потом утвердительно смежил веки:

– Он, Глебушка, он… То самое лыко, что всех нас вместе вяжет. Империя Российская только им и держалась. Как басурман первый раз сматерится – считай, что он уже не басурман. Считай, что русский…

Глеб встал, ослабил воротник рубашки, подошёл к окну. За мутными стёклами пушил снежок и темнела стена из красного кирпича, сплошь покрытая ругническими письменами.

– Нет, не понимаю, – глухо сказал Глеб. – Как это мат – сплачивает? Наоборот! Я – обругал, ты – обиделся… Разве нет?

– Э-э, Глебушка… – пропел за спиной вкрадчивый голос колдуна. – Не всё так просто… Вот, допустим, решил ты обложить ментовку. Так, мол, я и так твою внутренних дел министерства мать! А теперь подумай: что ты такое сказал? Ты ж, по сути, признал своё родство с министерством внутренних дел… Или вот тебе исторический пример. Белая гвардия! Могла ведь сидеть в Крыму хоть по сей день. Перекоп же! Нет, вздумалось барону Врангелю от великого ума издать приказ: запрещаю, мол, под страхом трибунала господам офицерам ругаться в Бога, Царя, трон… ну и так далее… И сразу конец пришёл Белому Делу. Красным-то никто в Бебеля-Гегеля крыть не запрещал… А почему, думаешь, народ интеллигенцию не любит? Вот именно поэтому. Отрезанный ломоть…

Глеб обернулся.

– Всё равно непонятно, – упрямо сказал он. – Кругом мат-перемат, а Союз развалился, Россия развалилась, Суслово – вот-вот развалится…

Колдун презрительно дёрнул углом рта, и в голосе его вновь зазвучала горечь:

– Перемат! Куда вам до перемата! Вставляете ругачку через слово – и рады… А того и не смекаете, что ключевые слова в одиночку не работают! В настоящей матерне, чтоб ты знал, вся соль в многоэтажности, в связности, в соразмерности… Это во-первых. А во-вторых, думать надо, когда материшься. Без мысли – это, знаешь, всё равно что стрелять, не целясь. Один вред и никакой пользы… Нет, конечно, мастера ещё не все повывелись – встречаются, но редко, редко… Помню, ехал это я на подлёдный лов. Рыбаков – человек пятьдесят, ждём автобуса. Стали друг за другом, каждый за рюкзак переднего держится – без очереди не влезешь. И – тётка. Крутилась-крутилась – ну не влезешь и всё тут! И начала она нас костерить… «Чтоб вам эта очередь, – кричит, – на причинное место намоталась…» Я, как услышал, о рыбалке забыл – и давай Бог ноги…

– Правда, что ль, намоталась бы? – всполошился Глеб.

– Физически – нет. А астрально – запросто… – Помолчал, пожевал губами. – Сантехники тоже неплохо заклинают… Ну сам суди: труба проржавела, заменить нечем, а чинить надо. Ежели бездуховно, одним цементом – ни за что не залатаешь. А с матом – глядишь: худо-бедно продержится… денька четыре…

– А почему ты его сам в заклинаниях никогда не пользуешь? – прямо спросил юный чародей.

– С ума сошёл? – испуганно сказал Ефрем. – Этак я, пожалуй, всех клиентов распугаю… – Поднялся с табурета, вздохнул. – Расстроил ты меня своим лазерным диском… – признался он. Доковылял до окна, открыл форточку и сбросил в неё избыток отрицательной энергии.

За краснокирпичной стеной что-то грохнуло, во дворах взвыли собаки. Одновременно щёлкнул и выключился компьютер, а под кроватью недовольно завозилась учёная хыка. Будучи всеядной, она бы и сама не отказалась полакомиться энергетически, однако перекармливать её, право, не стоило.

Со спокойной душой отпустив наставника на прогулку (после избавления от неприятных эмоций на водку не тянет, как минимум, часа два), Глеб Портнягин некоторое время пребывал в задумчивости. Клиентов в комнате не наблюдалось, распугивать было некого.

Решившись, выдвинул ящик серванта, где среди мелкого колдовского барахла таился уголёк из пепелища синагоги, размашисто начертал на полу ругнические письмена, затем усилием воли создал большую шарообразную мыслеформу. Оставалось придумать и произнести нечто стройное, соразмерное – и хотя бы в полтора этажа.