Семь тысяч Я - Лукин Евгений Юрьевич. Страница 4

– А тебе я, друг, так скажу, – задушевно проговорил он. – Хорошую ты себе жену выбрал. Кроме шуток.

Сидящий в сторонке командир отряда скептически поглядел на него и, вздохнув, отвернулся.

К часу дня подошла разведка противника.

Человек двадцать конных в голых «яко вода солнцу светло сияющу» доспехах подъехали к выкопанному нами рву. Я и еще несколько салажат в байданах, как наиболее уязвимая часть нашего воинства, были отведены в заранее подготовленное укрытие и теперь с жадным любопытством следили поверх бруствера за развитием событий.

Постарел авантюрист, осунулся. Я имею в виду того, что командовал их отрядом. Ударив саврасую лошадь длинными шпорами, он выехал вперед и долго смотрел на заостренные колья, вбитые в дно рва.

– Пес! – бросил он наконец с отвращением. – Успел-таки…

Он поднял глаза. Перед ним с того края рва грозно топорщился так называемый «ёж». «Молодые» подтянулись, посуровели, руки их были тверды, лезвия алебард – неподвижны.

– А почему у него лошадь саврасая? – шепотом спросил я одного из салажат. – Была же белая…

Действительно, лошади под противником были и той, и другой масти.

– Белая во время атаки шею свернула, – также шепотом пояснил салажонок. – Да ты сам сегодня увидишь – покажут…

– Предлагаю пропустить нас по-хорошему! – раздался сорванный голос старшего всадника. – Имейте в виду: сейчас сюда подойдет еще один отряд в пятьдесят клинков…

– Да хоть в сто… – довольно-таки равнодушно отозвался с этого края рва наш командир.

Мой противник оскалился по-волчьи.

– Ты вынуждаешь меня на крайние меры, – проскрежетал он. – Я вижу, придется мне завтра прихватить сюда…

– Пулемет, что ли?

– А хоть бы и пулемет!

– Прихвати-прихвати… – невозмутимо отозвался командир.

– А я базуку приволоку – совсем смешно будет…

– А я… – начал противник и, помрачнев, умолк.

– Сеточку, – издевательски подсказал командир. – Сеточку не забудь. Такую, знаешь, капроновую…

Тот яростно кругнулся на своем саврасом.

– Червь! – выкрикнул он. – Татарский прихвостень! Там, – он выбросил закованную в сталь руку с шелепугой подорожной куда-то вправо, – терпит поражение князь Мстислав Удатный! А ты? Ты, русский человек, вместо того, чтобы ударить поганым в тыл… Сколько они тебе заплатили?..

– За прихвостня – ответишь, – процедил командир. Тяжелый наконечник семиметрового копья плавал в каких-нибудь полутора метрах от шлема всадника, нацеливаясь точно промеж глаз.

– Куда, нехристь?! – Это уже относилось к противнику из «молодых», не сумевшему сдержать белую лошадь и выехавшему прямо на край рва. В остервенении старший всадник хлестнул виновного шелепугой. Тот взвыл и скорчился в седле – рогульчатое ядро пришлось по ребрам.

– А мы еще жалуемся… – уныло проговорил один из наших салажат. – У нас «деды» хоть орут, да не дерутся…

Я же с удовлетворением отметил, что «ёж» из копий и алебард не дрогнул ни разу. Воины по эту сторону рва стояли, нахмурясь и зорко следя за конными. Что-что, а дисциплина у меня всегда была на высоте…

Потом подошел обещанный противником отряд. Пятьдесят не пятьдесят, но клинков сорок в нем точно было. На той стороне начались давка и ругань. Всадники подъезжали группами, смотрели с содроганием на заостренные колья и снова принимались браниться. Наконец вся эта масса попятилась и на рысях двинулась прочь, оставив после себя перепаханную, изрытую копытами землю.

– Вроде отвоевали на сегодня, – сказал командир.

Возле рва оставили охранение и разрешили салажатам вылезти из укрытия.

– Ну что он там? – нетерпеливо крикнул новобрачный, чуть запрокинув голову.

– Уходит, – ответил ему наш наблюдатель с холма.

– Все правильно, – заметил командир. – Убедился, что все лазейки перекрыты, и теперь концентрирует силы на равнине. Напролом попрет…

Наблюдателей на бугре сменяли часто. И не потому, что служба эта была трудной, – просто каждому хотелось взглянуть, что делается на равнине.

– Вторая баталия пошла, – сообщил только что спустившийся с холма бородач. – Пусть новичок посмотрит. Ему полезно…

– Можно, – согласился командир. – Пошли, новичок…

Мы поднялись на бугор. Открывшаяся передо мной равнина была покрыта свежей, еще не выгоревшей травой. И по этому зеленому полю далеко внизу, грозно ощетинясь копьями, взблескивая панцирями и алебардами, страшный в своей правильности, медленно полз огромный прямоугольник – человек в тысячу, не меньше.

– Эх, мать! – восхищенно сказал наблюдатель. – Красиво идут!

– Да я думаю, – отозвался командир. – Там же «старики» в основном! За десять лет и ты строем ходить научишься…

– Так что служи, служи, – не преминул добавить поднявшийся вместе с нами хриплый. – Тебе еще – как медному котелку.

– А вон и первая баталия строится, – сказал наблюдатель. В отдалении муравьиные людские потоки струились из-за бугров и пригорков, смешиваясь на равнине в единую массу, постепенно преобразующуюся во второй такой же прямоугольник.

– Да что ж они так вошкаются сегодня? – с тревогой проговорил хриплый. – Не успеют же!..

– Успеют, – сказал командир.

Он перевернул ладанку и взглянул на циферблат.

– Ну, минут через десять начнется…

И минут через десять – началось! Конница выплеснулась из-за пологого холма, ослепив сверкающими на солнце доспехами. И она продолжала изливаться, и казалось, ей не будет конца. Никогда бы не подумал, что это так много – семь тысяч человек! И вся эта масса разворачивалась во всю ширь равнины и с топотом, с визгом, с лязгом уже летела на замершие неподвижно баталии.

Я зажмурился. Ничто не могло остановить этот поток сверкающего и как бы расплавленного металла.

– Что? Сдали нервишки? – злорадно осведомился командир, обращаясь, как вскоре выяснилось, не ко мне, но к противнику на равнине. – Это тебе не сеточки капроновые бросать…

Я открыл глаза. Ситуация внизу изменилась. Баталии по-прежнему стояли неподвижно, а вот первые ряды конницы уже смешались. Всадники пытались отвернуть, замедлить разбег, а сзади налетали все новые и новые, начиналась грандиозная свалка.