Чистовик - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 17

– Как ты стал куратором? – уже начиная догадываться, что к чему, спросил я.

Котя вздохнул. Снял очки, зачем-то прополоскал их в горячей воде и повесил на край лохани.

– Ну? – подбодрил я.

– Я… меня стерли. Был один акушер с Аркана, сейчас он работает в другом мире, не у нас… – Котя помолчал. – Я стал функционалом… только не смейся… функционалом-музыкантом.

– Чего?

– Музыкантом.

– Скрипачом? – спросил я с иронией.

– Саксофонистом.

Я молчал, не зная, что и сказать. А Котя мечтательно продолжал:

– Ты бы слышал, как я играл! У меня был очень редкий инструмент – бас-саксофон…

– Работы Страдивари?

– Будешь издеваться – ничего рассказывать не стану.

Я примиряюще поднял руки.

– Извини. Само вырвалось. Я и не знал, что саксофоны бывают разные.

– Бывают семи видов. Самые распространенные – тенор, альт… А бас – большая редкость. Вот я на нем и играл.

– А что на нем играют? – продолжал я недоумевать.

– Ну… есть разная музыка для саксофона, – уклончиво сказал Котя. – Но я в основном импровизировал. Играл… – Он замолчал, но все же закончил: – В ресторане.

– Джаз – музыка для толстых, – пробормотал я.

– Ага. – Котя фыркнул. – Неужели еще не понял, что все мы – прислуга? Что содержатель гостиницы, что владелец ресторана, что таможенник на перекрестке миров? Вот и я… учился на журфаке, мечтал в «Комсомолке» работать и вдруг – стал никем. Два дня шатался по улице, хорошо хоть, что лето было на дворе. А потом мне позвонили… знаешь, тогда ведь мобильных не было. Тогда вообще был Советский Союз. Брежнев недавно помер, у власти Андропов… Ты знаешь, кто такой Андропов? Да откуда тебе знать… Он был руководителем КГБ, сразу начал в стране чистку проводить. Сажали всяких взяточников, увольняли тех, кто в рабочее время занимался личными делами… оцепят магазин и кинотеатр, к примеру, и проверяют – человек в отпуске или должен в это время быть на работе…

– Знаю я и про Советский Союз, и про Андропова. Сажали – ну и правильно делали, – сказал я. – Разве коррупция – это хорошо? Ну а если бы у нас кто-то в рабочее время в кино пошел… да какое там в кино, остановился бы задницу почесать, его бы Андрей Исаакович тут же пинком на улицу уволил!

Котя поперхнулся и некоторое время задумчиво смотрел на меня. Потом сказал:

– В какой-то мере, конечно… Но это к делу не относится. В общем – я был уверен, что стал жертвой КГБ. Что меня сводят с ума или просто издеваются…

Мне хотелось спросить, с чего бы это вдруг КГБ стало издеваться над студентом. Но я испугался, что Котя снова пустится в нудные и совершенно не нужные мне воспоминания, и поэтому промолчал.

– Я шел мимо телефонной будки, – продолжал Котя. – И вдруг в ней зазвонил телефон. Старый такой железный таксофон… в него надо было кидать монетку в две копейки… Считалось, что позвонить на него нельзя, что у него нет номера. Все знали, что на Западе в таксофон можно перезвонить, в фильмах это часто показывали, а у нас почему-то нет. Но таксофон зазвонил… я подошел и снял трубку.

Он замолчал.

– Тебе сказали адрес, куда явиться?

– Да. Я нашел странный домик – маленький двухэтажный домик из красного кирпича с крышей, крытой железом. Он был зажат между двумя панельными двенадцатиэтажками, представляешь? В то время у нас так не строили. Старые дома не щадили, снесли бы на фиг…

– И сейчас снесли бы, – заметил я. – Земля дорогая.

– На первом этаже там была лавка музыкальных инструментов, – продолжал Котя. – Я походил, посмотрел… и выбрал себе саксофон. Сам не понимаю, что на меня нашло. Но я вдруг понял, что это – мое… – Котя хихикнул. – Поднялся на второй этаж, там был страшный бардак, окна побиты, штукатурка на полу, какой-то разваливающийся трухлявый диван… Я на него уселся – и стал играть. У меня никогда не было музыкального слуха. Мама в детстве водила к знакомым музыкантам, те ей сразу сказали – не надо зря мучить и ребенка, и пианино… А тут я сел и стал играть. Голодный, не понимающий, что со мной происходит, – сидел и играл. Часа через три ко мне пришел мой акушер…

Я больше не перебивал. Слушал про то, как Котя стал выступать – иногда и в самых обычных, человеческих заведениях, но чаще – в ресторанах и клубах, которые содержали функционалы. Он играл для функционалов и для тех людей, что пользуются нашими услугами. Так прошло полгода.

А потом Котя познакомился с куратором.

– Его звали Фридрих. Кажется, он был австрийцем. Очень приятный мужик на самом деле… – Котя помолчал. – Не то чтобы мы подружились, но всегда приятно, когда тебя ценят… пусть даже за незаслуженный талант… Он обычно приходил с девушкой по имени Лора. Обычная девушка, не функционал… очень красивая. Очень.

Он снова замолчал.

– Ты его убил, – сказал я.

– Да.

– Из-за девушки?

– Да.

– Почему?

– Потому что вначале убил он. Лору. Когда узнал, что она ему изменила… со мной. – Котя усмехнулся. – Потом уже я узнал, что это был не первый ее адюльтер. И ко мне она всерьез не относилась. Фридриху, похоже, надоели непрерывные измены вперемежку с истериками. Он убил девушку… знаешь, это выглядело как сцена из старого фильма – сбросил ее со скалы. У меня на глазах. А потом очень спокойно сказал, чтобы я больше не поддавался на такие соблазны… он же серьезный человек, ему не нравится быть рогоносцем… Он очень легко к этой ситуации отнесся. А я – нет. Я завелся. Как ты, когда убили Настю. Я кинулся на Фридриха, хоть и понимал, что ничего не сумею сделать… и вдруг что-то произошло. Я его просто-напросто задушил. Прижал к земле и задушил. Он очень долго не умирал. Пытался вырваться… – Котя замолчал. Потом продолжил: – Так куратором стал я. Ко мне… пришли. С Аркана. И объяснили, что раз уж уничтожил прежнего куратора, то теперь стану выполнять его обязанности. Я согласился. Я был в ужасе, если честно.

– И часто куратору приходится?.. – Я не стал заканчивать фразу.

– Я больше никогда и никого не убивал. – Котя помотал головой. – Нет. Никогда. Это… это делают акушеры или полицейские. Куратору… ну, самому не нужно. Пост слишком высокий. А когда с тобой случилось… когда эта дура Иванова убила Настю, а ты ее казнил… я запаниковал. Я решил, что все повторяется. Что ты становишься куратором вместо меня. И попытался… извини. Я больше не буду.

Некоторое время мы сидели молча – два голых дурака в бочках с остывшей уже водой. Потом я сказал:

– Ясно. А скажи мне такую вещь, Котя… Я что, действительно становлюсь куратором?

– Не знаю. – Котя помолчал. – Но ты определенно приобрел какие-то способности – раз сумел расправиться с акушером. А я… я свои способности теряю.

И в голосе его мне послышалась легкая паника.

– Я тебе подарю саксофон, – сказал я. – Будешь лабать в ресторане. А по ночам писать скандальный роман «Учительница пения». У тебя как раз самый возраст – предаваться эротическим фантазиям.

– Я ему предамся, – негромко сказали от двери. – Я ему так предамся… Привет, Кирилл.

Повернувшись к двери, я потрясенно уставился на Иллан.

Да, конечно, я помнил, что они были вместе. И логично было предположить, что вместе и остались.

– Простите, что помешала. – Иллан ухмыльнулась и бросила на лавку у дверей стопку сероватых полотенец. – Но присоединиться мне как-то неудобно, а послушать вас любопытно.

– Мы сейчас придем, – сказал Котя с легким заискиванием. Кажется, его статус куратора, уже явно знакомый Иллан, в их отношениях мало что изменил.

– Давайте, ребята. У меня тоже есть вопросы. – Иллан посмотрела на меня – и в ее глазах мелькнула боль. – Кирилл… мои соболезнования.

Я неловко кивнул и ответил:

– И мои… тоже.