Гаджет (Сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 40

– Потом началось расхищение и порча груза, – сказал мужчина. – Конечно, определенный процент усушки заложен в нормативы. Но к чему, скажите мне на милость, расшвыривать редкоземельные металлы за борт? А что говорить о сварах и ссорах среди экипажа?

– Очень плохо, – сказал Денис. – Я думаю, вам надо установить простые и четкие нормы поведения на работе.

– Установил! – Клиент вздохнул. – Очень простые, очень понятные. Не допускающие, как мне казалось, ложного толкования. Все равно – все извратили, выхолостили, приспособили под свои сиюминутные потребности. Грызня идет непрерывная, бессмысленная, отвратительная!

– В вашей ситуации, – Денис нарисовал еще одну елочку, – я бы посоветовал положиться на здоровую часть экипажа. Заключить с ними отдельный трудовой договор и опираться, скажем так, на прогрессивные силы коллектива.

– Я так и сделал. – Мужчина поморщился. – Выбрал наиболее вменяемую группу, договорился, обеспечил им наилучшие условия для работы. Знаете, что началось?

– Травля, – сказал Денис. – Со стороны прочего коллектива.

– Именно, – горько сказал мужчина. – Дикая, омерзительная, непрерывная травля. И мало того, в ответ на эту грызню и мои фавориты повели себя не лучшим образом! Неприязнь, дистанционирование, подчеркнутая обособленность, в последнее время – ответная агрессия…

– Естественная реакция, – сказал Денис. – Поддерживая часть коллектива, вам надо было ясно продемонстрировать – пусть им многое дано, но и спросится с них вдвойне!

– Да вроде так и делал… – Клиент замолчал.

Денис полюбовался еловой рощицей, возникшей на листе бумаги. Сказал:

– Сейчас вы, как я понимаю, в тупике.

– В абсолютном тупике, – кивнул клиент. – Чувствую, кончится все очередным мятежом. Экипаж буквально перебьет друг друга! И при этом нанесет большой урон той части груза, до которой в состоянии дотянуться. Пока я несу убытки только морального свойства… это разбрасывание редкоземельных элементов по большей части пустяковое… детское баловство. Но если пострадает основной груз воды… а он как раз под боком у экипажа… тут уже серьезная неустойка.

– Я вижу только один выход, – сказал Денис. – Но, предупреждаю вас сразу, это трудное решение.

– Да? – с надеждой спросил мужчина.

– Вы можете сменить экипаж?

– Могу. – Мужчина даже растерялся. – В любой момент. Но… это как-то… так сказать, не по-божески…

– Зато очень даже по-людски. Вы с ними пытались вести дело честно?

– В меру их понимания… – вздохнул мужчина.

– Ну так увольняйте.

– Я к ним привязался… – Мужчина неловко улыбнулся. – При всех недостатках… они для меня как семья…

– Вы кто? Воспитатель или капитан? Вам что нужно, шашечки или ехать?

– Ехать, – вздохнул мужчина.

– Вы долго пытались их вразумить?

– Очень долго! Века и тысячелетия, можно так сказать…

– Мой вам совет, – твердо сказал Денис. – Меняйте команду.

Посетитель поднялся. Вздохнул. Протянул руку:

– Что ж… спасибо вам… Я подумаю. А может, дать им испытательный срок?

Денис иронически улыбнулся и покачал головой.

Мужчина вздохнул и направился к двери.

– А куда груз-то везете? – не удержался Денис.

– Из созвездия Голубя в созвездие Геркулеса, – ответил мужчина, не оборачиваясь.

Дверь за ним закрылась.

Денис с легким подозрением взял в руки пачку купюр. Мужик оказался психом!

Но деньги были настоящие.

И это Дениса полностью успокоило.

Доктор Лем и нанотехи

– Джон Баркер, к вашим услугам, – низко кланяясь, произнес газетчик.

Хозяин дома шагнул ему навстречу. Несмотря на немалый возраст, он был крепок, а глаза его блестели задорным живым огнем.

– Лемюэль Гулливер. Садитесь к огню, вы изрядно продрогли. – Он приветливо указал на уютное глубокое кресло у камина.

Представляться ему не было нужды – кто же не знает в лицо знаменитого ученого, путешественника, врача – «доктора Лема», как ласково называла его и лондонская беднота, и высшая знать. Но сам тон доктора сразу снял неловкость молодого журналиста.

– Глоток портвейна? Хотя… в такую погоду я посоветовал бы вам выпить хереса. – Лемюэль сам разлил золотистое вино по бокалам. – Не смущайтесь, молодой человек. Я с большим интересом читаю ваши заметки. Несмотря на молодость, вы лучший из журналистов «Ивнинг ньюс», а это значит – и лучший в мире.

Баркер слегка порозовел от смущения. Он и впрямь был еще молод, но прекрасно осознавал легкость своего пера.

– Прекрасный херес… Господин Гулливер! – пригубив вино и отставив бокал, начал журналист. – Я понимаю, вы устали от постоянных визитов газетчиков. Но сегодня знаменательный день…

– Двадцать пять лет с моего возвращения из Лилипутии, – кивнул Гулливер. – Как летит время!

Баркер вежливо замолчал, но Гулливер не стал продолжать.

– Ваши открытия изменили весь наш мир, – сказал Баркер. – Вы многое описали в своей знаменитой книге, вы неоднократно рассказывали о своем путешествии на страницах газет. И потому я особо признателен, что вы согласились дать мне интервью. Вряд ли нужно повторять всем известные факты. Но до сих пор остаются какие-то детали, малоизвестные широкой публике… Позвольте мне использовать диктофон?

– Конечно, – кивнул Гулливер.

Баркер извлек из кармана маленькую коробочку, щелкнул клавишей и положил ее на стол между Гулливером и собой.

– Итак, – продолжил Баркер. – Когда тринадцатого апреля одна тысяча семьсот второго года вы прибыли в Даунс, вы привезли с собой шесть живых коров, двух быков, шесть овечек, двух баранов и шестнадцать живых лилипутов – двенадцать женщин и четверых мужчин…

– Пять овечек, – возразил Гулливер. – Одну овечку на корабле съели крысы.

– Простите, – поправился Баркер. – Пять овечек… Скажите, почему именно такая пропорция?

– Хороший вопрос! – Гулливер оживился. – Мне показалось, что она наиболее экономична. С одной стороны, особи женского пола более ценны для размножения. С другой – брать всего лишь одного быка или лилипута – полагаться на волю случая. Представьте себе, что было бы, возьми я с собой всего одного барашка – и попадись он крысе?

– Могу себе представить, – кивнул Баркер. – Я обожаю жаркое из лилипутских овечек, хотя и нечасто могу себе его позволить… Итак – вы предусмотрительно захватили с собой достаточное количество лилипутов. Скажите, вам уже тогда приходили в голову мысли об их коммерческом использовании?

– Нет, что вы! – бурно запротестовал Гулливер. – Мною руководило всего лишь понятное желание подтвердить свой необычный рассказ. Кто поверил бы мне иначе? Все сочли бы, что перенесенные страдания помутили мой разум. Вместо родного дома я угодил бы прямиком в Бедлам…

Баркер сочувственно кивнул.

– Конечно, меня посещали кое-какие мысли, – продолжал Гулливер. – К примеру – цирковые представления. «Цирк лилипутов» – замечательно звучит! Да и ухаживать за лилипутской скотиной сподручнее лилипутам. Но впервые мысль о полезности лилипутов посетила меня лишь осенью семьсот второго года… У моей Мэри разболелся зуб. Я осмотрел его и пришел к выводу, что зуб придется удалять. Это, конечно же, изрядно расстроило супругу. Она так горько рыдала, представив себе, что в ее белоснежной улыбке появится отвратительная дыра! И тогда я поговорил с Гердайо Ферлоком, смышленым пареньком из лилипутов. На родине своей он был искусным каменщиком и давно уже тосковал по настоящей работе. Под моим руководством он сделал необходимые инструменты, после чего отважно забрался в рот моей бедной Мэри и осмотрел зуб. Оказалось, что в зубе имеется значительных размеров дырка, ткани в которой размягчились и разлагаются, причиняя боль и служа источником зловония. Обмотав лицо мокрой тряпицей, Ферлок за два часа полностью выдолбил пораженные ткани, оставив в неприкосновенности здоровые. Потом он смешал крепкий цементный раствор и очень аккуратно заделал отверстие. Зуб полностью исцелился, а Мэри сохранила свою красоту.