Восьмой цвет радуги - Лукьяненко Сергей Васильевич. Страница 3

Он шел по узким улочкам, мимо полуразрушенных домов – центр города, где стояла главная дозорная башня, давно был заброшен – и пытался сдержать слезы. В клети подъемника Родэк, кажется, все-таки заплакал, но набегающий ветер высушил слезы. Мимо дежуривших внизу стражников он прошел со спокойным лицом, как и полагается курсанту Стражи, сыну их командира, только что вернувшемуся из вылазки за стены Крепости. Но сейчас самообладание вновь оставляло его. Никогда, даже в самых фантастических снах, Родэк не мог представить такого разговора, который произошел у него с отцом на второй обзорной площадке…

Но скоро отчаяние и боль стали исчезать, уступая свое место злости. Родэк остановился у какого-то дома, пострадавшего от времени меньше других, посмотрел вверх. На фоне неба плыл коричнево-красный силуэт главной дозорной башни. На отполированных гранитных блоках, из которых была сложена башня, дрожали блики клонящегося к закату солнца. Несколько минут Родэк разглядывал вершину башни, потом шепотом произнес формулу Отражения. Теперь он был недоступен для слежки, даже если отец и решится воспользоваться сверхзрением. Простые, заученные действия к тому же помогли собраться с мыслями. В конце-концов, какое значение имеет для него ссора с отцом? Запретить ему что-либо отец уже не вправе, даже у его могущества есть границы. В своей правоте Родэк был абсолютно уверен, а с завтрашнего утра его не будут волновать никакие события прошлого.

Он уже собирался идти дальше, когда до сознания дошел какой-то звук. То ли шаги, то ли тихая возня, когда человек пытается не шуметь, и от этого все начинает валиться у него из рук. У Родэка даже мелькнула сумасшедшая мысль, что за ним кто-то следит. Но звук шел из дома, возле которого он стоял.

Это был самый обычный дом, давно заброшенный, но неплохо сохранившийся. В узких высоких окнах остались цветные стекла витражей, толстая дубовая дверь не была сорвана с петель, а лишь тихонько покачивалась от ветра. Над входом выгибалась дуга из оранжевого полупрозрачного камня – когда-то здесь жили правители. Но эти следы недавнего прошлого не могли скрыть ни сор, скопившийся возле порога, ни холодную темноту, проглядывающую сквозь уцелевшие окна.

Все, что случилось с Родэком, и все, что должно было случиться, отошло в сторону. Он подошел к двери, вслушался. Звук повторился. Там, в глубине дома, что-то упало, раздался звон бьющегося стекла. Родэк вытащил кинжал, покрепче стиснул ребристую костяную рукоятку. Никто из жителей Крепости не стал бы входить в заброшенный дом, да еще и хозяйничать там. Значит, в доме – чужой. Мягкими движениями, не касаясь двери, Родэк скользнул в узкую щель. Он оказался в просторной полутемной комнате, из распахнутых шкафов свешивалась забытая одежда. Пол покрывал толстый слой наметаемого сюда годами мусора. И по этому ковру из ломких желтых листьев, дремавших здесь с прошлой или позапрошлой осени, истлевшей ткани и рассыпающихся бумаг, сброшенного со стен оружия и осыпавшихся с потолка фресок шли четкие и явно свежие следы.

Из-за одной из дверей послышался неразборчивый голос. Родэк бесшумно подкрался к двери, выждал секунду и сильным ударом распахнул ее. Едва державшаяся дверь с грохотом упала на пол.

Это была маленькая круглая комната, освещенная потолочным окном, с завешенными темными коврами стенами. Посредине комнаты, на мраморном постаменте, стоял знак Радуги – семь цветных полос из стекла и прозрачного камня. Оранжевая полоса слабо светилась. За постаментом виднелась скорчившаяся фигура в странном серебристом одеянии. Такую цельнокроенную одежду из тончайших металлических нитей носили люди Летучего Народа. Сдерживая ярость, Родэк шагнул вперед. В какой-то мере это было нарушением неписаных законов Крепости – в комнату Уединения запрещалось входить сразу двоим, но Родэка оправдывал поступок чужака. А тот, видя, что спрятаться не удастся, выпрямился и медленно вытянул правую руку к юноше…

Родэка швырнуло на пол. Словно подножку дали… Но он не успел испугаться – из руки чужака вдруг с тихим щелчком вырвалось белое сияние. Воздух над Родэком прошила светящаяся игла, спину обдало жаром. Там, где игла коснулась стены, мрамор с густым звоном покрылся трещинами. Игла чиркнула по стене, на пол осела половина ковра, перерезанного или пережженного ею. Видимо, пережженного: по комнате поплыл запах горелой шерсти.

Игла погасла, и Родэк вскочил, занося кинжал для броска. Ослепленные глаза еще хранили отпечаток темного силуэта с бьющим из руки пламенем…

– Родэк!

Раньше здесь добывали камень для постройки города. Целая гора была срыта до основания, прежде чем поднялись стены и башни Крепости, дома и дворцы, все то, что составляло замкнутый мирок, не нуждающийся почти ни в чем извне…

Почти.

Стоя у окна караулки, Дэктор хмуро смотрел на суетящихся внизу людей. Бывшая каменоломня, а ныне Каменная Плешь, жила своей повседневной жизнью. Рабочие в фиолетовых робах разгружали турбокондеры, направляли нежить, перетаскивающую груз в подземные склады. Летучий Народ не выносил обезьяноподобных существ, покрытых густой, аспидно-черной шерстью, с их застывшей на лицах улыбкой и раздутыми от мускулов руками. Рабочим приходилось самим вытаскивать груз из широких люков турбокондеров, перекладывая на плечи нежити на порядочном расстоянии от машин. А груз был тяжелым – огромные мешки с зерном из серой парусины, обмякшие туши горных быков, с неестественно задранными головами и побуревшей от крови шкурой. Крепость могла производить почти все. Но снабдить продовольствием полмиллиона человек она была не в силах. И если бы не Летучий Народ, который так кстати захотел торговать с ней…

Дэктор побарабанил пальцами по рукояти меча. Задумчиво оглядел все пространство Плеши. То здесь, то там мелькала багровая форма стражников. Большинство носило поверх формы алые плащи, заговоренные от огня и стали. Летучий Народ не из драчливых, в этом лейтенант был прав, но недоверие к нему в Крепости оставалось всегда. И восемь лет осады и торговли лишь поколебали застарелую неприязнь.