Римский орел - Мазин Александр Владимирович. Страница 27
Геннадий рванул узду, не дал коню встать на дыбы. Пинок по морде – когда конь вознамерился цапнуть его за ногу, пинок по ребрам – пошел! Конь злобно заржал, заплясал на месте! Еще раз получил по ребрам – шевелись, скотина! Пошел! Марш!
Конь завизжал – будто железо по стеклу заскрежетало. Боковым зрением Черепанов успел увидеть, как к нему летит, выставив копье, еще один всадник. И как навстречу вандалу из травы выбрасывается нечто темное и стремительное. Всадник летит с лошади…
Тут трофейный конь Черепанова наконец решил сдвинуться с места и пустился тряским галопом в сторону леса.
Геннадий слышал позади пронзительные вопли, но не оборачивался. Он припал к шее коня, к жесткой пыльной гриве и беспокоился только о том, чтобы не свалиться.
Через полминуты они влетели в лес. Геннадий еще плотнее прижался к гриве. Лес был редкий, но все равно запросто можно было напороться на какой-нибудь сук.
Погоня не отставала. Наоборот, приближалась. Над головой свистнула стрела. Другая. Еще одна чиркнула по щиту. Глухой удар. Конь под Черепановым содрогнулся, заржал отчаянно: стрела вонзилась ему в круп. И сделала то, чего не мог добиться не слишком умелый всадник: конь понесся во всю прыть. Геннадий распластался на нем, прилип к мощному телу скакуна, вдыхая острый запах конского пота. Мимо мелькали древесные стволы. Какой должна быть скачка, чтобы она показалась быстрой тому, кто закладывал виражи на «МиГах» и «сушках»…
Правильно. Смертельно рискованной.
Погоня отставала. Черепанов уже начал надеяться, что все, уйдет…
Раздался звонкий, как щелчок, хруст, широкая, влажная от пота спина коня ухнула куда-то вниз, и Геннадий оказался летящим в воздухе, безо всякой опоры, но очень быстро…
Он успел сгруппироваться. Успел даже подумать: хорошо, что стремян нет…
Земля со страшной силой ударила Черепанова в бок. Он отскочил от нее, как мячик… И приложился головой обо что-то еще более твердое. Не будь шлема – тут бы история его жизни и закончилась. Но медный шлем, смявшись, принял на себя большую часть удара. Тем не менее Геннадию хватило. В глазах его вспыхнуло черное пламя. Вспыхнуло и погасло. Вместе с сознанием.
Глава двадцать вторая,
в которой знакомство подполковника Черепанова
с вандалами продолжается, но по-прежнему приносит одни неприятности
Командовал вандалами рыжий детина с лохматой бородой и копной жестких, как конская грива, волос. Рядом с ним местный вождь, «комендант», правивший маленькой крепостью и прилегающими к ней землями, смотрелся совсем не колоритно. Этот был уже в солидных годах, пузатый и – сразу видно – большой хитрован. Но вандал тоже был не простак. И золота на нем было килограмма на полтора больше. И оружие более качественное – даже не искушенному в местном вооружении Черепанову это было сразу видно.
Когда Черепанов очнулся, вернее, когда его привели в чувство с помощью ведра воды, оба лидера: рыжий вандал и седой рикс – были тут. Рикс глядел на мокрого Черепанова с явным интересом. Возникало такое ощущение, будто он пытается вспомнить, видел ли Геннадия раньше. Кого-то ему подполковник определенно напоминал…
Рыжий вандал, плечистый бугай на пяток сантиметров повыше Геннадия, раздумьям не предавался. Махнул своим, чтобы поставили пленника на ноги, подошел, да и двинул Геннадия по уху.
Черепанов, у которого в голове после обморока еще не все устаканилось, даже не сделал попытки уклониться. Но на ногах устоял.
Вандал буркнул что-то одобрительное своим, потом пролаял нечто, уже обращаясь непосредственно к Геннадию. Голос у рыжего был высокий, звонкий, даже визгливый – и крайне агрессивный. Слова он выговаривал быстро и непривычно, так что смысл реплики до Черепанова не дошел. Тем более, что соображал он сейчас туговато. Голова пухла от боли, и в каждом ухе – по комку ваты. Плюс еще и медный звон в том, по которому съездил рыжий.
Вандалу молчание пленника не понравилось, и он опять махнул кулачищем… Но на этот раз Черепанов успел среагировать и нырнул. Волосатый кулак мелькнул у него над головой и врезался в шею здоровенного вандала, возвышавшегося у Геннадия за спиной, а подполковник, чисто на рефлексе, влепил рыжему апперкот в челюсть.
То ли борода самортизировала, то ли вождь мощно держал удар, – но рыжий устоял, только зубами скрежетнул и…
Впрочем, едва Черепанов успел осознать, что вандальский вожак принял удар достойно, как его самого тут же саданули по голове, и он пришел в себя только после очередного ведра воды. Но на этот раз руки у Геннадия оказались связанными за спиной.
Черепанова снова поставили на ноги. И рыжий опять что-то пролаял. А Черепанов опять не понял, и рыжий опять прибег к рукоприкладству. А Геннадий опять уклонился. А поскольку он всегда давал сдачи, если имелась хоть какая-то физическая возможность, то тут же подсек рыжего, развернулся раньше, чем тот успел приземлиться, и пнул в колено другого вандала, который вознамерился еще разок попотчевать Черепанова дубинкой.
На этом битва закончилась, потому что сразу три вандальских бугая разом бросились на Геннадия и с ловкостью, которая приобретается только большой практикой, стиснули его щитами. Может, будь у подполковника развязаны руки… Хотя к чему пустые мечты?
В общем, ему спутали и ноги тоже. Но бить больше не стали. Более того, когда вандал, получивший по колену, вознамерился обработать Черепанова древком копья, рыжий рявкнул, и его подчиненный оставил свою идею.
Местный рикс наблюдал за сценой с большим интересом и, когда все закончилось, неожиданно предложил за Черепанова аж три крупные золотые монеты. Геннадий не знал местных прейскурантов, но по реакции окружающих понял, что цена изрядная. Рыжий, в свою очередь, поинтересовался, чем пленник так приглянулся риксу. Тот принялся темнить, вандал потребовал внятного ответа, но чем кончилась дискуссия, Черепанов так и не узнал. Потому что его погрузили на телегу и увезли в вандальский лагерь.
Нельзя сказать, что с Геннадием обращались особенно жестоко. Разместили в отдельном шатре. Кормили. Путы вязали аккуратно: крепко, но не туго. Овчину дали: чтоб на земле не лежал и ночью не мерз.