Варвары - Мазин Александр Владимирович. Страница 35

– Секир-башка… – пробормотал пораженный Алексей.

Да, это была серьезная вещь. Длинная рукоять, хищно выгнутое лезвие, уравновешенное с противоположной стороны заостренным клювом. Секира и есть.

Верзила протянул орудие убийства командиру. Показал на топор у очага, презрительно хмыкнул. Потом постучал заскорузлым пальцем по лезвию секиры и поощрительно что-то прорычал.

Командир принял оружие. Кивнул верзиле, потом оглядел все честное семейство:

– Мы это… вернем скоро.

И – из дома бочком.

Алексей тоже, улыбаясь как болванчик, за ним следом.

– Уфф! – выдохнул он, выйдя во двор.– Пошли отсюда.

Двинулись к «своей» избе. Командир впереди, с секирой на плече, Алексей рядом. Вдруг что-то заставило его оглянуться.

– Ядрен корень! Эй, командир, обернись-ка!

За ними, сохраняя почтительную дистанцию, шли владельцы секиры. Нет, не только… Вон, и из другого двора выходят.

Из избы, где они только что были, выскочил пацан, побежал к соседнему дому.

– Пошли,– сказал командир Алексею,– не обращай внимания. Делай вид, что никого кроме нас, тут нет. И вообще… соберись. Они от нас ждут чего-то.

– Есть собраться, товарищ командир,– бойко ответил Коршунов.– Будем готовиться к подвигу.

Настроение у Алексея неожиданно улучшилось.

Вернувшись, космонавты сразу за дело приниматься не стали: укрылись в избе. С нехитрым расчетом, что аборигены заскучают и разойдутся. Не тут-то было. Народу, наоборот, прибыло.

– Пошли,– сказал Геннадий решительно.– Пока все село не собралось.

Командир, напустив на себя беззаботный вид и посвистывая, направился к навесу. Местные (их уже человек двадцать собралось, не меньше) столпились за плетнем. Смотрели, переговаривались.

Рядом с навесом, укрывавшим от дождя запас топлива, имелся пень, совершенно определенно предназначенный для рубки дров.

Черепанов долго рылся в сучьях, вытащил сук покороче, на пень положил. Ухватил секиру, поднял над головой и – р-раз!..

Узкое хищное лезвие прорубило в суке щель и глубоко ушло в пень. Командир выматерился. За плетнем воцарилась тишина.

Алексей, изображая из себя беззаботного бога, пришедшего с неба, подошел развязной походочкой…

– Командир,– процедил тихо сквозь зубы,– дай я…

– Тихо, Леха, не суетись… – пробормотал командир.– Блин, легкая, стерва, совсем веса нет, никак не примериться.

– Ты сосредоточься, Гена,– озабоченно проговорил Коршунов.– Представь, что ты один.

– Не учи отца… А-ах!

Со второй попытки сук разлетелся надвое. Одна половина огрела Алексея по морде, другая, взлетев по баллистической траектории, упала на крышу избы.

В толпе за плетнем раздался несмелый смешок, потом еще один. А дальше – хохот. Местные ржали и неуважительно показывали на «богов» пальцами. На квадратном лице Черепанова румянец смущения смотрелся совсем неуместно.

Потирая оцарапанную скулу, Алексей обозрел толпу. Потом – мрачного командира… Осклабился во весь рот и отобрал у Геннадия «инструмент». Изобразил знаками, для публики: вот у нас Каумантиир какой шутник. Побаловаться решил, как ловко товарища по морде съездил. Трюкач.

Вытащив из-под навеса подходящий сук, Коршунов помахал им в воздухе, уложил на пенек и – бац-бац-бац – «разобрал» его на аккуратные отрезки.

Сообразительный Черепанов тут же подсунул новый сук. Местные перестали ржать: заинтересовались.

Минут через десять у колоды уже набралась приличная куча.

– Что, хорош? – спросил Алексей.

– Угу. Представление окончено.

– Почти… – пробормотал Алексей, покосился на командира, шагнул в сторону и вдруг завертел секирой со скоростью вентилятора. Это оказалось на удивление легко: баланс у орудия убийства был – что надо. Алексей поизгалялся минуту-две, так и эдак раскручивая боевой топор, перебрасывая его из руки в руку – под вполне одобрительные возгласы аборигенов, потом лихо запулил орудие в стойку навеса. Попал. Стойка жалобно крякнула, навес содрогнулся, но устоял.

Алексей глянул на командира. Тот кивнул. Тоже вполне одобрительно.

И тут некто долговязый перескочил через плетень. Сигисбарн. Вразвалочку подошел к секире, выдернул, жизнерадостно оскалился, сверкнул светлыми наглыми глазами.

Оттолкнув кого-то, к плетню притиснулся Книва. Вчерашний «фонарь» дозрел и налился цветом, так что один глаз Книвы совершенно заплыл.

Долговязый Сигисбарн ухватил рукоять поудобнее… И понеслась!

В отличие от Алексея он не только вертел и размахивал секирой, но и вертелся сам, да еще подпрыгивал и издавал жутковатые вопли, от которых у Коршунова шерсть на затылке сама собой вставала дыбом. От того «танца с саблями», который перед этим изобразил Алексей, представление Сигисбарна отличалось примерно как балетные па – от конкретной уличной драки.

«Прикончив» очередного недруга с особо яростным воплем, белобрысый остановился, тяжело дыша и шаря взглядом по сторонам: чего бы еще такое учудить? Отыскал: подхватил с земли обрубок, раскровенивший Алексею скулу, подкинул и, хекнув, перерубил на лету.

Тут в толпе возникло движение. Расталкивая всех, к плетню прорывался папаша Фретила. Прорвался. И с ходу заорал.

Алексею сперва показалось, что орет он на них с командиром. Оказалось, нет. На сынка. Сигисбарна.

Тот как-то сразу стушевался и сник в ожидании нехорошего. И не зря. Громогласный папаша ловко форсировал плетень и немедленно учинил расправу. Ухватил чадо за патлы, принялся таскать по двору, сопровождая сие деяние громкими восклицаниями. Чадо терпело, только покряхтывало. Прочая публика шумно комментировала. Через несколько минут Фретила утомился. Утомившись же, пинком направил великовозрастного отпрыска прочь и строго оглядел двор. Осмотром явно остался недоволен. Но смолчал. Величественно кивнул Геннадию, после чего медленно, с достоинством покинул подворье. На этот раз воспользовавшись калиткой.

Алексей старательно карябал в блокноте. При свете лучины. Словарик составлял.

«Хвас?» или «хват?» – «куда?»