Не возвращайтесь по своим следам - Михайлов Владимир Дмитриевич. Страница 33

Она чувствовала, видно, что жестоко было напоминать о его прошлой судьбе; но сдержаться не смогла.

– Наташа! Да почему, собственно, оказавшись в нормальном течении времени, мы должны будем обязательно повторять свою прошлую жизнь? Кто сказал? Ведь та жизнь, поступательная, снова даст людям возможность выбирать, решать, пробовать, идти другими путями! И именно для того, чтобы не повторять тех ошибок, глупостей или преступлений, которые были в той нашей жизни, именно для этого и надо стараться вернуть все к нормальному ходу. Именно это, я уверен, имели в виду те, кто в свое время положил начало Сообществу, без которого никакого поворота совершить и нельзя будет. Они знали, что со временем неизбежно произойдет новый поворот. И мы будем возвращаться в том же направлении, в котором шла наша первая жизнь, но не по ее следам, а торить новую дорогу…

– А будет ли она лучше?

– Это уже от нас зависит. Если ты – сегодня, завтра – сможешь вернуться к Сергееву, это лучше будет?

– Митя… – сказала она. – Ох, Митя… Как бы я была счастлива! Но только… Ты знаешь, а ведь страшно! Ведь настанет не просто неопределенность даже, но – хуже! Полное незнание, полное не знаю что… Ты представляешь? Одни события не произойдут, вместо них совершатся какие-то совсем другие, не только отдельные люди, но ведь и страны целые, народы, пойдут, может быть, по совсем другим путям… Куда же придет мир?

– Ната! – отреагировал Зернов весело. – Да ты ли это? Что тебя испугало? Но ведь такой и была жизнь – та жизнь. Только куда-то не туда она привела в конечном итоге. Разве тогда мы знали, кто родится и кто нет, что произойдет и чего не будет? Классики – и те путали и ошибались, жестоко иногда ошибались… вот нам и материал для уроков!

– Знаешь, – сказала она, – наверное, ты прав… А может, и нет – но мне сейчас этого уже не понять, мне сейчас думать трудно, у меня одно в голове: я и Коля – завтра уже, завтра… Да будь что будет, честно говоря…

– Тогда я возвращаюсь к началу: ты согласна мне помочь?

– Как же я смогу?

– У меня завтра собрание; помнишь? Взгляд ее снова сделался отчужденным.

– Помню, – проговорила она медленно. – Это не из того, что забывается. За двадцать лет я успела наслушаться – и о собрании, и о тебе…

– Знаю, знаю. Но теперь уже не в этом дело. Я знаю, какие завтра будут в зале чувства, когда я вылезу на трибуну – выступать. Такой взрыв эмоций будет… И это как раз то, что мне нужно, понимаешь?

– Думаешь, тебя так сильно любить будут?

– Ну что ты! Ненавидеть! Взглядами убивать. И будет мне, конечно, худо. Но только на таком эмоциональном уровне я и смогу что-то сделать…

– Ну а я чем могу помочь? Все еще не понимаю.

– Сегодня, когда мы ляжем…

– Дмитрий!

– Ты попробуй, все сделай, чтобы не ненавидеть меня, но и не уснуть в отчаянии, а поговорить. Мне кое-какой информации не хватает, чтобы завтра ее пустить в ход, чтобы начать все дело; и кроме тебя, мне получить ее не у кого. Мы с тобой снова проговорим ночь – пусть тела спят спокойно… Если ты это сможешь, завтра – ненавидь меня всей душой, это только поможет. Но в эту ночь ты мне нужна.

– Попробую… – нерешительно сказала Наташа.

– Понимаешь, – заговорил Зернов, едва они легли и свет над ночным столиком погас, – ты понимаешь, конечно, что завтра я совсем не то буду говорить, что в прошлой жизни, да и никто об этом говорить не станет. Другое надо сказать, раз уж так получилось, что именно я должен это сделать. По сути дела – призвать ко всеобщему участию в повороте времени; но я ведь понимаю, что сам я – не тот человек, которому поверят уже потому, что он это говорит; не народный трибун и не эталон честности и не светоч разума… Собою я их увлечь не могу; и вот мне надо понять: чем же? Ведь как ни суди, наша вторая жизнь многих устраивает, как и меня сначала в общем устраивала, на первых порах. А на собрании большинство будет таких – спокойных, и если надо мне их к чему-то призвать, куда-то увлечь, то чем же? В той первой жизни, которая прошла уже после меня, – что было в ней такого, к чему люди снова захотели бы стремиться, и чего во второй, теперешней нашей жизни больше не будет, не может быть? Ты еще двадцать лет прожила после меня, до конца двадцатого века, по сути; ты должна знать. А сейчас мне, кроме тебя, и спросить не у кого, и не будет больше такой возможности. И знаю я пока что какие-то обрывки, и сам не пойму, сколько в них чего: сколько выдумки, сколько слухов, а сколько – того, что действительно состоялось и к чему стоило бы возвращаться? Расскажи!

– Подожди, Митя, – попросила Наташа. – Объясни: а какое значение это имеет? Ведь новая, повернутая жизнь – ты сам говорил – должна вовсе не такой быть, как прошлая, а какой-то другой, действительно – новой, а не повторением пройденного. Зачем же знать то, что было, зачем призывать к пройденному?

– Да потому хотя бы, что первые ходы, начальные действия после того, как поворот удастся, должны быть понятны уже сейчас, ясны, иначе люди не захотят… А менять русло надо будет уже потом, оказавшись в нормальном течении времени, – но сначала надо в нем оказаться. Ты рассказывай, говори все, что вспомнишь, это нужно, нужно…

– Хорошо, Митя, попробую, – не сразу согласилась она, и при этом, могло показаться, даже огорчилась немного или же растерялась. – Хотя не знаю, что я смогу… Ты немного не дожил тогда до перемен.

– Большие перемены были? – спросил он, потому что Ната запнулась, умолкла. Спросил – и сам удивился какой-то опаске, что ли, прозвучавшей в его голосе помимо воли и вместе с желанием узнать новое.

– Неожиданные – для большинства, хотя были люди, которые и за десять лет их предсказывали, понимая, что такая жизнь не то что к добру не приведет, но вообще никуда не приведет, кроме полного хаоса. Но и после перемен без хаоса не обошлось…

– И что же – жить легче стало?

– Труднее, легче – тут одним словом не выразить. И то, и другое. По-житейски – труднее: деньги обесценивались, магазины опустели, возникла карточная система – сначала как бы со стыдом, потом откровенно. Но зарабатывать эти обесцененные деньги, и помногу, для некоторых стало легче – и не для нескольких человек, а для тысяч. Появились богатые…

– Всегда были…

– Раньше – не так, не всякое богатство можно было демонстрировать, а вот тогда многое обнажилось. Но это не главное. Главное в том, что никто не знал, какому богу теперь молиться. Множество их возникло, богов.

– От единобожия – к язычеству? – попытался усмехнуться Зернов. Интересно было слушать, но и страшно отчего-то.

– Да, можно и так сказать… Все, что казалось вечным, незыблемым – рушилось, расползалось, растворялось. Самые основы.

– Что же, – сказал он приглушенно и даже рот прикрыл ладонью. – От учения отказались, что ли?

– Да было ли учение? Формулировки железные были, но насколько они учению соответствовали? И насколько учение – истине? Можно стало говорить – и оказалось, что множество думает иначе, и стала расползаться даже партия, зато возникло – или воскресло – множество других…

– Это у нас-то?

– Вот именно… Весь наш лагерь соцстран перевернуло с головы на ноги, республики заговорили о самостоятельности, об отделении, кровь пролилась, много крови… Оглянулись на свою историю – и оказалось, что не такой она была, как представлялось: стройной, логичной, никаких противоречий, четкая последовательность, и запоминалась легко, и аргументировать было просто; оказалось вдруг, что совсем другой она была, замешанной на крови, на преступлениях, на ничем не подкрепленных фантазиях. От истории перешли к действительности – и она тоже вышла такая же, когда начинали и продолжали, исходя только из желаний сделать как лучше, – ни теории, ни эксперимента, ничего не было, и жизнь стала шараханьем из стороны в сторону…

– Что же – неужели страна распалась?

– Я ведь сказала тебе: в республиках начались кровопролития, национализм, многие потребовали отделения – и оно, может быть, и справедливо было, но не вовремя, политической-то культуры, серьезного мышления в этих республиках не было, да и откуда им было взяться? И вот они принялись раскачивать лодку, в которой все мы плыли, – вместо того чтобы сперва дать доплыть до берега, и уже там, на твердой земле, поднимать свои вопросы, решать проблемы…