Завет Сургана - Михайлов Владимир Дмитриевич. Страница 3

Три нации сложились весьма давно. В незапямятные времена, когда единственным разумом в мире был разум самого Творца, обе материковые платформы, существовавшие в Великом Океане, медленно, но упорно сближаясь, слились воедино. Это, естественно, не обошлось без образования на линии соприкосновения материков целой горной страны; вскоре (по меркам вечности, разумеется) восточная платформа, которая изначально была гораздо ниже западной, вообще ушла под воду, поскольку уровень Единого Океана повысился из-за таяния полярных льдов. О возникновении мыслящей жизни существует несколько гипотез, однако официально признанной является горная теория, согласно которой человек был создан именно в горах, поскольку там условия для жизни были в те времена наиболее благоприятными: бескрайняя равнина изнывала от великой жары, так что стекавшие с гор реки быстро высыхали, терялись в песках, покрывавших почти всю равнину, и ни одна не добиралась тогда до Океана. Прошли несчитанные тысячелетия, пока температура не опустилась до пригодной для жизни; тогда и начался постепенный сход с гор, где слишком уж тесно стало: территорий, пригодных для обитания там, как и в любой горной стране, было не так уж много.

Считается, что сход на равнину произошел двумя волнами с промежутком примерно в тысячелетие; первая волна, называемая также Ранней, пересекла равнину, все еще горячую и душную, и стала постепенно заселять побережье, где дыхание Океана делало жизнь куда более удобной, а также постепенно и острова, большая часть которых являлась наиболее высокими местами затонувшей платформы. Земля еще с трудом поддавалась возделыванию, хотя в горах оно уже существовало, и люди первой волны местом своей деятельности волей-неволей избрали Океан, тогда уже густо населенный рыбами, моллюсками и прочей пеллагической живностью. Так было положено начало общности вин-доров. Вторая волна, Поздняя, нашла равнину уже пригодной для обитания; люди шли за водой, а к тому времени главные реки уже проложили свои русла. Правда, жизнь на равнине еще долго требовала от людей приложения больших усилий, чем существование на побережье и даже в горах; видимо, это и привело к тому, что технологии начали развиваться именно на равнине, у общности, называвшей себя свирами, что на праязыке означало как сам простор, так и его обитателей. При взгляде извне существующий материк очертаниями более всего походил на лежащую в экваториальном поясе восьмерку, или, если угодно, знак бесконечности, ориентированный с востока на запад – с той только разницей, что у знака этого обе петли равновелики, здесь же восточная, занятая горной страной, размерами значительно уступала западной, равнинной; перешеек между обоими субконтинентами был достаточно узким: примерно шестьсот выстрелов, или (в пересчете на привычные читателю меры) триста с небольшим километров, если мерить по прямой; на деле линия, конечно, прямой не была – следуя за рельефом, она скорее походила на синусоиду, так что на самом деле была более чем вдвое длиннее. Шла она в основном по предгорьям, деля их пополам – почти поровну. Именно по этой линии только и могли происходить и на самом деле происходили всякого рода соприкосновения между людьми гор и равнины – вооруженные в том числе. Без них дело никак не обходилось – по причинам изредка экономическим, а главным образом политическим. Политика же здесь была целиком замешана на идеологии.

Идея Завершения, впервые сформулированная тем же Сурганом по наитию свыше, заключалась в том, что Творец, занявшись созданием Вселенной и доведя его до Человека, решил, что сделано уже достаточно; нет, это ни в коем случае не означало, что Господь почел свое творение совершенным; это значило лишь (по Сургану), что он довел свою работу до уровня, на котором Вселенная могла уже совершенствоваться дальше без его участия, своими силами: именно для этого и был сделан Человек. Из этого постулата (второй по счету из Заветов) мог следовать только один вывод: целью и смыслом людского бытия должно и могло быть только дальнейшее совершенствование Мира человеческими руками – вплоть до полного его совершенства, а когда оно наступит, Творец даст понять это каким-либо из бесконечного количества доступных ему способов. Вот на чем объединились жители равнин, нынешние свиры, вот чем они занимались на всем протяжении своей истории – и, быть может, к нынешней поре если еще и не достигли полного совершенства, то, во всяком случае, продвинулись бы намного дальше, если бы только им все это долгое время не старались помешать, и на самом деле изрядно мешали.

Дело в том, что улкасы, например, свое мировоззрение основывали на совершенно иной идее. По их убеждению. Создатель сотворил мир именно таким, каким ему и следовало быть и оставаться до той поры, пока Господу не заблагорассудится поступить с ним как-нибудь иначе. Человек же, по их мнению, был поселен на Квиро в качестве как бы сторожа, чтобы не допускать никаких нарушений Божественного проекта, а если такие угрозы возникнут – пресекать их любыми средствами. Иными словами, улкасы стояли на противоположных свирам позициях.

Что же касается виндоров, то они вообще себя теологическими и философскими проблемами не очень затрудняли – скорее всего потому, что весьма суровые условия жизни на воде и побережье не позволяли отвлекаться на теоретические размышления: тут каждая пара рук всегда была на счету. Их мировоззрение было скорее стихийным, его никто не проповедовал, а заключалось оно в том, что Господин и распорядитель всего в мире обитает, понятно, в океане, так что в жизни всякая обширная суша – вещь излишняя, поскольку на ней не водится ни рыба, ни морской зверь; поэтому если в один прекрасный день все горы и равнины возьмут да исчезнут, оставив только узкие побережья, атоллы с лагунами и множество архипелагов, ни один виндор даже не почешется. Правда, наиболее дальновидные из них (в основном старцы, которым уже не под силу было регулярно выходить в море) делали оговорку: суши должно было остаться столько, чтобы растущего на ней леса хватало бы для сохранения и даже расширения флота – но уж никак не более. Вот причина, по которой для рыбоедов и свиры, и улкасы были равно чужими, виндоры в их игры не играли; но в какой-то, пусть и небольшой степени они симпатизировали скорее обитателям равнин, потому что какой-то, пусть и не очень продуктивный, обмен между этими нациями существовал, кое-какие достижения свирской технологии проникали и на побережье – пластиковые лодки, например, синтетические тросы и тралы, двигатели внутреннего сгорания и тому подобное. Свиры даже наладили добычу нефти на нескольких крупных островах, находящихся под виндор-ской юрисдикцией. В качестве возмещения за такого рода товары и услуги моряки платили рыбой и прочей морской продукцией, а также при необходимости помогали транспортом – поскольку береговые линии на Квиро были изрезаны достаточно причудливо и порой из одного края суши в другой, вроде бы и недалекий, сухопутьем добираться пришлось бы дня три (так как проехать прямо мешал горный клин, где так и кишели злобные улкасы), а водой доезжали за полдня, самое большее. Однако в случае чего рассчитывать на помощь виндоров, даже и пассивную, не приходилось, и все это отлично знали.

Но они хотя бы не мешали. А вот улкасы только этим и занимались. По сути дела, состояние необъявленной войны не прекращалось вот уже несколько столетий: приграничные стычки, набеги, диверсии, пленения и так далее. Кому-то, конечно, может показаться, что силы противоборствующих сторон не могли быть соизмеримыми: технологичные свиры обладали всегда самым современным в этом мире оружием, а что могли им противопоставить улкасы? Пращи, луки со стрелами, копья да дубины? Ну, еще, конечно, дикарское хитроумие, не так ли? Не так, в том-то и дело. Упорно оставаясь при своих взглядах о недопустимости любого искажения учрежденного Создателем порядка, улкасы вовсе не отказывались от использования того же более чем современного оружия: они ведь его не изготовляли? Значит, и не виноваты были перед Создателем; а по поводу его применения никаких запретов не существовало. Откуда улкасы брали это оружие? Вопрос по меньшей мере наивный: одну часть его (скажем прямо – меньшую) они добывали в бою (если можно так назвать лесные засады и ночные набеги на пограничные посты свиров), остальную же – благодаря тому, что даже самое четкое мировоззрение, самые твердые убеждения и самый горячий патриотизм далеко не всегда способны выстоять в единоборстве с прямой, чистой и очень немалой выгодой, которая возникает, когда вы продаете неизвестно кому оружие, каким-то образом к вам попавшее. Вам хочется думать, что вы продали его вполне порядочным людям, которые, во всяком случае, никак не были похожи на улка-сов – таких, какими их рисуют; да и кроме того – что такое порядочность на языке точных наук? Да ничто, оно начинает приобретать конкретные очертания, только когда вы пытаетесь выразить его при помощи цифр. А следовательно, чем больше нулей справа от единицы вы видите перед собой, тем выше порядочность человека, предлагающего такую сумму.