Завет Сургана - Михайлов Владимир Дмитриевич. Страница 7

– О своем непонимании доложитe позже. Вы сказали: у них войск больше, чем в Сто восьмую. Каким образом? Откуда они взяли солдат? Настругали в мастерских? Нет? Откуда же?

Верком Гумо пожал плечами:

– Численно больше, да. А что касается Сто восьмой войны – разница в том, что у них сейчас под ружье поставлено поколение не детей, как было бы через двадцать лет, но родителей. Ровесников Сто восьмой. В то время как у нас…

– Что у нас – мы знаем, – не очень вежливо осадил его Вершитель. – Переходите к цифрам.

– Да, разумеется. Сейчас у них в состоянии готовности первая волна: до полутора миллионов солдат.

– Ну, можно ли называть их солдатами… – негромко, но отчетливо пробормотал Полевой Военачальник.

– Воинов, боевиков, головорезов – как угодно, – тут же откликнулся разведчик. – Суммарно, по всем направлениям. Но главное в том, что это и мужчины, и женщины. Женщины – вот источник увеличения численности войск.

– Это же глупость! – сердито молвил Мору. – Выходит, они посылают в огонь матерей будущего поколения? Оставляют себя без продолжения и умножения нации! Идиотизм, не могу найти иного слова. История не знает подобного.

Самоубийственная непредусмотрительность.Чем может быть вызвана такаяопромет-чивость?

Верком лишь пожал плечами.

– Позвольте мне. Вершитель?

– Конечно, верком Сидо. Гумо иронически усмехнулся.

– Только одним она может быть вызвана, – после краткой паузы проговорил Директор Про-Института, только что обвиненный перед лицом Высокого Совещания. – И мысль вовсе не так глупа: захватить нас в миг нашей наименьшей готовности к военным действиям. Мы ведь тоже вырастили поколение матерей. Но мы не можем дать им оружие…

Он умолк как-то нерешительно, словно ожидая, что ему тут же возразят:

"Ну отчего же, "Заветы Сургана", конечно, святы и нерушимы, но когда само существование страны под угрозой, можно и отступить от них – в порядке, как говорится, исключения". Однако никто не ответил, даже Водитель, от которого только и могла исходить такая инициатива.

Все отлично понимали, нет, даже не понимали, а подсознательно чувствовали: "Заветы", как и любая другая сумма установлений, подобны старому дому: скрипит, но стоит, пока его не трогаешь; однако стоит приступить хотя бы к небольшому, частному ремонти-ку – и начинает сыпаться одно за другим, так что в конце концов вся система разваливается, и вместо хоть какого, но жилья остается лишь куча строительного мусора. А построить тут же новый дом не так-то просто, в особенности если ты к этому не готовился: и материалов не запасено, и рабочие не наняты, да и денег, откровенно говоря, на такое дело не отложено…

Так что на невысказанный вопрос последовал такой же безмолвный и потому очень ясный ответ: не надо трогать Заветов, потому что даже и сам Про-Институт не в силах дать сколько-нибудь членораздельное предвидение: когда и чем процесс ревизии основ закончится, если его однажды начать.

Да, собственно, верком Сидо и не ожидал другого отклика.

– Хотелось бы знать, кто мог подсказать им такой рд сказал Водитель, ни к кому в частности не обращаясь. – Хоть убейте, не поверю, что они своим умом до этого дошли. Нет у них такого ума; во всяком случае, никогда прежде не было. И не только ума, но и воли – это ведь подумать только: отойти от веками вырабатывавшейся схемы, сломать ее вот так, сразу, и это не где-нибудь, а среди улкасов, у которых основа мышления – консерватизм, слепая верность прошлому, воспринимаемому безо всякой критики. Чтобы безо всяких споров и волнений произвести такие перемены, очень многое требуется. Ум, воля и влияние – и все это в одном человеке. И не где-нибудь, а на самых верхах. Что, разве у них произошли перемены в высшей власти?

Верком Сидо отрицательно покачал головой:

– Наверху все те же люди. Арбарам и вся его команда. Люди суровые, целеустремленные, волевые, но до мозга костей приверженцы старого. Им такое решение не по зубам.

– И никого нового?

– На виду – ни единого лица.

– То есть кто-то за ширмой? Гумо, а вы как полагаете?

– Видимо, так, – признал разведчик без особой охоты.

– Ваше упущение. Большое упущение.

– Признаю, Вершитель. Но над их установлением мы работаем, не жалея сил.

– Это остается на вашей совести, Гумо, и всей вашей команды. Хорошо, мы создадим комиссию, и она разберется. (Гумо облегченно вздохнул, Сидо едва уловимо усмехнулся.) Сейчас главное, как вы понимаете, в другом: что мы можем противопоставить улкасам? И чего нам следует ожидать? Сидо ответил после паузы:

– Думаю, они немного просчитались с подготовкой основных сил и начали преждевременно, или кто-то их слишком поторопил. Но как только они закончат подготовку основных сил – следует ожидать удара.

– Где? Там, где сейчас дерутся? Или – по традиции, из ущелий?

– Возможны оба варианта. Демарш на клине может носить отвлекающий характер, но возможно, там последует и основной удар. Ответить на этот вопрос я смогу, когда мы выясним, каким образом там оказались те улкасы, что ведут бои сейчас, каким был способ схода с гор в совершенно непригодном для этого месте.

Пока же, по заключениям наших аналитиков, мы можем лишь утверждать: все то, что улкасы способны выставить, они концентрируют именно у нашей границы. Так что…

– Когда они, по-вашему, будут готовы выступить?

– Самое позднее – через месяц: основная подготовка у них уже закончилась.

– Итак, месяц. Мы в провале: сейчас можем выставить… м-м… сколько?

– Не более семисот тысяч человек, доведя до минимума все вспомогательные части, – тут же доложил Полевой Военачальник.

– Это гарантированное поражение. Насколько я понимаю, эти семьсот тысяч – в основном технический состав?

– Так точно. Бронетехника, артиллерия, ракеты, авиация, инженерные войска… Одним словом, профессионалы. Костяк армии. А вот полевых войск почти нет. Пехоты. Мы рассчитывали иметь ее не раньше, чем через двадцать лет. Нам этих лет не дали. Мы…

– Благодарю. Сколько нам нужно поставить в строй, чтобы гарантировать не только достойную встречу, но и стремительное и победоносное наступление?

Ведь, если я понял вас правильно (тут в голосе Водителя явственно звякнул металл), улкасы не только нас, но и себя поставили в необычное положение: бросая всю силу на нас, уповая на нашу неготовность, они оставляют незащищенным свой тыл. И мы, в свою очередь, окажемся большими глупцами, если не используем этого обстоятельства и не постараемся решить проблему не на двадцатилетний срок, а, может, на двухсотлетний, а то и вообще до скончания веков. Если мы не позволим вернуться в горы массе войск, когда она (он покосился на веркома Гумо) хлынет на нас, а попыта-емся, отрезав от путей отхода, перемолоть их на равнине и в предгорьях, то с противостоянием будет, по сути дела, покончено навсегда: мы получим наконец полный контроль над горами – чтобы, я надеюсь, уже никогда больше его не выпустить из рук. Что скажете, собратья?

Все молчали, возможно, упиваясь только что нарисованной Верховным Главнокомандующим картиной, или просто не верили в столь ослепительную перспективу. Только минуты через две Полевой Военачальник решился высказать свое мнение:

– Я поднял бы все пальцы за такой исход, если бы у нас была армия хотя бы в два миллиона человек. И, конечно, если бы существовал план атаки Улки со стороны Океана – поскольку именно он защищает их тылы, а прибрежная полоса принадлежит, как известно, вин-дорам. Они что – согласились пропустить нас? А как мы туда попадем? Флота ведь мы не имеем за отсутст-вием выходов к Большой воде.

– Что касается подступов к их тылам, – сказал Вершитель безапелляционно, – это проблема Гумо: кто, если не разведка, должен найти их?

Это приказ. А о количестве нашей армии… Вы сказали – два миллиона? – спросил Вершитель со странной интонацией. – А если мы получим в свое распоряжение пять миллионов – как тогда?

– Мечтания… – вздохнул кто-то из присутствовавших.