Тобор первый - Михановский Владимир Наумович. Страница 6

– Испытание продолжается, – спокойно сказал Аким Ксенофонтович и пожал плечами.

– Послушайте, Аксен! Ой, извините, Аким Ксенофонтович, как мальчишка смешался на мгновение вестибулярник. – Неужели вы не видите? Тобор же еле на щупальцах держится. В таком состоянии он и до середины пропасти не допрыгнет!..

Петрашевский пожевал губами.

– Видите ли, товарищи… – начал он. – Вы понимаете не хуже моего: если я сейчас дам команду Тобору не прыгать, сойти с дистанции, это будет означать нулевую оценку испытаний. Скажите, положа руку на сердце: неужели наша многолетняя работа – на такую оценку? Я считаю, она заслуживает большего.

– При чем тут рука, при чем сердце? – загорячился вестибулярник, и, как всегда в минуты сильного волнения, у него сильнее обычного прорезался кавказский акцент. – Речь о том, что Тобор погибнуть может!..

– Ну, нет! Тобор не погибнет. Я верю в Тобора! – веско, с расстановкой произнес Аким Ксенофонтович.

Слушая в эту критическую минуту шефа, Суровцев поражался не столько тому, что он говорит, сколько тому, как он это делает: спокойно, невозмутимо, вроде бы даже нарочито медлительно. Будто дело происходит не на автономных решающих испытаниях, когда Тобор подчиняется только командам собственного мозга и в любую секунду может произойти непоправимое, а на очередном институтском семинаре.

Только по тому, как побелели пальцы Петрашевского, сжимавшие поручень кресла, можно было догадаться, что сейчас происходит в душе старого ученого. И тут же Суровцев – бог весть по какой ассоциации – представил себе, какую боль сейчас испытывает Тобор в поврежденном щупальце: отключать болевые ощущения робот, естественно, не имел права до окончания испытаний.

Между тем Тобор будто очнулся от забытья, в которое привело его созерцание пропасти. Видимо, прежде чем ее форсировать, он решил исследовать окружающую местность.

Сопка мерно подрагивала – это хорошо было видно на экране. Тяжелые серные испарения просачивались сквозь мельчайшие трещины и расщелины в породе, они вырывались наружу, словно перегретый пар из прохудившегося котла.

«Недурная иллюстрация к Дантову аду», – не к месту мелькнуло у Суровцева.

Кратер вулкана походил на ствол гигантской допотопной пушки, которая вот-вот готова выстрелить.

Отойдя на несколько метров от кратера, Тобор приблизился к одиночной скале, которая торчала, словно зуб, посреди озерца застывшей магмы.

Дальнейшие действия Тобора отличались загадочностью. Он потрогал зачем-то верхушку скалы, затем обхватил ее щупальцем и с силой рванул, выломив изрядный кусок базальтовой породы. После этого Тобор, примерившись, точно рассчитанным ударом о скалу разбил обломок выломленной породы на две примерно равные части. В каждой половине было, машинально прикинул на глазок недоумевающий Суровцев, килограммов по полтораста, никак не меньше.

– Чего это он, Ваня? – спросил альпинист, схватив Суровцева за руку. – Спятил, что ли?

Но ни Суровцев, ни кто-либо другой из ученых, сидящих в сферозале, не мог бы ответить на вопрос альпиниста.

Впрочем, у Суровцева через несколько секунд мелькнула догадка, но она показалась старшему воспитателю Тобора настолько дикой, что он не решился поделиться с коллегами своими соображениями.

Верхушка сопки, на которую дорога вывела Тобора, представляла собой небольшое овальное плато, продырявленное посредине жерлом вулкана.

Тобор зажал в каждом из передних щупалец по только что добытому увесистому обломку и начал пятиться назад, к самому краю площадки, прочь от огнедышащего, беспокойно клокочущего вулкана.

– Неужто спасовал Тобор? – спросил разочарованно альпинист.

Суровцев покачал головой:

– Не думаю.

– Почему же он уходит от пропасти?

– Наверно, чтобы набрать пространство для разгона.

– А обломки для чего ему? – продолжал допытываться альпинист.

– Видимо, для прыжка.

– Нашел, Ваня, время шутить!.. – обиделся альпинист. Камни ведь мешают Тобору… Вес увеличивают…

– Гляди, гляди!.. Сейчас сам поймешь, – схватив альпиниста за руку, быстро прошептал Суровцев. – Если только моя догадка верна…

Тяжело разогнавшись на щупальцах, свободных от груза, Тобор оттолкнулся от края кратера и взвился в воздух. Уже в полете он вытянул оба щупальца с обломками далеко вперед. Так вытягивает руки пловец, прыгая с вышки.

– Что сей сон значит, коллега? – спросил Аким Ксенофонтович. – Камень на шею – и в пруд? Эффектный способ самоубийства?..

Суровцев не успел ответить.

В прыжке Тобор стал медленно заводить щупальца с грузом назад.

– Теперь понял, – буркнул Петрашевский. – Молодчина!..

Тобор с силой отбросил прочь от себя оба обломка. При этом увеличились и скорость, и крутизна параболы, которую он описывал. Это ясно было видно при замедленном воспроизведении прыжка.

Альпинист вскрикнул: распластанный осьминог не дотянул нескольких сантиметров до края пропасти. Однако он сумел дотянуться до нее освободившимися от груза щупальцами и намертво присосался к горной породе.

– Уф! – выдохнул представитель Космосовета, судорожно комкая блокнот.

Пока Тобор висел, раскачиваясь над пропастью на двух передних щупальцах, камеры проследили путь обломков скалы, которые в прыжке отбросил робот. Камни рухнули в бурлящую лаву, подняв два огненных всплеска.

Наконец, собравшись с духом, Тобор подтянулся на щупальцах и выполз на слегка приподнятую, словно бруствер окопа, кромку жерла…

Экран погас, но еще несколько секунд люди сидели молча, под впечатлением увиденного. Затем повскакивали с мест, загомонили, обмениваясь впечатлениями, обсуждая странное поведение Тобора на последних этапах испытания, и в особенности финальную сцену.

Представитель Космосовета протиснулся к Петрашевскому и крепко пожал ему руку.

– Поздравляю, Аким Ксенофонтович! – сказал он, свободной рукой засовывая блокнот в карман.

– Благодарю, – ответил устало Петрашевский. – Только поздравлять нас, собственно, не с чем.

– Не нужно скромничать, – ободряюще улыбнулся представитель Космосовета. – Сегодняшние испытания были для Тобора не из легких. Быть может, вы перенасытили их? Один вулкан чего стоит… Понимаю, конечно, вы блеснуть хотели. Что делать? Все мы люди, все человеки. Но начинать, видимо, следовало с меньшего…

– Тобор на учебном полигоне и не такие препятствия брал, произнес Суровцев срывающимся голосом. – У нас есть, в конце концов, кинопленка…

– Миленький Иван Васильевич! – обернулся к нему представитель Космосовета. – Можно подумать, что мы не просматривали ее… Да не будь этой кинопленки, разве Космический совет пошел бы на нынешние испытания? С тем, что было, никто ведь не спорит. Мы говорим только о том, что есть. Лично я думаю, – обратился он к Петрашевскому, – что у Тобора имеются какие-то конструктивные недоработки. Они-то и сыграли свою роль в сегодняшних испытаниях.

Петрашевский и представитель Космосовета медленно продвигались к выходу, окруженные группой людей. Ученые подавленно молчали. Каждый ждал, что представитель Космосовета произнесет роковые слова…

– Не ждал, не ждал, друзья, Совет такого афронта от вас, – вздохнул представитель Космосовета. – Вы только на штрафное табло посмотрите!..

– Уважаемый коллега прав, – неожиданно поддержал его Аким Ксенофонтович. – Счет на штрафном табло явно не в нашу пользу.

– Прибедняться вам нечего, – сказал представитель Космосовета. – Институт проделал определенную работу, и немалую. Это видно невооруженным глазом. Даже с конструктивными недостатками, в которых вам предстоит еще разобраться, он сумел дотянуть до конца сегодняшних испытаний…

– На троечку, – вставил Аким Ксенофонтович. Казалось, ему начало доставлять какое-то горькое удовольствие хаять собственное детище.

– Всяко бывает, ничего не попишешь, – сказал представитель Космосовета. – Я провел не один десяток испытаний белковых систем и могу засвидетельствовать: на решающем экзамене случаются самые необъяснимые казусы. Что поделаешь, слишком сложные это системы. А уж ваш Тобор в особенности. В практике синтеза живой материи такого еще не бывало.