Последние Каролинги – 2 - Навина Наталья. Страница 2

– Проваливай, – буркнул Альбоин. На душе у него было смутно. Он предпочел бы сейчас оказаться перед сотней вооруженный бургундов, чем управлять королевской резиденцией. По крайней мере, там было бы все ясно. Так или иначе, следовало немедленно подготовиться ко встрече. Ну что, скажите на милость, можно сделать за два дня? Даже за три? Особенно когда слуги разболтались, а теперь, одурев от страха, могут только бессмысленно бегать туда-сюда да все ронять с перепугу? Особы познатнее, отметил про себя Альбоин, конечно, по замку не бегают, но хвосты тоже поприжали. А ну как король с ходу начнет творить суд и расправу? Он это любит, и никакая женитьба ему в том не помеха. Скорее наоборот.

Они приехали через два дня, и когда прискакал высланный заранее на дорогу вестовой, Альбоин понял, что оправдываются его худшие опасения. Вестовой сообщал, что король возвращается с той же малой охраной, с которой уезжал, и никакой дополнительной свиты при нем не замечено. Добавилась только пара носильщиков с паланкином – там, стало быть, и находится королевская невеста. Потому и движутся медленно. Значит, эта корова и верхом ездить не умеет, решил Альбоин. Он уже заранее ненавидел свою будущую повелительницу, кем бы она ни оказалась. Но деваться некуда, вскорости они будут здесь.

Альбоин отдал приказ почетной страже размещаться во дворе. Она должна была следить за порядком, чтобы не было толкотни, давки и прочих безобразий. А давка могла быть преизряднейшая. Предыдущее царствование приучило придворных – от графов и герцогов до последних судомоек к зрелищам пышных въездов и процессий, и нынешний правитель, судя по всему, не собирался от обычая этого отказываться. Однако теперь всем им – и герцогам, и судомойкам – предстояло испытать крепкое разочарование. Нынешний въезд мало чем напоминал победоносное появление Эда после разгрома норманнов, когда он и стал королем. И даже до его первого появления в Лаоне при получении в лен графства Парижского было здесь далеко. И сам человек, въехавший в ворота замка под сиплое пение рогов во главе всего лишь дюжины дружинников, не было похож на божией милостью короля Западно-Франкского королевства, защитника веры Эда I Робертина, поражавшего двор роскошью одежды и доспехов. Этого человека на высоком вером коне, при полном вооружении и в кольчуге поверх охотничьей рубажи (в которой он два месяца назад и уехал), но без шлема, в красном плаще – вряд ли даже аскет обвинил бы в стремлении к роскоши. Но и на аскета, конечно, он тоже не был похож. Его убийственная гордыня явно оставалась при нем, как и готовностью в любое мгновение поставить на кон свою или чужую жизнь.

А похож он был на себя самого в те времена, когда, оставя разбой на больших дорогах, принял на себя командование разбитым ополчением Гугона и в считанные дни превратил его в боеспособную армию. И не только тем, что одежда его поизносилась и поистрепалась, а неизменный красный плащ выцвел на солнце – и взглядом был похож, и повадкой. Это все не преминули отметить. Но как только увидели женщину, ехавшую с ним рядом, все внимание обратилось на нее.

Поначалу ее не заметили, не выделив из числа охранников. Теперь же ее вид поверг всех в оцепенение. Королевская невеста должна была выглядеть как угодно, только не так. И не потому, что ей не хватало царственности осанки, или она плохо сидела в седле. Нет, в седле она держалась гордо и одновременно непринужденно, бросив поводья и твердо разместив ноги в стременах. Только ноги эти были обуты в поношенные воинские сапоги, а платье и плащ на ней могли принадлежать дочери зажиточного землепашца или небогатого торговца, да, вероятно, первоначально таковой и принадлежали, потому что были ей коротки и широки. Платье было стянуто кожаным ремнем, на котором висел меч^скрамасакс в потертых ножнах. Ни единого украшения. Ничем не сдерживаемая грива черных волос свободно падала на шею и смуглое лицо. Само же это лицо…

Весь двор замер не потому, что оно было здесь незнакомо. Напротив, это лицо знали здесь слишком даже хорошо.

– Оборотень! – сипло выдохнул кто-то в задних рядах.

– Приветствуйте свою королеву! – разнесся над головами собравшихся резкий голос Эда.

– Это… королева? – у Альбоина пересохло в горле.

– До венчания она будет носить титул принцессы Туронской.

– Венчания? – Альбоин был в ужасе. Как бы ни прозывали Эда – «дьяволом во плоти», «извергом», «стервятником», никто не ожидал от него, что он решится провозгласить королевой ведьму, оборотня, существо, относительно принадлежности коего к роду человеческому высказывались сильные сомнения. Альбоин предусмотрел две возможности нового королевского брака. Но такого он не мог представить себе даже в самых страшных кошмарах. И ужас придал ему храбрости. – Венчания?! Оно навлечет проклятие на королевство! И во всей Нейстрии не найдется клирика, который совершил бы столь кощунственный обряд!

– Найдется, – раздался голос, прежде чем Эд успле что-либо ответить. Из-за спин охранников показался старый священник. Именно он помещался в паланкине, который несли пешие слуги, и, пока все потрясенно таращились на королевскую невесту, успел из него выбраться. Самый облик говорившего отвергал всякую мысль о кощунстве. Напротив, именно такими – седыми, светлоглазыми, с добрыми морщинистыми ликами – простонародье привыкло представлять себе святых. Альбоин никогда прежде его не видел, но знал, кто это – каноник Фортунат, духовник короля.

Воспользовавшись общим замешательством, священник приблизился к женщине на лошади. Сняв с шеи костяное распятие, он поднял его перед королевской невестой, как щит.

– От имени святой матери нашей церкви, каковую я здесь представляю, провозглашаю – нет в этой девушке ни проклятия, ни злого духа! Истинно говорю вам – с ней на землю Нейстрии снизойдет благословение!

Он говорил с уверенностью пророка. Или опасного еретика. И будь здесь архиепископ Фульк, он не преминул бы напомнить о последнем. Ибо вдь и сам сатана, сказал бы он, принимает облик ангела света. Но архиепископ был объявлен в пределах Нейстрии вне закона, другие же клирики были слишком напуганы, чтобы возразить Фортунату. Люди заколебались. И это колебание опытным глазом уловил король.

– На колени! – рыкнул он. – На колени перед своей повелительницей!

Альбоину стоило лишь мимолетно глянуть на короля, и он первым опустился на колени. Он понял, что участь его решена.

Остальные последовали его примеру, не дожидаясь, пока верные Эду дружинники начнут рубить всех подряд. Тот же хищно следил, не посмел ли кто ослушаться приказа.

Вскоре во дворе на ногах остался один Фортунат – который со вздохом опустил затекшую руку с распятием.

– Хвала Господу, обошлось без кровопролития, – прошептал он.

Лицо будущей королевы и принцессы Туронской – она же Азарика, она же Озрик-Оборотень, на протяжении всей этой сцены оставалось холодным и бесстрастным, словно каменная маска. Никто из собравшихся не догадывался, чего стоит это бесстрастие. Точнее, никто из собравшихся мужчин.

Он ввсенародно осмелился перечить королю и теперь должен умереть. Альбоин прекрасно понимал это. Многие умирали за меньшее. Странно даже, что его не схватили сразу. Возможно, Эд со свойственной ему жестокостью нарочно предоставил жертве последние часы свободы, чтобы потом неожиданнее поразить. Так или иначе, Альбоин решил не пользоваться этой отсрочкой и не бежать. Он совершил глупость, но не усугубит ее трусостью. Он умрет достойно.

Однако ночные часы проходили, а никто не ломился в дверь, не слышалось звона оружия и топота сапог. Какая изощренная пытка последует за эой пыткой ожиданием? Альбоин сидел на постели, не раздеваясь, и ждал. Он хотел быть готов в любое мгновение.

– Ты думаешь, она и в самом деле ведьма?

Голос его жены Нантосвельты оторвал Альбоина от мрачных мыслей. Нантосвельта лежала в постели, закинув полную руку за голову. Лунный свет отбеливал ее лицо.

– Ведьма ли она? – Альбоин был близок к тому, чтобы сорваться. – Да стоит на глаза ее посмотреть, на лицо, на космы эти черные…