Директива – уничтожить - Нестеров Михаил Петрович. Страница 63

У Климентьева было свое место на Измайловском проспекте, где он мог оторваться от любого преследования, а теперь Антон мог посоревноваться с ним. У него было время, и он подготовился. Послав внимательный взгляд в темную арку дома, он подошел к киоску. Якунин, как тень, проследовал за ним.

– Сколько времени? – спросил Антон.

Якунин, опустив глаза, посмотрел на часы.

Момент был хороший. Антон без замаха сильно ударил Якунина в голень и оттолкнул его от себя двумя руками. Майор отлетел метра на три. Пока он вставал и соображал, что произошло, Антон уже миновал арку и что есть силы бежал вдоль трехподъездного дома. Улица на задворках шла мимо вонючих мусорных контейнеров, беглец, перемахнув через каменный забор, вскоре очутился двумя кварталами выше того места, где стояла сейчас «Волга» с Климентьевым за рулем.

Из официальных лиц Антон сейчас не доверял никому. Чтобы чувствовать себя спокойно, ему необходимо было заручиться поддержкой еще одного человека, домашний адрес и телефон которого он прекрасно знал. Что касается Берегового, то во время первого свидания, пока тот не взвесил все «за» и «против», ему не было никакого смысла брать Антона.

Якунин в это время, прихрамывая, бежал по задворкам и молил Бога только об одном: не упустить Никишина.

Когда он выскочил на улицу тридцатью метрами дальше арки, руки его опустились: Антон ушел.

Матерясь, майор не спеша побрел обратно к машине.

Глядя на хмурого коллегу, Климентьев прятал улыбку.

Якунин, плюхнувшись на свое место, поймал в зеркальце взгляд водителя.

– А ведь Береговой предупреждал, – заметил Алексей.

– Ага, – согласился Якунин. И добавил: – А я не верил.

25

Светлана Рогожина проснулась от странного звука. Вернее, от целой череды звуков. Вначале они проплывали на поверхности ее сна, затем стали проникать в сознание. Она увидела какой-то фрагмент – красивый, в движении. Ковер из желтых листьев на земле, высокие деревья бросают на него длинные тени. Значит, день близится к концу. Налетает порыв ветра, ковер меняет очертания, тени оживают. Раздаются стонущие звуки – то ли деревья, то ли их тени плачут под напором ветра. Громче. Громче. Звуки вырываются из глубины и снова оказываются на поверхности, оттуда срываются в явь. Светлана проснулась.

Темная комната, незнакомые очертания предметов; руки нащупывают шелковистую поверхность постельного белья.

Прямо перед ней тусклый прямоугольник света. Свет идет из глубины коридора, уходящего… Куда? На кухню, решительно отвечает на собственный вопрос Светлана. Она знает расположение, но еще не поняла, где находится.

Неожиданно из светлого прямоугольника доносится звук, от которого она проснулась. Вздрогнув, Светлана некоторое время боязливо смотрела на желтоватый свет. И ждала.

Когда стон раздался в очередной раз, она сорвалась с кровати и бросилась в коридор, оттуда на кухню.

Он сидел на холодном полу, прислонившись спиной к стене. Колени подтянуты к подбородку, ладони крепко сжимают плечи. Он был голый. Его мелко трясло. С интервалом в пять-шесть секунд плечи резко дергались, передавая всему телу конвульсивные движения.

Опустившись на колени, Светлана повернула его голову к себе. Взгляд его был отсутствующим. Он смотрел в ее лицо, но не видел его.

– Что с тобой?

Она не испугалась за него. Он такой сильный. Это временно. И он так одинок. Да, да, да. Он очень одинок. А что, если он прощается со своим одиночеством? А оно не отпускает его.

«Я помогу тебе».

– Что с тобой?..

Глаза все так же безучастны, его взгляд насквозь режет ее лицо. Однако ей не больно. Его взгляд не горячий и не холодный – он теперь ее часть, часть тела, души.

Неужели это может произойти так внезапно? Так стремительно.

Нет.

И все же это уже произошло.

Значит, да.

Она делает усилие, и его голова ложится ей на плечо. Его мышцы расслабляются, унимается дрожь. Он вздрагивает последний раз и, подняв голову, неотрывно смотрит на нее.

– Что с тобой? – в третий раз спрашивает она.

Он качает головой: не знаю.

И тут же его глаза приказывают ей: молчи, ничего не говори.

Прикрываясь ею, он поднимает ее на руки и несет на кровать. Она слышит его шепот:

– Прости… Мне стыдно.

Она улыбается. Господи… Григорию Дробову стыдно.

– Прости… У меня предчувствие чего-то неотвратимого. Мне стало страшно.

Она снова улыбается. Страшное откровение. Григорию Дробову страшно.

Что же все-таки произошло с ним?

Она знает, что никогда больше не задаст ему этот вопрос. Как и многие другие, которые все время вертелись у нее на языке. Обрывки мыслей разом приобрели законченность. Теперь она знала, что началом всему были слова «генерал Дробов», а концом – «я хочу пригласить вас поужинать».

Когда Светлана увидела Дробова у него в кабинете, она чуть было не сказала: «О, какая у вас опасная для девушек внешность! И возраст». Его полуулыбка в сочетании с голубыми глазами подействовали на нее неотразимо. Следующим потрясением были чуть седоватые виски и, наконец, ямочка на подбородке.

Светлана не возвращалась к первому впечатлению, но оно подсознательно устраивалось в ее душе на удобном ложе. И так же подсознательно родился заголовок к статье: «Григорий Дробов. «Молчание ягнят» по-русски». Ни о чем не догадываясь, она стала ягненком. Потому что хотела им быть.

Когда в ее квартиру позвонил Сергей Образцов и вкратце объяснил цель своего визита, Светлана подумала, что Дробов последнее время не выходит у нее из головы. И это было правдой. Однако она не знала причины: та старательно пряталась до поры до времени под видом боязни. Светлана говорила себе, что боялась Дробова, хотя этот ответ не удовлетворял ее.

Когда Светлана готовила статью, она старательно подгоняла фразы Дробова под его манеру говорить. Это также было подсознательно. Она снова и снова слушала его голос. Слушала, еще ничего не понимая, и побаивалась. Кого – его, себя?

И еще один важный момент. Образцов спросил ее тогда:

– Вам эта статья не кажется странной?

А она, обидевшись, уточнила:

– В каком смысле? Вам кажутся странными вопросы или ответы?

О, смысл тут был. Она по той же самой, не осознанной пока причине обиделась вдвойне. За себя – потому что это были ее вопросы, за генерала – потому что это были его ответы. Уже тогда они были вместе. А обидно-стандартная отговорка «не задавай дурацких вопросов, не получишь дурацких ответов» была всего лишь отговоркой для своего тайного кривляния души.