Игра по своим правилам - Нестеров Михаил Петрович. Страница 48

Перед его глазами плавала красная пелена. Он не мог поверить, что сам оказался на положении осажденного. Едва владея собой, он все же представил действия «четверки». Они смяли основные силы партизанского отряда и, не меняя тактики, подомнут под себя остальных. Морально уже подавили и переломили исход боя в свою пользу. Теперь его боевики будут отстреливаться, потом огрызаться, в конце концов захрипят под необузданным напором.

– Четверо?! – Акоста обернулся и направил на Энрике «кольт». Но в руках Суареса уже был пистолет. Не поднимая его, он от бедра расстрелял по партизану половину обоймы. Сместив ствол, Энрике разрядил магазин, отстреляв по застывшему боевику. Загнав в рукоятку двенадцатизарядного «хеклера» запасную обойму, Энрике хладнокровно провел контрольные выстрелы.

Плюнув в окровавленное, с развороченной челюстью лицо Акосты, Суарес усмехнулся:

– Ну и где твоя армия?.. – Ему показалось, он сорвал с Акосты маску и впервые увидел его истинное лицо. – Отплясался, ублюдок!

Энрике пнул знаменитую шляпу Акосты, и она отлетела, рассыпая по полу револьверные патроны.

Диверсанты снова разбились на пары. Кокарев и Тимур поспешили на третий этаж и на крышу. Теперь, когда план пробраться тихим бесом не выгорел, бойцы намеренно производили больше шума, открывая огонь по всем подозрительным предметам. Стреляли в огромных ночных бабочек, залетевших в распахнутые окна и бьющихся в свете ламп. На ходу бросали в открытые двери гранаты.

Джеб и Чижик взбежали на второй этаж по широкой лестнице. Миновав две комнаты и оставляя их без внимания, Блинков поравнялся с покоями Эспарзы.

«Он там, – слегка нервничал Джеб. – Он не успел уйти». Крылья его заострившегося носа трепетали. Все происходило не так, как он себе это представлял.

Странная, противоестественная задача: сделать Паулу обладательницей многомиллионного состояния.

Он в шаге от нее. Он прислушивается, насильно пытаясь не расслышать, но представить сдавленный крик девушки. Чтобы пройти мимо? Вот она, дверь, ведущая в спальню человека, «прожившего трудную жизнь». Он заберет ее. Холодно, расчетливо. Нет, все не так, как было запланировано, а так, как бередили душу видения будущего.

Уже сейчас откуда-то сверху кулаком грозил Абрамов: «О чем вы думали!» Его призрак закрыла могучая фигура Кока: «А мы не думали, мы работали». Их обоих перекрыл сам Блинков: «Не слышу тебя, отбой».

Джеб сдернул чеку со световой гранаты и бросил ее в комнату. Ослепительная вспышка озарила стены коридора, картины с резными рамками, коричневатую лепнину. «Котик» первым вошел в комнату, смещаясь в сторону и давая дорогу Чижику. Оба припали на колено, готовые в любой миг придавить спусковой крючок.

На полу возле открытого окна распластался труп кряжистого боевика. Из его раздробленной челюсти торчал окровавленный язык. В метре от Акосты лежал в луже крови его товарищ. Энрике сидел на кровати Рафаэля и тоже казался мертвым. Но нет, он жив. Он перещеголял своих товарищей на протяжении этого короткого представления. Блинков с полувзгляда определил, что два трупа – это работа колумбийца, державшего на коленях массивный «хеклер».

Человек, стоящий перед Энрике, не походил на инструктора подводного плавания. Наконец-то он облачился в свою одежду, скинув уродливый в обтяжку гидрокостюм. Ему шел «балласт» – объемный рюкзак за плечами.

Энрике в глазах Блинкова также претерпел значительные изменения. Он был на своей родной земле, но не дома. Он всю жизнь прожил в примаках, не имея своего угла. У него был свой кошелек, но деньги в нем хранились чужие. И жизнь его находилась в чужих руках. Сейчас эти руки принадлежали русскому диверсанту. Настал тот миг, о котором не переставал думать Энрике: вся жизнь осталась позади, и случилось это сейчас.

Энрике прорвало.

– Ты ищешь Рафаэля. Его здесь нет. Ты не найдешь ни его, ни Паулу. И твое время вышло, Джеб. Тебе пора сматывать удочки. Ты упустил свой шанс – он остался в Испании. Тебе следовало поговорить со мной. Я бы дал Рафаэлю яд и избавился от этого старого козла! Под ваши гарантии, – он выбросил свободную руку в сторону окна. – Чтобы почувствовать напоследок, какие они, эти гарантии, какого они вкуса, цвета, с чем их едят. Мне обрыдло жить мухой под хлопушкой.

– Брось пистолет, – приказал Блинков, держа колумбийца под прицелом автомата и прислушиваясь к перестрелке. Пулеметные очереди переместились на крышу. Оперативно работает Кок, механически отметил Джеб.

Энрике швырнул «хеклер» на пол.

– Где Паула? – спросил Блинков.

– Ах вот так, значит, – Энрике театрально выкатил глаза. – В первую очередь ты спрашиваешь про Паулу. Ради нее ты приперся сюда? Дурак! Ты не знаешь Рафаэля. Он убьет ее. И случится это чуть раньше, чем ты выстрелишь в него. Если не веришь мне, если у тебя есть минутка, загляни в церковь. Там ты увидишь урода, не очень-то похожего на Рафаэля. Но там его сын, которого он заколол своим «жалом». Из-за Паулы, думаю. Артуро доигрался. Он в гробу сейчас. Очень красивый гроб, он идет ему.

– Где Паула? Я не трону тебя.

– Значит, ты не тронешь меня, – нервно сощурился Энрике. – Заманчиво.

– Я не киллер. Хватай шанс.

Десять лет назад Энрике смотрел, как извиваются под ножами близкие Рафаэлю люди. Он понимал, что такая же участь ждет и его. Обида, безысходность. Злость на саму жизнь с ее одной-единственной дверью, на которой написано «Смерть».

И вот Энрике выпал уникальный шанс пережить своего босса, шагнуть с подножки навсегда уходящего поезда последним. Хоть на короткое время стать капитаном тонущего судна, а не его старпомом. От этих мыслей попахивало не первой свежестью. Они пришли в голову Энрике задолго до штурма гасиенды. Он предчувствовал, чем закончится сегодняшняя ночь – не совсем обычным рассветом.

– Разве ты не играешь по правилам, Джеб?

– Правила порой забывают. У тебя мало времени. У меня его чуть побольше.

«Да, он убьет меня», – спокойно подумал колумбиец, глядя в отверстие глушителя.

Деньги Энрике дон Рафаэль переводил на счета в несколько зарубежных банков. На них скопилась неприлично огромная сумма. На эти деньги можно прожить ровно столько… Пока они не кончатся? Нет, пока мафия не достанет его. Там каждый сентаво, каждый песо на счету. Деньги Энрике Суареса лежали в трех банках: Bank in Liechtenstein, Bank in Buch, Kreditanstalt Grabs.

– Поможешь мне выбраться из страны? – спросил Энрике. Нет, в этом вопросе не прозвучало и капли глупости. У колумбийца выросли крылья. На них он мог улететь из страны и приземлиться на любом безымянном клочке суши. Ему нужен был человек, который бы перевел деньги на другие счета, обналичил их.

Может быть, он копировал казначея Калийского наркокартеля, бежавшего из страны и отдавшего себя в руки Управления по борьбе с наркотиками США. Бежать – это был единственный шанс. Прихватить с собой багаж – деньги. И никаких сенсационных заявлений вроде финансирования госчиновников – в конце концов правда убьет его и отправит в последний свободный полет.

– Даю слово, – ответил Джеб. – Улетишь вместе с нами. У нас гарантированный отход.

– Паула и Рафаэль в Сан-Мартине. В каком доме, я не знаю.

– Здесь есть полиция?

– Двенадцать человек в префектуре. Это в рабочем предместье Сан-Тельмо. Там сейчас вся обслуга.

– Чижик, на выход. Приготовься встретить гостей.

Энрике не понял ни слова по-русски, но вникнуть в смысл распоряжения было не сложно.

– Полицейские не придут на помощь. Они ненавидят парамилитарес. Акоста со своими боевиками сжег Арболедо, убил всех полицейских. Они хотят отомстить, но боятся мести. Сейчас они молятся за вас Деве Марии.

– Чижик, выполняй команду. А тебя, амиго, хочу предупредить: если ты выкинешь какой-нибудь фокус…

– Не надо пугать меня, амиго, – в тон Блинкову отозвался Энрике. – Я видел такое, что тебе не привидится и в кошмаре.

– Ладно. У Рафаэля есть сейф, где он хранит бумаги?