Имя твое – номер - Нестеров Михаил Петрович. Страница 31
Этот участок должен стать ключевым. На принятие решения у Романова не оставалось и секунды.
Он потянул ремень безопасности и защелкнул пряжку. Освободив карман от пистолета, он заткнул его за ремень так, что ремень давил на грудь, не давал оружию двинуться с места.
Костя шел на маневр, который еще ни разу не использовал на такой узкой дороге. Стоит зацепить обочину колесом – передним или задним, и машину закрутит, бросит с пятидесятиметрового откоса, убегающего к пляжу.
Хорошо, что дорога идет под гору, отсчитывал последние мгновения перед атакой Костя. На подъеме такой маневр не исполнишь, на ровной дороге – да. Можно. На ровной безопасней.
Он снова бросил взгляд в зеркальце. Вовремя. Все совпало до последнего мгновения. Он увидел пассажира головного «Ауди». Тот по пояс вылез из люка. Рафа был относительно спокоен. Романов не мог стрелять и вести машину одновременно – что-то одно из двух. Рафу могла сбить ветка склонившегося над дорогой дерева, мог угробить водитель. Он не стал опираться локтями о крышу машины. Он представлял собой живой амортизатор, оружие на чувствительных сенсорах. Каждая неровность дороги, передаваемая машине, компенсировалась коленями, плечами, локтями, пальцами, которыми он сжимал оружие. Рафа целился в заднее стекло, понимая, что пробить колесо на таком расстоянии и скорости нереально. Заднее стекло «Порша» для него – ширма, мешающая произвести точный выстрел на поражение, и только на поражение, потому что выстрел в водителя, который вел машину по горной дороге на высокой скорости, был равносилен смерти.
Рафа нажал на спусковой крючок. Пуля ушла ниже точки прицеливания и пробила багажник.
Этот шлепок будто подхлестнул Румына. И он показал водителю и стрелку то, что раньше они видели разве что на экранах: как стреляют на поражение, ведут машину, контролируют ситуацию и переламывают ход поединка в свою пользу одновременно.
Этот разворот на полкруга часто называют «полицейским». Но Румын выполнил его, ведя машину на передней передаче. Он выжал сцепление, чуть нажал на педаль тормоза и вывернул руль. «Порш» развернуло за доли секунды, с резким визгом покрышек, черной гарью и дымом, вырвавшимися из-под них. Костя тут же включил заднюю передачу и форсировал ее, насилуя, сжигая мотор. Он ехал на задней передаче и видел преследователей через лобовое стекло. Расстояние между ними стремительно сокращалось, и эта скоротечность была на руку Румыну. Он выхватил пистолет и, прежде чем выбросить руку через опущенное стекло и сделать выстрел, бросил взгляд в зеркальце: его «Порш» ехал точно по осевой линии, нанесенной на дорогу желтой краской. Впрочем, ему ориентиром служил головной «Ауди»; он словно толкал его.
Румын приготовился к выстрелу до того, как оперативники сообразили, чем им грозит этот безумный разворот и бегство задом наперед: точной стрельбой вперед, а не назад, вслепую. Водитель «Ауди» ударил по тормозам в тот момент, когда Румын придавил спусковой крючок. Расстояние между машинами к этому времени сократилось до пятнадцати метров. С такого расстояния Костя промахивался редко. Он едва ли не зафиксировал попадание пули. Во всяком случае, стреляя в грудь Рафу, попал в цель.
Следующий за первым второй «Ауди» подыграл Румыну: не ожидая резкого торможения, водитель второй машины не сумел так быстро отреагировать и врезался в первую. Обоих водителей, не пристегнутых ремнями, бросило вперед. Подушки безопасности обездвижили их, и они останавливались на изуродованных машинах фактически вслепую.
Романов затормозил. Включив первую передачу, вплотную подъехал к головному «Ауди». Не спуская глаз с серого пузыря фронтальной подушки, он, почти не целясь через лобовое стекло, добил раненного в грудь Рафаэля. Затем трижды выстрелил в водителя через воздушную подушку. Для верности всадил в него еще четыре пули. Сменив обойму и уже не скрывая своих действий, он обошел одну машину, выходя ко второй. Он увидел округлившийся глаз оперативника, едва вместившийся в прорезь прицела.
Выстрел. В одну живую мишень, в другую. И еще два выстрела «крест-накрест» с близкого расстояния.
Резко развернувшись, Романов пошел назад. Сняв «Порш» с ручного тормоза, Романов, не садясь в машину, начал толкать ее под откос. Вот передние колеса автомобиля нависли над насыпью, на секунду застыли и словно потянули за собой машину. Несколько раз перевернувшись, она вдруг окуталась пламенем и, разбрызгивая горящий бензин, достигла внутреннего рубежа пляжа…
Бросив взгляд в оба конца дороги, Костя побежал в гору. Когда он достиг вершины двухсотметровой скалы, услышал внизу вой полицейской машины.
Отряхнув джинсы, спрятав оружие за брючный ремень, Романов направился в сторону города, минуя маленькие частные кафе и закусочные.
Эдуардо назначил встречу в парке Музея Рождественских яслей. Он не узнавал Реми, который перестраховался подобным образом и предварительную встречу назвал контрольной. По той же причине не стал удаляться от здания частного музея, где проработал больше двадцати лет. Одетый в полосатую рубашку навыпуск, он прохаживался вдоль фасада, рассеянно кивал знакомым, спешащим на работу, пару раз ответил на приветствие продавца рождественских украшений и фигурок святых. Он торчал на этом месте триста шестьдесят дней в году, нехитро рекламируя свой товар: «Хотя сейчас и лето, отпраздновать Рождество никогда не поздно».
Эдуардо пошел навстречу молодому человеку, показавшемуся ему серым; на его взгляд художника, Румыну не хватало текстуры. Они раньше никогда не встречались, тем не менее, как это часто бывает, узнали друг друга.
– Доброе утро, – первым поздоровался Эдуардо.
– Здравствуйте. Я от Реми.
– Разумеется. – Он не стал спрашивать, почему Реми сам не приехал и не отрекомендовал клиента, как это было всегда. Он, конечно же, задаст этот вопрос при встрече. – Какой документ вас интересует?
– Мне нужны российский, израильский и шведский паспорта.
– Готовьтесь раскошелиться. – Эдуардо сказал совсем не то, что завертелось у него на языке. Он едва не присвистнул от удивления. Заказ нельзя было назвать солидным, но он пришелся как раз кстати: из банка пришло извещение с предложением погасить очередную часть займа на покупку дома.
Эдуардо жестом руки пригласил Романова следовать за ним. В пустом музее он, занятый своими мыслями и готовясь к работе, обронил тоном уставшего гида:
– Коллекция яслей насчитывает четыреста экземпляров, собранных в разных странах. Ради интереса можете посмотреть ясли из бамбука, из черного дерева, сделанные в Африке.
Романов отказался.
Они спустились в подвальное помещение. Хозяин открыл дверь с более чем странной надписью «Реставрация яслей» и пригласил гостя присесть на плетеное кресло-качалку.
– Посидите минутку, мне нужно посмотреть, остались ли у меня шведские «болванки». Не скажу, что редкость, но заказы на них почти не поступают. Израильские и российские есть точно.
Он вернулся из подсобного помещения через минуту и подмигнул клиенту: «Все в порядке».
– Для всех трех паспортов нужны разные фотографии. Садитесь на стул.
Эдуардо настроил освещение и сделал несколько снимков на цифровой аппарат, соединенный кабелем с компьютером. Вывел первый снимок на монитор и подозвал Романова:
– Челка упала на глаза. Нужно сделать новый снимок.
– Меня устраивает этот, – отказался Румын, внимательно рассматривая свою фотографию.
– Как угодно, – пожал плечами фотограф. – Только на паспортном контроле эта деталь может броситься в глаза.
– На паспортном контроле в глаза бросается совсем другое: прическа волос к волосу, блеск бритого подбородка, послушный взгляд, будто рассматривающий пограничника или таможенника. Оставьте этот снимок.
– Хорошо. Ваше русское имя будет… – Он приготовился записывать.
– Николай Михайлович Ильичев.
Эдуардо записал за клиентом дату его рождения, адрес.
– Израильское имя?
– Михаил Стимер.