Оперативное вторжение - Нестеров Михаил Петрович. Страница 15

В купе спецвагона надолго воцарилась тишина. Артемов не мог себе сказать, что его задела история морпеха Ильина. Больше тронул его этот обезличенный голос. Голос человека, который не раскаивается, не хочет раскаиваться в содеянном. В таком спокойствии отсутствовала и жалость к себе. Смирился ли он? Глядя на бывшего спецназовца, этого не скажешь. Может, принял как должное? Вряд ли ответишь. Да и незачем, наверное.

Артемов задумался вот над чем: сильный ли человек Николай Ильин? И другой вопрос: мстительный ли он? Отчего-то засело в голове полковника определение: поквитался. Именно так: поквитался, а не отомстил! Но отчего? В чем разница? Артемов невесело ухмыльнулся, придя к странному выводу: если бы морпех отрезал у Сулеймана уши и затолкал их ему в задницу, то стал бы мстительным. Николай просто отдал должное. Можно сказать, по-русски. И хватит об этом.

Что ему можно обещать, Артемов пока не знал. Не знал и другого: стоит ли помогать Ильину? Хотя нет, вопрос нужно поставить немного в другой форме: захочет ли морпех принять помощь? В какой-то степени «обнародование» этого дела принесет бывшему спецназовцу большую уверенность, он обретет наконец-то душевное равновесие. Но все же цену придется платить немалую: к уже имеющимся восьми годам колонии прибавится минимум еще столько же. Короче, не разберешь, что лучше: ужасный конец или ужас без конца.

Скрупулезная помощница Артемова, готовя в дорогу документы, подшила к делу и справку о воинской должности Николая Ильина. По непонятной причине (скорее, затягивая паузу) полковник не просто пробежал ее глазами, а вчитался в каждое сухое казенное слово:

Николай Сергеевич Ильин (позывной – «Чила»), 1979 года рождения.

Военно-учетная специальность – стрелковые и разведывательные специальности.

Штатная воинская должность – разведчик.

Штатное воинское звание – матрос.

Разведчик морской пехоты решает задачи по сбору информации о местах дислокации, вооружения и численном составе предполагаемых частей и подразделений противника.

Полученные разведчиком данные используются командованием для оценки обстановки и принятия решения по ведению боевых действий.

Боевая деятельность разведчика осуществляется на наблюдательных пунктах, в разведдозорах, поисковых и разведгруппах, действующих на линии соприкосновения с противником и в его тылу, с использованием следующих способов разведки: наблюдение, засада, налет, опрос местных жителей, прослушивание радио– и телефонных переговоров, захват пленных и т.п.

Разведчик должен: хорошо знать вооружение и тактику действий подразделений и частей противника; стойко переносить жару и холод; уметь совершать многокилометровые марши по труднопроходимой местности; делать проходы в минных полях и заграждениях противника; с ходу вступать в бой и уходить от противника; хорошо владеть приемами рукопашного боя, всеми видами стрелкового оружия, ножом; уметь ориентироваться на месте и определять координаты целей и объектов противника; уметь вести скрытое наблюдение.

Разведчик морской пехоты должен иметь морскую подготовку, в совершенстве владеть личным оружием, успешно выполнять задачи при действии подразделения морской пехоты в наступлении, встречном бою, обороне, при форсировании водных преград, уметь плавать, десантироваться на морское побережье с десантных плавсредств или с парашютом.

Разведчику при выполнении своих обязанностей приходится действовать в сложной, порой экстремальной обстановке, в любое время суток, в любых погодных условиях. При выполнении боевой задачи разведчик должен быть физически и морально готов к захвату пленного («языка»).

Все это разведчик морской пехоты знает, умеет. Говоря все тем же суховатым языком, «умело применял в ходе боевых операций». Строки этой справки словно окунули Артемова совсем в другую среду, где они словно распаковывались из архива. Стойко переносить жару и холод...И Артемов буквально видит морпеха Ильина в том же встречном бою; слышит свист пуль, мат, отдельные бессвязные выкрики, сухие щелчки полных магазинов, встающих на место отработанных, металлический лязг затворов; вместе с Чилой он задыхается от пороховых газов, висящих над прожженной солнцем лощиной, над распадком, где он нашел очередное укрытие, отыскивает взглядом и бежит к следующему... Меняется картина, день уступает место непроглядной ночи, мечутся фантастическими шмелями трассеры, снег окропляется чьей-то кровью – своей ли, чужой?.. Кровь, она и есть кровь. Физически и морально готовый к захвату пленного, Чила берет «языка», наотмашь бьет его прикладом, связывает, находит на стволе посеченной осколками березы розетку, включает в нее утюг...

Все это уже из другой, прошлой жизни Николая Ильина. Были такие эпизоды в его криминальной биографии или не были, сейчас значения, наверное, не имеет. Фактически путь назад ему закрыт.

В заначке у него осталось тридцать «штук» баксов...

– Скажи-ка мне, Коля, а ты не мог отдать долг своим дружкам? В пересчете на рубли твоя заначка вытягивает на миллион рублей.

– Не, – Ильин хмыкнул. – Речь шла о совсем других деньгах.

«Бригада, – веско и коротко подумал Артемов. – Пора бросать этого Ильина, а то и меня припрягут к каким-нибудь разборкам, повесят какой-нибудь долг, начнут вышибать и руки выкручивать». Также он поймал себя на мысли, что все соответствует его прежним думам и сравнениям. В этом «столыпине» он услышал столько новых выражений... Ладно хоть воображение развито, тихо порадовался за себя Артемов, ни разу не переспросил, не обратился за переводом: что значит этот оборот, а что другой. Постигал современные полукриминальные науки из первых рук.

Чила...

Кличка у Ильина была какая-то бандитская, воровская. Не позывной, а натуральное «погоняло». В большинстве случаев бойцы сами выбирают для себя позывные, а этот?..

На вопрос полковника Ильин ответил с легкой улыбкой:

– Еще со школы прилепилась. У нас футбольная команда неплохая была, я в воротах стоял. Частенько к центру поля выбегал – орал, разводил. Пенальти бил. Как Чилаверт.

«Знаю такого», – кивнул Артемов. И вдруг вспомнил, что вратаря парагвайской сборной Чилаверта подозревали в связях с мафией. Уже не говоря о том, что южноамериканский Чила пользовался непререкаемым авторитетом у властей страны. Многозначительно, словно он был прокурором международного трибунала, Михаил Васильевич подумал: «Все сходится».

– Вообще – не было бы счастья, да несчастье помогло, – сказал Ильин, потянувшись к очередной сигарете. – Теперь у пацанов ко мне претензий не осталось. Когда приехал на похороны, братва тут как тут. Спросили, нужна ли помощь. Давай, говорят, мы завалим этого волка. Не, отвечаю, это мое личное дело, сам справлюсь. Сказал, чтоб не вмешивались. Как хочешь, отвечают. Если что, обращайся, поможем. После я Сулейману «армейский шампур» и продемонстрировал.

«Шампур», – вздохнул Артемов.

– Я вот чего не пойму: все твои разговоры, вся твоя доармейская жизнь сводилась к деньгам. Согласись, есть вещи и поважнее денег.

– Так только бомжи рассуждают, – просветил полковника Чила. – Я не из тех людей, которые радуются тому, что у них есть. Что касается жизни – я вообще ничего не знаю о ней. Как и ты. Мне нравилось состояние, в котором я варился, процесс. У тебя напряжение 220 вольт, а у меня – 380. Если я подключусь к твой розетке, буду ходить, как старый пердун. У тебя детство и юность изуродованы для того, чтобы старость твоя была обеспечена. Мне же никакие иллюзии не нужны: один родился, один и умру. И вообще это дохлая тема, не хочу о ней говорить. Полюбили и забыли.

Артемов не услышал последней фразы, его поглотила очередная мысль. Что, если, думал он, удастся найти кассету, на которой Пашка Ильин «приляпывает» свиные уши к зеркалам заднего вида сулеймановского «мерса». Кто знает, может, по этому факту милиции удастся установить убийцу 15-летнего парня? А значит, и в какой-то степени оправдать Николая Ильина.