Последний контракт - Нестеров Михаил Петрович. Страница 26

– Я знаю. Этот случай не вписывается в теорию о системе финансирования террористов российскими банками, – покачал головой Розанов. – Вряд ли удастся установить существование такой системы. Отдельные случаи – да. Опять же нужно установить, кто именно отдает банкирам подобные распоряжения. Имеет место сговор, значит – группа лиц. Что на практике всегда означает…

– Ни одного, – закончила Скворцова.

– Именно. В твоей теории, Катя, есть брешь, именно она должна дать ответ на вопрос. Ответ должен быть простым, во всяком случае, не очень сложным. Есть террористические организации, есть люди, входящие в том числе и в так называемые террористические подполья. Нужно искать их связь с российскими финансистами, связь простую: ты мне, я тебе. И тут же встает другой вопрос: что это, проявление русского характера в окончательном виде?

Катя покачала головой:

– Нет, мы немного другие, я думаю. По сути мы – одиночки. Разве мы любим коллектив? – На сей раз хозяйка пожала плечами. – Скорее недолюбливаем тех, кто от него откалывается. Мы ненавидим богатых, здоровых и счастливых. А больше всего нам нравится, когда кто-то умер.

– Чистка, – в генерале Розанове начал умирать академик, он даже не улыбнулся на очередную шутку собеседницы, – нужна чистка. Хотя бы в нашем ведомстве – там столько чертей! Хоть ни с кем в лифт не садись.

– Да, присутствие бесов в элитном жилье снижает цену квадратного метра, – процитировала Катя Максима Соколова. – Что касается лифта. Я с чертями в лифт не сажусь, я их там поджидаю.

Генерал долго молчал, после чего изрек:

– Был бы я завистливым, я бы тебе позавидовал.

Она проводила старого знакомого и снова наполнила свой бокал вином. Одиннадцать вечера. Уже сейчас, наверное, Марковцев рядом с этой маленькой стервой, не переставала хмуриться Скворцова. Даже прикинула, каким образом он знакомится с банкирским отпрыском. Мол, скоро часы пробьют двенадцать, и тогда у меня вырастут клыки, а глаза нальются кровью, и я приступлю к исполнению своей миссии. Короче, пришел по ее душу. Потом она даст заглянуть в свою распашонку.

Сука, на фиг я ему сказала: «Не наделай глупостей»? Да пусть делает все, что захочет!

Интересно будет потом посмотреть на его сломанные ноги, оставить на гипсе оригинальную гостевую надпись: «Здесь была Миранда» – и указать стрелкой, на чем именно она была. Она же меры не знает. И вообще, кто она? Камазовский выкидыш.

Некстати припомнилось из «позднего» Марковцева: «Ревнуешь?» На что она заговорила о здоровом потомстве.

Сглазила.

Дудников возился в гараже со своим «Фольксвагеном». Капот машины открыт. Двигатель матово поблескивал и радовал глаз. Порядок в гараже идеальный. Все по полкам, по стеллажам. Инструменты в чехлах и специальных металлических чемоданчиках-раскладушках. Казалось, Дудников в любой момент готов был сорваться на срочный вызов клиента и исправить поломку любой машины. В любое время суток. Даже сейчас, когда стрелки часов перевалили за десять вечера.

Стены гаража, свободные от стеллажей, пестрели плакатами. Яркая лампа под потолком высвечивала Михаэля Шумахера, изображенного в шлеме с приподнятым забралом и испещренным рекламой Marlboro, Vodafone, Piaggio Paero, и не менее легендарного раллийного гонщика Колина Макрея на фоне своего «Ниссана». А также календари гоночного сезона 2004.

Рукавишников вошел в гараж в компании Валерия Соболева – худощавого, небольшого роста человека двадцати восьми лет от роду. «Бандиты давно уже носят дорогие галстуки» – это не про Соболева. Он не любил сложных узлов. Однако мог намертво затянуть галстук на чьей-нибудь шее. Он всегда одевался стандартно: спортивный костюм, кроссовки, кожаная куртка.

– Привет, парни! – первым поздоровался Дудников.

– Привет, – отозвался Рукавишников, здороваясь с гонщиком за руку. – Чем занимаешься?

– Машину к зиме готовлю. Крою утеплитель на капот.

– Да, – хмыкнул Соболев, отвечая на его рукопожатие, – кому че, кому ниче. Кому группу «ДДТ», кому пулю из «ТТ». А тебе все ДПС и ДТП. Бросай кроить, поедем в Опалиху, разобраться кое с кем надо.

– В Опалиху? – переспросил Дудников. – Это за Красногорском? Ладно. Схожу домой переоденусь, заодно телку выгоню.

– Некогда, Юра. Дело срочное. Звякни телке и поедем. – Соболев тут же продемонстрировал загруженность: подошел к машине и захлопнул капот. – Не озябнет твоя тачка.

– А вы что, пешком пришли?

– Не, бля, мы пешком приехали.

– А где твоя «бэха»?

– Удалову дал. Он шефа в Псков сопровождает. У него еще какие-то дела в Калинине.

Рукавишников тем временем открывал ворота, выходящие во двор Вадковского переулка.

Двор тонул в темноте. Лишь свет ламп над двумя подъездами выкрадывал у потемок ущербные куски.

Моросил дождь, добавляя уныния этому вечеру, и поторапливал группу подростков, промелькнувших в желтоватом овале фонаря.

– Что случилось-то? – Дудников в последний момент заметил ускользающий взгляд Рукавишникова. И дальше тот продолжал прятать его. – На хрена эти ваши заезды, не пойму?

– Володь, закрой ворота, – распорядился Соболев и стал на пути у Дудникова. – А ты не дергайся. Нам велели кое о чем расспросить тебя. Сядь, Юра, а то я тебя сам усажу. Мне по херу твои угрожающие стойки. Сядь, я сказал!

Дудников опустился на капот. К нему подошел Рукавишников.

– Ты на кого работаешь, падла? Забыл, на кого работаешь? – Он коротко замахнулся и ударил Юрия по лицу открытой ладонью. – Тебе привет от босса.

Все. С этого мгновенья Дудников не смел ни перечить, ни двинуться, ни отклониться от удара. Пришла его пора. Просто отвечать. Прежде всего за свою глупость, которая поставила его в один ряд с этими людьми. Он видел, как убивают таких, как он, и недоумевал: почему они не бегут, не сопротивляются. Их хватало лишь на резкий всплеск в самом начале, на стойку, полыхающие глаза. А потом камнем в воду.

Конец. Просто конец. Равнодушие. Отсутствие жалости к себе и своим близким. И страха нет. Надо так надо.

Передать привет – это словесная визитная карточка банкира, это сопроводиловка на тот свет.