Убить генерала - Нестеров Михаил Петрович. Страница 29

Дронов подошел к небольшому элегантному трюмо, заставленному парфюмерией, взял дезодорант в салатной упаковке и вслух прочел название:

– «Зеленый чай».

– Это женский, – подсказала Надежда. – Возьми «Океан».

Она устала на работе и мысленно поторапливала отца. Они виделись не часто, но именно этот факт настраивал на более редкие и короткие встречи. Они носили затяжной характер, разговор шел ни о чем и больше походил на краткосрочное свидание. Отец привык к этому определению и, наверное, ни разу не подумал о некоем отчуждении. Он отдавал долг, а Надежде не терпелось больно уколоть его: «Ты мне ничего не должен».

Генерал убрал форменный галстук за плечо и расстегнул на рубашке пару пуговиц. Просунув баллончик под одежду, он поочередно оросил подмышки.

– Сейчас я работаю по новому закону, – начал Дронов, глядя на отражение дочери в зеркале. – Сегодня дежурный из приемной президента позвонил мне и сказал, что завтра в половине шестого шеф ждет меня с окончательным вариантом одного из пунктов. Он касается военнослужащих и лиц, проходящих службу в госохране по призыву, – пояснил генерал. – В общем-то вопрос по моей специальности. Возможно, я возглавлю объединенное ведомство, – Дронов повернулся, и Надежда заметила на его лице бледную улыбку.

– Что-то не так? – спросила она. – У тебя тревожный взгляд.

Генерал покачал головой. Он был не в силах избавиться от образов конкурентов с их жадными липкими лапами, оттого, наверное, тревога не сходила с его лица. Он при всем желании не мог использовать в этой тайной борьбе хоть часть административных ресурсов. И позавидовал претендентам на посты мэров, губернаторов, депутатов, которые перешвыривались с конкурентами деньгами, автоматными очередями, компроматом, имеющим под рукой армию криминальных подонков и милицейских отморозков. Тут совсем иной тип борьбы, закулисный. Иначе тот же Черняков мог бросить на прорыв кремлевский бронетанковый отряд, а Свердлин атаковал бы силами спецназа своего Центра.

Главный пункт нового закона «Надзор и контроль за деятельностью Федеральной службы государственной охраны» был отдан на проработку Леониду Чернякову. Дронов морщился: там вообще ничего переделывать не надо. Этот пункт не вызывал сомнений и выглядел следующим образом: «Надзор за исполнением законов Федеральной службы государственной охраны осуществляет прокуратура. В предмет надзора не входят организация, тактика, методы и средства осуществления деятельности Федеральной службы государственной охраны». Какой дурак – если, конечно, он не претендует на пост руководителя госохраны – внесет хоть какие-то изменения? Тактика, методы и средства должны остаться за оттиском седьмой печати. Генерал не знал, какими вопросами занимается Александр Свердлин. Скорее всего никакими. Ему просто некогда ломать голову над законами. Однако... На одном из совещаний Дронов, глядя на Свердлина, вдруг увидел в нем что-то новое. Что-то неуловимое проскальзывало в его взгляде, осанке, даже речи. Генерализменился. Он был окутан тайнами; то, что он является личным телохранителем президента, можно было узнать по жлобскому нимбу над его головой. После совещания Дронов даже подковырнул охранника:

– Надеюсь, тебя пригласили на летучку не по специальности.

А в глазах стояла насмешка: «Ты здесь? А почему без автомобильной дверцы?»

Дронов подошел к дочери и поцеловал ее в лоб.

– Не хочу загадывать. Может быть, завтра все будет известно.

Он прошел в прихожую и уже во второй раз за этот короткий промежуток посмотрел на себя в зеркало...

Да, точно, на лице отчетливо видна тревога. Обрюзгшие щеки тянули вниз налитые желтоватые мешки, отчего в глазах резко проступила краснота, оттеняющая потускневшие белки. И все же в глазах можно было рассмотреть что-то радужное, пусть даже оболочку. Она потеряла свою многокрасочность и стала пестрой. Словно год за годом оставляли следы: черная полоса – белая, кровавая – землистая.

Последнее время Дронов жил грезами о новом ведомстве, но не мог представить, что его планы уже были нарушены. Сейчас его висок сжигал взгляд человека, которого он предал и бросил умирать. Он смотрел на него из прошлого, которое генерал давно забыл.

Он надел фуражку и посмотрел, ровно ли сидит козырек, к которому он уже давно не прикладывал руку, отдавая честь...

Ровно. Точно по центру.

Пора прощаться.

Генерал находился в гостях у дочери сорок минут. Все это время две снайперские винтовки смотрели в одно место. Сорок минут в неподвижной позе, сорок минут ожидания и постоянной готовности – это ерунда. Эта малость тонула в многочасовых сидениях на снайперской точке в лесу, в развалинах, в открытом поле, в яме, скрытой под дерном, в канализационном колодце. Там, где нельзя пошевелиться, ибо тотчас выдашь себя и получишь пулю. Там, где комары сосут отяжелевшие веки и падают, напившись крови, уже не в состоянии взлететь.

Близнец увидел генерала, вышедшего в прихожую.

Снайперы обменялись короткими возгласами:

– Вижу!

– Вижу!

Генеральский затылок замер лишь на мгновение. Дронов повернулся к зеркалу. Он подарил снайперам еще несколько секунд, когда не просто посмотрелся в зеркало, но и когда надевал фуражку.

– Вижу, стреляю! – подал команду Андрей.

Как и в тире, Близнец видел и цель в прицеле, и движения своего товарища. Проскурин остался неподвижным, лишь указательный палец скользнул с защитной скобы и плавно надавил на спусковой крючок.

Крапивин повторил его движение с опозданием в сотые доли секунды. Когда спускал курок, услышал хлопок справа. Такой же хлопок слева услышал Проскурин.

Панорама в прицеле восстановилась быстро. Но она уже была другой. На стекле появился узор с отверстием точно посередине. И за ним уже невозможно было определить – попадание или промах. Лишь нижняя часть окна показала падающего на пол генерала.

– Есть! – шепотом, сквозь зубы выбросил Близнец.

– Точно, Витька?

– Есть, есть!

Ни с чем не сравнимое состояние вскипевшей крови. Что там крапива, которая обжигает все тело. Сейчас кожа Близнеца горела и снаружи, и изнутри и чуть ли не вздымалась. Это жжение, зуд были непогрешимым дефектоскопом: «Есть! Есть! Попадание!»

Пуля, выпущенная из винтовки инструктора, ушла влево и чиркнула по затылку генерала. А второй снайпер положил пулю точно в нервные сплетения за ушами своей жертвы. Как учили. Как учил тот человек, который пошел вразнос, но все же в последний момент совладал со своими эмоциями.

– Уходим!

Проскурин первым вскочил на ноги. И допустил первую ошибку. Когда раздался звон бьющегося стекла, оба генеральских телохранителя выскочили из машины. Они отреагировали на выстрелы как надрессированные доберманы. В них был заложен автоматизм, никогда не дающий сбоев. В их память напихали все, что только можно узнать про покушения. Они просчитали ситуацию со скоростью «Дип Блю», подбирающегося к тремстам миллионам ходов в секунду. И сейчас шел турнир «эдвант чесс», суть которого – отобрать у «железки» фору в памяти. Но они отбирали фору в скорости. У «железок», которые отстрелялись из окна на втором этаже корпуса номер один, дом номер 14. Они переварили миллион ходов за секунду и остановились на одном. Силуэт, мелькнувший в оконном проеме, только подтвердил их решение и подтолкнул к наработанным действиям.

Один телохранитель бросился к подъезду, на ходу выхватывая рацию, а второй, сбрасывая с «калашникова» камуфляж-«дипломат», побежал к первому корпусу.

«Выходим и – в разные стороны». Близнец шел в сторону последнего подъезда, Проскурин спешил к первому. Оба несли с собой «дипломаты» с винтовками. Крапивина спасло шестое чувство. Когда он, неожиданно изменив решение, шагнул в полумрак подъезда и едва скрылся в нем, он тут же услышал:

– Стой! Стоять!

Потом прострекотала автоматная очередь.

– Руки за голову!

Крапивин точно знал, что один генеральский телохранитель начнет преследование. Но не так скоро. Фактически он должен выйти на 1-ю Квесисскую, которая шла параллельно Масловке, а Проскурин – перейти дорогу.