Рассказы и стихи - Никитин Олег Викторович. Страница 7

– Это уже третий подобный случай за последние десять дней, – напирал журналист. – У вас есть другое объяснение?

– Читайте Уголовный Кодекс, – отрезал Иван Григорьевич. – Там все написано. Убийство по неосторожности, понятно?

«Что делать? – сверлила голову тоскливая мысль. – К генералу ведь вызовут. Что б они все на рельсы попадали, гады». Это было нехорошее пожелание, но Ивану Григорьевичу уже до смерти надоела эта станция и трупы. «Закрыть ее, что ли, насовсем? Так и предложу», – в отчаянии размышлял следователь, глядя на первые буквы названия станции. Остальные были закрыты вагоном.

Целый день после этого ему названивали то из главка, то из разных редакций. Ни о каких других делах думать Иван Григорьевич был не в состоянии. Всем требовалось одно и то же – прекратить безобразие или в крайнем случае объяснить, почему это невозможно. Полковник тактично молчал, хотя и он наверняка был на взводе. Несчастный лейтенант Розоватый метался по адресным бюро, названивал родственникам жертв и преступников и грозил всех отдать под суд без следствия и адвокатской защиты. Текущая работа по расследованию всех остальных висящих на Патрушеве преступлений, можно сказать, встала.

После работы, а вышел следователь из здания часов в девять, его поджидала у входа «Мазда» с давешним репортером.

– Иван Григорьевич, можно мне вас подвезти?

Патрушев подумал, что еще один спуск под землю для него может кончиться нервным срывом, и кивнул. Он сел рядом с водителем и пристегнулся, потом назвал адрес.

– Не близко, – хмыкнул газетчик и тронулся. – Меня зовут Игорь. Фамилия Нибаров… Может, читали? Я про аномальные явления пишу.

– Христа народу? – буркнул Патрушев.

– Что?

– «Явление Христа народу». Видели такую картину?

– Что-то вроде. Я вот что хочу сказать… По моим подсчетам, следующий несчастный случай произойдет на этой станции завтра вечером, в шесть тридцать или около того. Если разложить все происшествия по шкале времени, вам это тоже станет понятно. Причем и убийца, и жертва будут стоять на том же месте, что и сегодня. Как и раньше, кстати.

– С чего это вы взяли? – насупился Иван Григорьевич. – С линейкой, что ли, бегали?

– У меня есть план станции. Каждый раз толкали человека, стоявшего напротив первой буквы «С» возле края платформы, направление движения поезда – с запада на восток. Причем толкал тот, кто стоял ближе всех, за спиной.

– В следственные документы залезали? – взвился Иван Григорьевич. – Кто вам все это рассказал?

Ему было немного досадно, что он не удосужился сравнить «параметры» всех трех преступлений, а предпочел нагрузить Розоватого беготней по родственникам фигурантов. С другой стороны, что еще за мистика? Буква «С» какая-то!

– Сейчас вы скажете, что «С» означает «сатана», – сострил он. – Козни дьявола, блин.

– Напрасно вы насмехаетесь, Иван Григорьевич.

– Послушайте, как вас… господин Нибаров, а как насчет «сверхразума»? – блеснул следователь. – Тоже аномальщина будь здоров. А то сатана уже как-то не в моде.

– Хм, – промямлил репортер. – В этом что-то есть.

– Бред там есть, больше ничего. Что вы, шуток не понимаете? А еще журналист.

– Убийство – не шутка. Значит, вы ничего не собираетесь сделать, чтобы предотвратить следующее? Позволите этому сверхразуму и дальше играть с толпой?

Патрушев просто онемел от таких речей репортера. А тот вдруг притормозил у обочины и стал рыться в бардачке со словами: «Черт, куда же я ее затолкал?» Наконец он достал сувенир на подставке, с пятью подвешенными на перекладине шариками.

– Вот, смотрите. Я сразу хотел показать вам эту штуку, чтобы вы поняли.

– Нет желания играться. Мне можно выйти?

– Да погодите же, Иван Григорьевич. Вот, видите? Если отвести крайний шарик в сторону и отпустить, он ударит по остальным четырем. Но три из них останутся висеть, а крайний отлетит в сторону. Так и в метро! Толчок происходит не там, где человек падает под поезд, а совсем в другом месте!

– Чушь. Сравнили шарики с людьми.

Но журналист продолжал кипятиться и доказывал Патрушеву, что тот не желает видеть очевидного. Следователь мрачно молчал и дожидался своей улицы, чтобы отделаться от прилипчивого Нибарова. Вылезать из теплой машины и тащиться в метро ему все-таки не хотелось. Наконец они приехали, и напоследок журналист всучил Патрушеву свою визитку с номером мобильника. Прибыть на станцию к вычисленному им времени происшествия он так или иначе собирался, вместе с редакционным фотографом. Угрожал, что ли?

Полночи Иван Григорьевич проворочался в постели, слушая сопение жены. А утром, едва заявившись в управление, срезу двинулся в кабинет полковника.

– Неужели готов отчитаться по метро? – недоверчиво спросил тот.

– Версия прежняя – это неумышленные убийства. Но я знаю, как не допустить их повторения.

– Ты спятил, Ваня? Неумышленными они потому и называются, что происходят случайно. Прессы начитался? – подозрительно спросил он. – Я тоже. На, погляди! – Он подвинул к следователю яркую газетенку с заголовком «Смертельные силы Земли выходят наружу». – Имей ввиду, завтра утром у меня доклад у генерала. Если нам не будет, что сказать по поводу всей этой жути, результат может быть печальным. Так как, говоришь, прекратить убийства?

– Ограничить доступ на станцию раза в три.

– И сколько для этого тебе понадобится людей? – вспылил полковник. – Кто тебе выделит их не пойми на что?

– На футбольные матчи в сто раз больше сгоняют!

– Сравнил! То футбол, а то метро!

В своем кабинете Патрушев прочитал статью и ужаснулся. Репортер Игнат Тайноведов детально расписывал то же самое, о чем вчера толковал Нибаров. В одну сторону у них мозги, что ли, повернуты? Или это Нибаров в другом издании подхалтуривает? В газетенке крупными буквами предостерегали всех находиться возле края перрона с шести до семи часов, то есть в самый час пик.

Можно не сомневаться, что все, кто пользуется этой станцией, непременно изучают такие публикации. Или это делают их жены, чтобы потом пересказать перед сном в качестве страшилки. «Кем вы предпочитаете стать – убийцей или жертвой? – зловеще вопрошал газетчик. – Идите туда к шести и встаньте напротив буквы «С», чтобы узнать свою судьбу». Самым же гадким было «объяснение», данное автором статейки. Он полагал, что в недрах станции при скоплении народа возникает некая психическая структура, «сверхразум». Люди плотно касаются друг друга, и благодаря этому их биополя объединяются в одно. А где поля, там их переносчики – то есть отдельные индивидуумы. И каждое выталкивание человека и толпы суть импульс взаимодействия, которым сверхразум на станции хочет обменяться с поездом. Там, мол, тоже едет родственный сгусток биополей. А обмен частицами поля – это самый лучший способ установить контакт между родственными объектами. В общем, Тайноведов нагородил околонаучной чуши полный разворот. У Патрушева даже голова заболела, и он съел две таблетки анальгина.

Ехал к метро Иван Григорьевич с тяжелым сердцем. Ему удалось выпросить УАЗик, но кроме Розоватого никого с ним не отпустили. Младший оперуполномоченный таращился в мокрое окно и молчал. Из машины он позвонил на мобильник Нибарова и узнал, что тот уже находится возле станции, но под землю еще не спустился. Хотя вот-вот собирается.

Там происходило что-то странное. Вниз почему-то мало кто торопился, народ как будто обходил станцию стороной. Многие предпочитали отправиться к следующей на автобусе. В общем, когда Иван Григорьевич ступил на эскалатор, он подумал, что такую пустоту в метро можно увидеть только часов после десяти. Никто не толкался, потому что места и так всем хватало.

– Что тут происходит? – набычился Розоватый.

– Газеты надо читать.

– Если бы еще время было…

Внизу на Патрушева накинулась целая толпа репортеров, но он молчал или резко выкрикивал «Без комментариев!» – в каком-то кино подслушал. Почти у всех журналистов висели на плечах сумки, скорее всего с видеокамерами. Вряд ли у них имелись разрешения на съемку. Посадка в вагоны происходила без всяких проблем, хотя поезда при подходе к перрону явно притормаживали намного сильнее, чем обычно. Видимо, начальство уже дало машинистам отдельные указания на этот счет.