Рассказы и стихи - Никитин Олег Викторович. Страница 9

На другой день утром Мик пришел на берег океана. Буря уже улеглась, и лишь стальные барашки разбивались о прибрежные камни. Ветер пронизывал до костей.

На крючке висела небольшая продолговатая рыба. Мик ощутил в ладони ее скользкий, покрытый тупыми отростками бок. Кровавый глаз косил на Мика с отвращением и злобой.

– Какая ты страшненькая, – констатировал Мик, – как на фотографии. Хочешь удрать? Ну плыви. Да, подруга, захвати-ка с собой кусочек моей души, тот, что погрязней.

Целестина пантиникус, не оборачиваясь, скользнула а глубину.

– Что все лучшее во мне умерло, с этим я согласен. Но что умерло навсегда – не могу поверить! – воскликнул Берти и швырнул сигару в волны.

«О чем это он? – машинально подумал Мик, стоя в тени смоковницы. – Кто у него умер?»

Мик остановился, будто впервые увидел Машу, и прислушался к себе.

– Ты подумал – какая я красивая, правда?

– Да.

– И как хорошо, что у нас будет ребеночек.

– Да.

– Что с тобой, милый?

– У тебя никогда не будет детей.

Маша отступила на шаг. Мик не смотрел на нее. Его внимание отвлек Берти, гонявшийся за бабочкой.

– Ты лжешь! – Словно издалека.

Берти очень старался. Но бабочка, видимо, решив, что вдоволь наигралась, полетела, вздрагивая, выше, выше и скрылась, а Верти, убитый, смотрел вдаль полными слез глазами.

– Откуда ты знаешь? – Отчаянно.

– От Ференца.

Она побежала, побежала, а Мик смотрел ей вслед.

Берти забыл про бабочку и догадался, что Маша бежит к берегу.

– Куда же ты, Маша, вода холодная! – закричал он и припустил за ней, размахивая сачком и что-то выкрикивая, наверное, что-то очень смешное, потому что Маша вдруг остановилась, обернулась, секунду с недоумением глядела на Берти, а затем, схватившись пальчиками за подол платьица, звонко и радостно засмеялась.

1987

Семейные сценки

(рассказ-пьеса)

Если бы Сеня не боялся смерти, ему было бы все нипочем. Вместо этого он исправно ходит в контору, вечером смотрит телевизор и чувствует себя отлично. Он член профкома, а его жена – гляциолог и недавно привезла из пустыни очень редкий череп индийского слона. А может, она спелеолог и спускается в пещеры с фонарем на оранжевой каске, их еще кирпичный завод выпускает. Директор завода – известный извращенец и по субботам приходит к Сене, они играют в карты и обсуждают цены на питьевую воду.

«Что-то вода опять вздорожала», – говорит директор. «Мда-а», – отвечает Сеня. Еще они едят великолепную жирную саранчу, недавно из Африки, Сеня за ней час в магазине стоял. Директор ест, и ножки похрустывают у него на зубах. Они неестественно блестят, потому что из молибдена. У директора знакомый врач в больнице, он ему кирпичи для сарая продал. А врач ему, значит, зубы. Крепкие, что твой лоб, приятель.

Но тут вошел Алеша, и вздрогнула ваза в серванте. От сквозняка.

– Лексей, дружище! – воскликнул просветлевший Кеша. – Выпьешь с нами? Дистиллированная!

– Плесни, чего уж там, – устало ответил Алеша и раздавил на стене клопа.

– Вот полотенце, – сказал Сеня.

Алеша вытер с пальца кровь и оседлал табурет.

Кеша с любовью смотрел на гостя. Он ему явно нравился – сильный и смелый душою, всегда начеку. А что угреват – так это у всех, вон у Сени на лбу свищ, довольно, впрочем, приятного оттенка, этакий лиловый с зеленью, нежной, как у помойных мух.

Алеша смаковал напиток. Лицо его расцвело мощным и устойчивым чувством всепрощения. Он готов был полюбить даже самого последнего хромого таракана на этом столе.

– Как в лаборатории? – участливо поинтересовался Сеня, тасуя карты.

– А что там может быть? – Алеша ласково почесал у себя за ухом. – Как я понимаю, Людмила еще не появлялась?

– Ясно, нет! Ты бы ее сразу приметил, егозу, – ответил Сеня жуя.

Но тут вошла жена, и Сеня вздрогнул. Он даже вскочил и стал предлагать Светочке саранчиные мозги.

– Поверишь ли, кошечка, стоял всего час, – бормотал он, кутаясь в дырявый халат. Под ним ничего не было.

Светочка с минуту стояла молча, прислонившись рюкзаком к двери, и потерянно взирала на стол, над которым возвышался графин.

– Налей, – сказала она наконец и стащила с ног сапоги, измазанные глиной.

– Ох, – простонал Сеня, – ну и свинья же этот Кондрат, опять глину по нашей улице возил. – Вы представляете! – Сеня взмахнул руками и схватил графин. – Я ему говорю позавчера – ты зачем, паскуда, здесь глину возишь, не смей нашу улицу пачкать!

Светочка залпом выпила полный стакан и зажевала саранчой. Потом она схватила Сеню и куда-то его потащила. Его рука долго цеплялась за косяк, но вскоре и она пропала в темноте.

Кеша виновато хрустнул ножкой насекомого.

– Я пойду, пожалуй, – сказал он печально, поднялся и натянул когда-то черный, а теперь побелевший от кислотных дождей плащ.

Алеша смотрел на огни в соседних домах и пытался представить людей, которые там живут. Но видел лишь Веру и печального директора. «Видно, все одинаковы, – подумал он без выражения. – Ты или я – все умрем от передозировки». Алеша вдруг решил, что его сейчас очень хорошо видно с улицы, и поспешно задернул штору. Сердце учащенно стучало.

Из спальни послышались приглушенная ругань Светочки и всхлипы Сени. Вскоре он смолк, а Светочка вышла со следами гнева на тонком сероватом лице. Она взглянула на Алешу с симпатией. Того мороз подрал по коже.

– Мне пора, – сказал он как можно равнодушнее и двинулся к выходу.

– Постой, Леша! Я же не показала тебе еще свою находку. Светочка нежно коснулась его живота и извлекла из рюкзака череп, смахивающий на человеческий.

Алеша отшатнулся, с ужасом чувствуя, что у него по левой ноге течет что-то теплое.

– Мне пора, – повторил он, едва ворочая языком, скорее чисто механически, потому что сапоги его словно приросли к полу.

– Нет, ты так просто не уйдешь, – простонала она, внезапно осознавая, что у нее мокрые пальцы.

Алешу словно током прошило. Он сдавил Светочку сильными руками, так что та захрипела от страсти, и, швырнув ее на пол, бросился к двери. Ручка оторвалась, когда он ее дернул.

– Ты знаешь ли, милый, чей это череп? Это наш предок, гомо сапиенс.

Но тут вошел Кондрат, и Светочка вздрогнула и напряглась.

– Хе-хе, – сказал он и увидел на батарее алешины штаны, – не ждали?

Из спальни появился Сеня. Он доплелся до стула и бросил на Алешу благодарный взгляд. Тот натянул одеяло до подбородка и отодвинулся от Светочки.

– Кондратий Иваныч, – сказал Сеня заискивающе, – я болен и не смогу принять участие в строительстве стадиона.

– Плевал я на ваши болезни, отрезал Кондрат. – Стадион нужен всем, и вам в том числе, Семен Пантелеймоныч. А если не вам, так вашей дочке. Где, кстати, Людмила?

– Сейчас должна прийти, Кондратий Иваныч, – поспешно сказала Светочка, протягивая руку к халатику. Кондрат демонстративно уставился на картину «Полярный растворитель», засиженную клопами.

Но тут вошла Людмила, и Алеша вздрогнул. За ней ввалился директор.

– Шляпу, понимаете ли, забыл, – пробормотал он и стал рыться на полке.

– Здорово! – воскликнула Людмила. У нее был легкий и чистый голос и личико нежно-серого цвета. – Сегодня мы писали сочинение на тему трудового подвига в поэзии. Вот послушайте: