Шмель в паутине - Никитин Олег Викторович. Страница 45

Вика распахнула форточку, и в комнату проникли уличные шумы.

– Где я могу поставить свой флаер?

– А прямо на крыше. Выйдете из квартиры, так лаз тут же и будет. Только ходите осторожно – лесенка хрупкая, того и гляди обвалится. И перил там нет, обломали.

Скромная, разрозненная мебель вполне устраивала Милана – ничего лишнего и все необходимое. Правда, терминал в углу возле окна выглядел не слишком работоспособным, хотя и помигивал зеленым глазом сетевого питания.

– Все работает, сударь, недавно проверяла, – заметив поворот головы Милана, поспешно сказала хозяйка. – Канал устойчивый, 128 мегабит в секунду. Провода только пять лет назад заменили… Принтер у нас в комнате, можете пользоваться за отдельную плату. Вот только голосовой ввод текста сломался, все забывала мастера позвать. Придется набирать письма руками, уж извините. Да, может, хотите на мою лицензию взглянуть? Действительна до конца года.

Милан кивнул и бросил сумку на кровать, и обе хозяйки оставили его обживаться.

Спрятав пистолет в древний сейф, с которым пришлось повозиться, прежде чем тот согласился реагировать только на его карточку, он подумал: «А «Лама»-то все равно бесполезна. Сейчас она ударит током любого человека в целом Эккарте. Пока не перепрограммируешь чип, ей даже пива не нагреть». Но не выбрасывать же старинное семейное оружие? Кроме того, хоть Обри и обещал выправить лицензию на «нового» владельца, сейчас Милан сомневался в его искренности. Если полиция вздумает всерьез проверить подлинность документа, всплывет вся история с рождением мифического гражданина М. Хастича. Скорее всего, Обри попросту сказал то, что от него ожидал услышать придирчивый арестанта.

Первым делом Милан отметился в Департаменте народонаселения и получил справку о временной регистрации в столице. Без этого он не смог бы претендовать даже на самое завалящее рабочее место. Конечно, 15 тысяч крон хватило бы на полгода приличного существования, то есть до самой «смерти» Хастича, но что дальше? Где потом искать деньги на плутоний, чтобы вернуться в Эль-Фернандо?

Потом он, чтобы разделаться наконец с проблемой своей «биографии», вывел на экран карту Эккарта и отыскал – не без помощи путеводителя – городишко Армстронг, где он якобы родился и вырос. Тот притулился на малонаселенном западном берегу страны, в устье мелкой речушки под звучным названием Аполлон. Размерами он уступал даже Эль-Фернандо, а до ближайшего населенного пункта, Монте-Люсии, оттуда было никак не меньше трех тысяч километров. А до столицы округа Гаево целых одиннадцать тысяч! Так Милан с некоторым удивлением узнал, что Западный округ Эккарта – самый крупный в стране.

Затем он зашифрованным транзитом, через адрес тюремного сайта отправил в Эль-Фернандо очередную, еженедельную весточку родным. Мол, жив-здоров, вступил в секту огнепоклонников и ему выдали трусы из асбеста – для большей убедительности он никогда не забывал вставить в текст какую-нибудь вопиюще нелепую подробность.

Солнце успело подняться к зениту, когда Милан покончил с формальностями и был готов отправиться обедать. Долетевшие до его окна пряные запахи какой-то явно восточной кухни грубо овладели его помыслами. В дверь вдруг постучали, а затем на пороге, заглядывая в комнату с напряженным вниманием, возникла Кэти.

– Разрешите, сударь? – спросила она и проскользнула внутрь, стискивая подмышкой упаковку с постельным бельем. – Вот, можете пользоваться. Хотите, разверну? – Она кинула пачку на кровать и ловко вспорола ногтем упаковку. – Стирка совсем рядом, там мамашина подруга работает. Могу свести, когда пожелаете, или сама вещички отволоку.

Не оборачиваясь к Милану, она совершала телом некие вращательные движения, так что ее худые, но симпатичные ягодицы то и дело напрягали ткань шорт, на которые она успела сменить свой уличный наряд. Казалось, Кэти изо всех сил стремится создать впечатление, будто танцует – руки в локтях изгибались довольно плавно, без рывков, а коленки напрягались попеременно, принимая на себя вес тела. И вместо застиранной сорочки она напялила голубую блузку без рукавов, сквозь которую проглядывала белая магнитная застежка лифа.

– А то давайте покажу, где здесь недорогое кафе, – загорелась она. Напоследок она нежно провела по кровати обеими ладонями, наклонившись вперед и явив Милану вид сзади. – Многие клошарцы туда часто ходят, сможете завести всякие знакомства и связи.

Она выпрямилась и подняла руки к голове, приглаживая растрепавшиеся волосы. Милан пригляделся к ней и определил, что после смены одежды и расчесывания Кэти стала выглядеть намного старше – сейчас он дал бы ей лет четырнадцать, не меньше. Что она в таком случае делала в толпе малолеток? Скорее всего, у нее что-нибудь вроде «замедленного развития». Впрочем, кажется, среди подростков, пытавшихся распотрошить флаер таксиста, были ребята и постарше.

Милан кивнул и вышел из комнаты вслед за Кэти, которая бодро зашагала вперед, непрерывно рассуждая об особенностях местной кухни и простых нравах обитателей квартала. Хозяйка, возившаяся на кухне, благосклонно проводила пару взглядом и вернулась к своим занятиям.

На 96-й авеню было жарко. По ней гулял ветер, перетаскивая обрывки газет, рекламных плакатов и одноразовых упаковок. Кажется, солнце ухитрялось проникать даже сквозь каркасы сборных домов. Светло-желтая рубашка, которую надел Милан, в данном случае могла защитить от жары не лучше черной. Проталкиваясь через галдящую на южном наречии толпу, залежи хлама и перетянутые поперек стен веревки с бельем, Милан убедился, что этот квартал был сооружен не меньше сорока лет назад, то есть еще первопоселенцами Эккарта. Обитатели Великих Клошаров могли бы гордиться тем, что живут в «музее», но вместо этого они всячески разрушали памятники старины – например, расписывали стены зданий непотребными граффити. И даже прорубали в них целые дыры, чтобы втиснуть в пролом жалкий прилавок с бестолковыми, но порой привлекательными поделками собственного изготовления или явно ворованными вещами.

Метрах в сорока от дома 32, в одном из таких самодеятельных проломов, предприимчивый делец с индийской физиономией оборудовал микроскопическое кафе. К удивлению Милана, там толклось не меньше десятка прилично одетых людей – они сидели на пластиковых коробках, стилизованных под табуретки, и держали тарелки с остро пахнущей едой на столах, слаженных из тех же ящиков.

– Кухня Камалакары пользуется успехом даже в соседних районах, – перекрикивая разговоры едоков, проговорила Кэти, прижимаясь в толкотне к Милану твердым словно у культуристки бедром. – Можете звать его Камой, сударь, а то язык сломаете. Он не обижается.

Она проскользнула к стойке, и Милан последовал туда же. Оттолкнув плечом задумчивого посетителя, он поднял с прилавка, составленного из вездесущих коробок, отпечатанную на цветном принтере листовку со списком блюд.

– Мясное керри по-мадрасски и стакан шипучки, – сказал Милан через несколько секунд, выбрав первое же блюдо с серьезным названием. Ничего похожего на привычные названия мексиканских кушаний в меню, разумеется, не было.

– Простите, сахиб, тамариндового сока нэ достал! – жизнерадостно завопил толстяк в красочном халате, с потной лысой головой, которую он непрерывно отирал рукавом. – Только апэльсиновый. Кэрри от Камы! – крикнул он в распахнутую дверь – источник металлического лязга кастрюль и сковородок.

– А мне две лепешки-пэтти, – заявила Кэти. – И яблочного сока.

– Э! – Камалакара воздел руки в горестном жесте, но ухитрился подсунуть посетителям переносной блок кассового аппарата, зорко проследив, чтобы оба голодающих поместили в прорезь кредитки. – Мята кончилась, дэвушка! Гита, двэ лэпешки от Камы и сок!

Спустя минуту Милан сосредоточенно поглощал вполне культурной одноразовой вилкой очень недурную пищу, глядел мимо Кэти на снующих по авеню людей в самой пестрой одежде и ни о чем не думал. Точнее, его отвлекали от плодотворных размышлений волны какого-то алчного жара, исходившие от девушки. Назвать ее девочкой Милан сейчас бы не решился – скорее уж молодой женщиной, настолько чувственно и хищно она посматривала на сидящего напротив Милана. Ее тонкие пальцы придерживали прядь черных волос, стремившуюся сползти ей на левый глаз.