Гиперборей - Никитин Юрий Александрович. Страница 92

– Всякая всячина. Продаю лишнее, чтобы купить нужное.

Страж произнес строго, не вылезая под дождь:

– Пошлина за въезд! Еще одна – за ремонт стены. Третья – на празднование великому Велесу…

– В такой дождь праздник? – удивился Рудый. – Что здесь за народ? Не лучше ли мочить себя изнутри?

– Много лучше, – ответил страж с надеждой. Второй вытянул шею, кадык его дернулся, словно уже уверенно мочил себя изнутри в ближайшей корчме.

Рудый беспечно рассмеялся, сунув стражу в ладонь мелкую монету. Телега въехала в ворота, охранники даже не посмотрели на кучу тряпья, накрывавшего дорогие доспехи. Асмунд сказал с негодованием:

– Продажные души! Я бы не дал. Лучше бы задрался, не утерпел.

– Проще уплатить, – сказал Рюрик с явным сочувствием к Асмунду. – Вот если бы полезли шарить на телегу…

Рудый сказал Олегу с нескрываемой жалостью к князю и воеводе:

– Как они еще не вымерли? Дать мзду намного дешевле, чем платить тройную пошлину. Нет, не понимают. Такие долго не живут. Верно?

Олег прислушался к внутреннему голосу, сказал нерешительно:

– Либо я не так понял, либо… таких людей будет становиться все больше.

– Вырождается народ, – вздохнул Рудый. – Раньше богатыри были… Ты неверно услышал, либо боги шепелявили. Что за народ будет, если постесняется взятку дать?

Постоялый двор был просторным, а дом в три поверха, с просторными конюшнями и навесом для подвод и товаров. С крыльца важно сходила кучка степенных купцов, за ними несли дорожные вещи. Рудый обрадовался:

– Места освобождаются!

– А вдруг бегут от клопов? – предположила Гульча. – Я слышала, на постоялых дворах они бывают с жуков.

У Рудого вытянулось лицо, и он сказал обеспокоенно:

– Надо проверить.

Он исчез в доме, долго не показывался. Наконец гибкая фигура Рудого возникла на крыльце, лицо сияло. Он крикнул бодрым голосом базарного зазывалы:

– Все в порядке! Здесь клопы обыкновенные. С ноготь, не больше.

Гульча взглянула на его широкие ногти, и на ее нежной коже сразу выступили крохотные красные точки. Она принялась яростно чесаться. Асмунд завел лошадей в конюшню. Наконец, ведомые Рудым, все поднялись наверх в комнаты.

– Добрались, – вздохнула Умила. – Неужели и дальше будем трястись на этой телеге?

– Надеюсь, мы сбили возможную погоню со следа, – сказал Олег с сомнением. – Теперь надо поспешить… Телегу придется бросить.

Умила едва не кинулась ему на шею. Рудый возмутился:

– Святой пещерник, ты не сбрендил в своей пещере? Если бросить, то поймут сразу – дело нечисто. Я берусь продать телегу, она ж денег стоит!

Рюрик заметил устало:

– Святому пещернику набрыдло быть всегда правым. Телегу продай, но постарайся не ободрать на этом половину городища.

Их разместили в двух свободных горницах. Рудый полез помогать хозяину в подполье. Жена хозяина собрала им на стол прямо в большой горнице, и в глазах Рюрика и Асмунда появилось голодное выражение. Если здесь так кормят, то почему руяне давно не ушли с их холодного северного острова?

Хозяин и Рудый вылезли из подвала, держа по широкому кувшину. В глазах Рудого была тихая радость, он слегка покачивался.

– Пиво? – спросил Асмунд радостно.

Мужик посмотрел на него так, словно Асмунд плюнул ему в тарелку. Рудый бросил на воеводу укоризненный взгляд:

– Дурень! Это хмельной мед! Не знаю, не хлопцы ли Кия оставили? Запах с ног валит…

Игорь спал поперек ложа, укрытый шкурами. За широкой занавеской плескала вода, снизу натекла лужа. По тени Олег узнал княгиню – сидела в широкой лохани, отмывалась.

– Что-то стряслось? – встрепенулась она.

– Все хорошо, – успокоил Олег. – Плавай.

– Мне нужен топор, чтобы соскрести грязь, – ответила она сердито.

Олег смолчал, беззвучно открыл дверь и вышел на крыльцо. Ночь стояла тихая, воздух терял тепло медленно. Где-то лениво тявкнул пес, выказывая ревностную службу. В окнах двух-трех хатенок еще горел желтый трепещущий свет лучины, мелькали тени, остальные дома смотрели плотно закрытыми на все запоры ставнями. Дома и плетни отбрасывали черные тени, все тонуло в черноте, лишь утоптанная дорожка блестела в лунном свете.

Он обошел постоялый двор, оглядел сараи и пристройки, заглянул к спящим курам. Пес лениво обнюхал его ноги, попятился в конуру, где остывала нагретая толстым пузом земля, задремал. Коровы мирно перетирали жвачку, конь во сне отмахивался роскошным хвостом.

Олег заглянул в сарай – там спала огромная, как бык, свинья, вокруг суетились, повизгивая, поросята, толстые будто тыквы… Олег не сомневался, что в саду – вон виднеются деревья – ветки гнутся под тяжестью. Не ступить, чтобы не поскользнуться на раздавленных яблоках и грушах, что и без того усеивают землю по всему саду.

Он возвращался, когда впереди мелькнул силуэт. Олег мгновенно замер в тени. Человек остановился под старой грушей, прильнул к стволу. Олег выждал момент, когда незнакомец повернул голову в другую сторону, пригнулся, перебежал ближе, держась в тени. Скорее всего, парень возвращается с безобидной гулянки. Или выждал, пока заснули родители, вызывает девку. Но береженого берегут и боги. На самом деле они любят не столько храбрых, как поют кощунники, сколько осторожных.

Человек привстал на цыпочках. Олег понял, что незнакомец наблюдает за постоялым двором. Забор высок, но отсюда, с пригорка, хорошо видны крыльцо и окна корчмы.

Внезапно человек повернулся, пошел прямо на затаившегося Олега. Олег беззвучно вытащил нож. Чужак шел торопливо, в лунном свете его изборожденное глубокими морщинами лицо казалось мертвым. По тому, как двигался, Олег узнал в нем бывалого ратника. Старшего дружинника, если не русича.

Незнакомец прошел мимо, не заметив затаившегося человека, пальцы Олега ослабили хватку.

Когда вернулся, в передней комнате сидели, загораживая проход, Асмунд и Рудый. Между ними стояли два кувшина, еще три лежали в углу пустые. Асмунд распустил необъятный пояс, а Рудый оставался худым, унылым и голодным.

– Спят? – спросил Олег с порога.

– Без задних ног, – сообщил Рудый. – Святой отец, за неимением амброзии не хлебнешь ли пару капель?

Олег взял кувшин, тот был еще полон, запрокинул, и у Рудого распахнулись глаза, видя, как водопад медовухи хлынул в горло пещерника. Олег потряс кувшин, выбивая последние капли, сказал хмуро:

– Будите всех! И готовьте коней. Придется выскользнуть затемно, пока все спят.

Асмунд подхватился, застегивая пояс. Рудый сожалеюще проводил взглядом пустой кувшин, кляня себя за вежливость. Наверное, в пещерах в темноте не умеют отличать капли от кувшинов.

– Нас обнаружили, – пояснил Олег, – соглядатай был один, но он побежал за помощью.

– Ты бы его зарезал, – вырвалось у Рудого.

Асмунд взглянул укоризненно на нечестивца, посмевшего такое предложить святому пещернику:

– А скоро соберет подмогу?

– Они разошлись по всем окрестным весям – никто не знал, какой дорогой мы поехали. К утру не успеют, к полудню – наверняка.

– К полудню надо убраться подальше, – рассудил Асмунд. – Я пойду за лошадьми, а ты, Рудый, готовь вещи. Может быть, бросим подводу? Тогда к полудню успеем оставить между собой и гончими верст десять, не меньше!

– Завтра выедем на дорогу из варяг в греки, – объяснил Олег. – Там столько народу, столько разных подвод, что затеряемся. А они до вечера будут искать еще здесь.

– Из варяг в греки разве идет не по рекам?

– По рекам, между ними – волоком. Но есть участки дороги, где удобнее ехать на телеге.

Луна стояла в середине звездного неба, ночь была давно светла. Спящего Игоря уложили в телегу. Умила укрыла его одеялом, села рядом, держа голову сына на коленях. Мрачный Рюрик взял вожжи, но Олег ухватил коней под уздцы:

– Поведу шагом. Иначе проснется кто-нибудь, выглянет в окно…

Выехали, не разбудив даже собак. Олег повел лошадей по краю дороги, колеса катили по мягкой траве без стука и грохота. Когда дома с темными окошками остались позади, он торопливо вывел на укатанную дорогу.