Гиперборей - Никитин Юрий Александрович. Страница 98
Олег, остановившись в стороне от боя, бил стрелами прицельно, выбирая лишь тех, кто замахивался дротиком, кто подкрадывался к русичам со спины, кто бросал меч и хватался за лук. Гульча азартно вскрикивала рядом, глаза горели, как у лесного зверя, маленькие кулачки сжимались.
Нападающие не думали о внезапном ударе в спину. Рюрик с воеводами в первые же мгновения сразили десятка два воинов. Наконец нападающие повернулись и взяли их самих в кольцо. Князь Годой заревел, как раненый лев, смахнул кровь с лица и ринулся на соединение с неожиданными союзниками, страшно размахивая секирой. За ним бросились воины, в последнем усилии опрокинули редеющую стену врага.
Гульча возбужденно схватила Олега за руку:
– Почему не стреляешь?
– Они люди, – ответил Олег глухо, – не мишени!
Часть нападающих бросила мечи, метнулась врассыпную в переулки. Оставшиеся сражались яростно, однако князь Годой и воины уже воспрянули духом, налегли из последних сил. Еще несколько человек упали под их мечами и топорами. Гульча повернулась к Олегу, глаза ее странно блестели:
– Они даже не замечают, что этой победой обязаны тебе!
– Они сражаются сами.
– Не понимаю тебя! Как только мы соединились с этими тремя руянами, ты даже не вытаскивал свой меч. Ты всегда в тени!
– Я пещерник! – напомнил ей Олег настойчиво. – Пещерник! Когда не было другого выхода, я взялся за меч. А теперь воюют те, кто… только воины.
Люди Годоя с князем потеснили оставшихся врагов, окружили. Годой закричал громовым голосом:
– Бросай оружие! Кто сдается, будет пощажен!
Один из воинов, молодой парень с чистым, как у девушки, лицом, поспешно уронил меч. Его сосед ухмыльнулся, взмахнул топором, и голова паренька покатилась под ноги. Олег быстро схватил лук, стрела исчезла с тетивы, а появилась в голове убийцы: оперение торчало из левого уха, наконечник высунулся из правого. Годой выругался, его воины навалились на противника, начали вырывать мечи, бить плашмя обухами топоров.
Когда схватка затихла, Годой поманил отрока – тот в стороне с трудом удерживал двух пышно убранных коней. Рюрик с воеводами вернулись к Умиле, она держалась за спинами Олега и Гульчи. Игорь спокойно спал, улыбался до ушей. Губы Рюрика поползли в стороны.
– Воин растет! Звон мечей слаще колыбельной.
Годой подъехал медленно, настороженно, жеребец пугливо раздувал ноздри, чуя кровь на седоке. Глаза князя с удивлением и беспокойством обшаривали возбужденные лица пришельцев. Взгляд его остановился на Рюрике. Годой медленно заговорил, угадав наиболее знатного:
– Боги прислали вас вовремя! Впрочем, мы и сами уже добивали остатки. Но кто вы? Я не знаю таких могучих витязей ни среди лупов, ни среди драбичей, ни даже среди пастернаков…
Он бросил подозрительный взгляд на Рудого. Тот чистосердечно улыбнулся, но поводьями и шпорами заставил коня пятиться, встал позади Рюрика и Асмунда. Рюрик открыл было рот, но Олег оттеснил его конем, ответил с поклоном:
– Мы странники. Велики наши грехи, едем поклониться святыням.
Годой снова бросил испытующий взгляд в сторону Рудого, понимающе кивнул:
– Ежели вы такие же праведники, как вон тот… Вам надо торопиться, а то грехи задавят.
Рюрик оглянулся на Рудого, тот что-то нашептывал на ухо Гульче, она краснела и хихикала.
– Его и здесь знают?
Годой нехорошо улыбнулся:
– Будьте готовы, что к вам прибегут матери обесчещенных дочерей, обворованные купцы, обманутые женщины… Вообще ждите много интересного. Торговые лавки закроются! Это не война виновата – ее переживем: значит, на улицах нашего городища гуляет на свободе Рыжий Волк.
Рюрик с отвращением взглянул на Рудого:
– Ты как чума на наши головы! Хоть когда-либо в жизни что-то сделал доброе?
Рудый ответил обидчиво:
– А разве благодаря мне десять человек в этом племени не получат от князя Годоя по пять серебряных гривен лишь за то, что гоняются за мною?
Годой с безнадежностью развел руками:
– Зря выбросил деньги… Я прошу вас быть моими гостями. Весь небольшой теремок в вашем распоряжении.
Теремок Годоя оказался добротным теремом. Каменный фундамент, толстые бревенчатые стены, зарешеченные окна-бойницы. На крыше – бочки со смолою, тяжелые горы булыжников. Перед князем и гостями услужливо распахнули ворота, гридни перехватили коней, а Рюрик со свитой двинулись через вымощенный двор к расписному крыльцу терема.
Когда прошли через светлицы, горницы, Годой отвел гостей в главную палату, велел подать княжеский ужин. Гридни притащили объемистые лохани с горячей водой, суетливо помогли смыть грязь и кровь, хоть чем-то старались услужить союзникам. За это время в палате сменили скатерти, уставили столы яствами и кувшинами с вином. Перед Годоем и Рюриком поставили кубки из золота, воеводами – серебряные чары, женщинами – малые чаши, украшенные цветными камешками, лишь перед пещерником осталось пустое место. Рудый злорадно оскалил зубы, но Асмунд шепнул ему на ухо:
– Значит, будет лакать прямо из кувшинов!
Лицо Рудого сразу стало встревоженным. Годой лично рассадил гостей, сам потчевал горячим мясом, мягким сыром, мужчинам велел наливать вина и пива, женщинам – меда. Гридни сновали вокруг столов, ловили каждое слово и желания гостей.
Рюрик поинтересовался:
– Из-за чего сражение?
Годой отмахнулся с небрежностью:
– Это же терняне!
Рюрик помолчал, ожидая разъяснения, но Годой был уверен, что все объяснил. Асмунд закряхтел, проговорил осторожненько:
– Князю понятно, на то он и князь. Пещернику понятно – он среди богов терся… Рудому тоже все понятно, на то он и пройдоха… Женщинам тем более все ясно, они всегда все знают… только мне, простому и даже очень простому вояке, непонятно, из-за чего война. Терняне… они кто?
Годой удивился:
– Соседи, кто еще? Подлейший народ. Способный на любые пакости.
– Почему?
– Как почему? – удивился Годой. – Потому что – терняне!
– А-а, – вступил в разговор Рудый, – все так понятно, просто удивляюсь Асмунду! Притворяется, по своей хитрющей натуре. Вы на них набрасываетесь тоже?
– Для защиты!
– Еще понятнее, – сказал Рудый глубокомысленно, – так что можно не идти в пещеры вовсе… Прибегает ко мне Ивка, сын сестры, ревет: меня Славка побил! А ты, спрашиваю я, сдачи дал? Еще бы, отвечает он сквозь слезы и кровавые сопли, еще ра-а-аньше!
Гридни взялись с четырех углов за скатерть, унесли вместе с блюдами. Под скатертью оказалась следующая – красная как огонь, – и другие гридни мигом наставили новые блюда, усеяли стол кубками, чарами, чашами.
Асмунд наклонился к Рудому, шепнул:
– А здесь тебя за что не любят?
Рудый пожал плечами:
– Разве упомнишь все? Люди везде какие-то странные. Помню, имел несчастье найти кошель с деньгами…
– Разве это преступление?
– В том-то и дело! Я же говорю – странные. Правда, я нашел его раньше, чем тот разиня потерял, но что цепляться к мелочам?.. Однажды меня даже посадили было в их вонючую темницу! Представляешь?
– За что?
– За убеждения, – ответил Рудый с достоинством.
Он допил вино, гридень с готовностью налил еще. Он не отходил, с любопытством рассматривая Рудого, которого если не видел еще, то явно о нем слышал.
– За убеждения? – повторил Асмунд. Его челюсть отвисла. – Тебя и вдруг – за убеждения?
– Да. Я был убежден, что в княжеской казне среди ночи пусто. А дурак казначей решил ночью крыс погонять! Съели бы они его золото?
Асмунд поманил гридня, что стоял за его спиной:
– Выпив чару, я становлюсь совсем другим человеком! Понял? А этому другому тоже выпить хочется, разве не ясно?
Гридень с готовностью наполнил ему чару, вылив туда весь кувшин. Асмунд поднял кубок, сказал убежденно:
– Хорошее вино! Наконец-то сегодня упьюсь до смерти.
Рудый поднял свою чару:
– Друг! Я хочу умереть с тобой.
Олег наклонился к Годою, сказал настойчиво: