Главный бой - Никитин Юрий Александрович. Страница 61
Кровь похолодела уже в жилах. Он пытался сказать слово, но губы застыли. Сердце превратилось в лед. Перед гостем в капюшоне поставили кувшин с вином, огромное блюдо, где четырьмя культяпками кверху лежал только что зажаренный ягненок. Гость обеими руками придвинул к себе блюдо. Снова Добрыня не столько заметил под опущенным капюшоном, сколько ощутил удивленный взгляд, который тот бросил на буковинца. Тот замер на той стороне стола, рука так и не опустила пустую кружку на столешницу.
Добрыня с трудом заставил себя сглотнуть, прошептал:
– Что… там такого нет?
Гость кивнул, его руки жадно наливали вино, резали мясо огромными кусками. В полутьме под капюшоном смутно виднелась огромная пасть. Ароматные куски исчезали, словно падали в пропасть.
– Нет, – промычал он с набитым ртом. – Под черным солнцем… ничего нет…
– Ничего? – прошептал Добрыня тоскливо.
– Ничего, – буркнул гость. – Ни-че-го…
Буковинец, сам бледный как смерть, поперхнулся, вскочил из-за стола. Его трясло, глаза вылезали из орбит. Кто-то из доброхотов за соседним столом повернулся и постучал по спине, но буковинец, теперь уже красный как рак, стремглав выскочил, пронесся как заяц между столами.
Им видно было, как он торопливо говорил с хозяином, совал монеты, что-то шептал на ухо. Добрыня проводил его долгим задумчивым взглядом. Леся фыркнула в спину, трусливый человечек ей очень не понравился. На витязя посматривала с недоумением, какие-то странные разговоры, но женщине надлежит сидеть смирно и сопеть в тряпочку, вот она сидела и училась есть без чавканья. Добрыня жадно пил, словно вдруг очутился в жаркой пустыне под нещадным солнцем.
Наступило долгое молчание, прерываемое только стуком костей по тарелке, плямканьем, звуками льющегося в кубки вина. Леся решилась наконец проронить слово:
– Не по-мужски…
– Да? – спросил Добрыня.
– Конечно, – ответила она с убеждением. – Разве мужчины могут так бояться смерти?
Он смолчал, а она посмотрела с великим удивлением. Могут, ответил он мысленно. Еще как могут! Вся разница между трусом и храбрецом в том, что трус выказывает страх, а храбрец – нет. А из этого вытекает главное: кто как встретит свой смертный час. По-мужски – это значит достойно.
Человек с лицом под капюшоном тоже проводил долгим взглядом буковинца, сказал насмешливо:
– Разница между трусом и отважным не так уж и велика, верно?
– Велика, – отрезал Добрыня. – Велика!
– Да?.. Гм… Впрочем, как посмотреть… Ведь храбрец – это тот, кто смелее других несколько дольше…
Леся слушала их разговор непонимающе. Добрыня буркнул:
– Сходи посмотри, что за комнату нам отвели. Пусть сменят одеяло… если оно есть. Проверь светильники.
Леся с неудовольствием встала. Ее взгляд пробежал по темному помещению, между столами узкий проход, придется протискиваться между широкими потными спинами.
– Если меня кто-нибудь схватит лапать…
– Таких не хватают, – обронил Добрыня.
– Чего?
– У тебя не та стать, – объяснил он. – Иди!
Она ушла, а он, сразу забыв о ней, повернулся к посланцу смерти:
– Ты… за мной?
Посланец преисподней помедлил, покачал головой:
– Нет. Тут есть один… А потом, потом… Ага, затрясло?.. Нет, потом все еще не ты! Сперва этот, которого ты зовешь буковинцем. Он умрет через два часа.
Добрыня вылил последние капли из кувшина в кубок, потом оттуда – в рот. Посланец смотрел насмешливо. Добрыня и сам видел, что здесь пьют прямо из кувшинов, а еду хватают руками, как дикие люди. Но мужчина тем и отличается от мужика, что не теряется даже перед лицом гибели, а не то что в корчме с простолюдинами.
– Будь здоров, – обронил он холодно, – пойду взгляну на свою постель.
Посланец смерти проводил его взглядом пустых глазниц. Добрыня не поверил бы, но существо из того мира смотрело ему в спину с одобрительным восхищением.
Глава 32
Их комнатка оказалась крохотной, но опрятной. Толстая служанка торопливо меняла постель. Пахло травами, Леся умело набивала подушки свежим сеном.
Дверь в комнату напротив открыта, там стучали молотки. Двое дюжих мужиков, поругиваясь, выдирали из пола ножки кровати. У стены уже стояло огромное тележное колесо. Сам буковинец суетился, бросался то вытаскивать кровать, то со страхом выглядывал из двери.
Добрыня кивнул:
– Тебе бы встать из-за стола раньше.
– Да? – спросил буковинец. Его трясло, зубы лязгали с такой силой, что перекусил бы самую толстую кость. – Теперь уже и не знаю!.. Может, и лучше, если бы не знал… вот так прямо. Не видел этого… Уж и не знаю, куда и метнуться. Спрятаться? Но старики говорят: хоть круть, хоть верть, но даже в черепочке найдет тебя смерть!.. А за тридевять земель у меня сил не хватит…
Добрыня пошарил за пазухой. Волшебный платок сам скользнул в пальцы, ноздрей коснулся нежный ароматный запах. Он вспомнил светлое, чистое лицо принцессы, ее ясные, преданные глаза, в сердце кольнуло.
– На, – сказал он. – Взмахни и скажи, куда бы хотел попасть…
Буковинец вытаращил глаза:
– И что?
– Окажешься там.
– Ну… в самом деле? Не задеру лапти кверху?
Добрыня сказал, теряя терпение:
– Не хочешь – не надо. Я разве принуждаю?
Буковинец торопливо выхватил из его пальцев платок. Глаза воровато бегали по суровому лицу витязя, пугливо посматривали на надменно выпяченную нижнюю челюсть, опускались на странный невесомый платочек.
– Странно только… Чтоб с таким сокровищем расстаться? Я ж тебе никто… Ладно-ладно, ты же герой, по всему видно, а у героев свои причуды.
Он слегка взмахнул, в глазах страх, проговорил недоверчиво, но уже со страстной надеждой:
– В самом деле я смогу попасть на дальний остров Буян, что посреди неведомого моря-окияна?..
Добрыня не нашелся что ответить, сам не знал, вдруг фигура буковинца дернулась, в глазах появилось дикое изумление. Пахнуло порывом свежего воздуха, в котором ощутился аромат соленого моря.
Добрыня отшатнулся, быстро посмотрел по сторонам. В комнате пусто, буковинец исчез бесшумно. Без грома и вспышек молний, без колебаний земли и карканья черных воронов.
Сзади услышал судорожный вздох. Леся вцепилась в косяк с такой силой, что дерево трещало, прогибаясь как растопленный воск. Сердце стучало часто-часто, захлебываясь таким ликованием, что она едва не завизжала и не подпрыгнула.
Отдал платочек? Отдал платочек! Теперь уже точно не вернется к заморской принцессе!!! А она все еще сомневалась, несмотря на все его гордые слова, ведь мужчины все врут, хотя и страстно хотела, чтобы на этот раз сказал правду. Но все-таки…
Все-таки как вот так отдать такую драгоценность первому же встречному бродяге?
Добрыня сказал сухо:
– Проследи, чтобы масло в этих светильниках сменили с рыбьего жира на любое… Нет, лучше на бараний жир, а то у них и дерьмо, может быть, горит…
– А ты куда?
– Сейчас вернусь, – пообещал он. – Схожу за кувшином вина.
– Вина? Зачем? – спросила она трепетно, но сердце заколотилось в радостном предчувствии.
– Хочется напиться, – ответил он коротко.
Когда он спустился в едальню, человек из мира черного солнца еще насыщался, ничем не отличаясь от остальных гуляк. Добрыня опустился за стол напротив. Сейчас, когда настал его черед, чувствовал странную тягу к этому посланцу страшного Ящера, властелина подземного мира.
– И что же, – сказал он, – что в этом буковинце столь удивительного?
– А кто сказал, что я так уж удивился?
– Я видел, как ты вытаращил глаза, – обронил Добрыня. – А если ты взял людскую личину, то и ужимки человечьи.
Посланец смерти допил пиво, вытер тыльной стороной ладони рот, словно простолюдин. Бледные губы растянулись в улыбке.
– Ты наблюдательный, Добрыня. Это говорить нельзя, но тебе скажу. Потому что это знание уже никому не повредит, ничего не изменит.