Главный бой - Никитин Юрий Александрович. Страница 62

Холодок пробежал по спине. Понятно, что недосказал посланец. Ему тоже вот-вот туда же вслед, рассказать не успеет. По крайней мере тем, которые что-то могут изменить.

– Так почему же?

– Я просто удивился, когда его увидел, – объяснил посланец. – Мне велено через два часа… уже через час… взять его жизнь вообще на другом конце света! Представь себе, на берегу Буян-острова. Он там сдуру вздумает купаться, а не знает, что морские волны – это не волны его буковинских ручейков. Ударит о каменный берег так, что все кости переломает…

За столом, по дороге к двери, завязалась пьяная драка. Трое здоровенных мужиков угрюмо лупили друг друга огромными кулаками. По всей корчме разносились шлепающие удары, брань, вопли. Добрыня видел, как к их столу метнулся юркий мужичонка. В кулаке блеснуло лезвие короткого ножа.

Человек в капюшоне с жадностью догрыз кости, поднялся:

– Пора!

Добрыня видел, как по дороге он на миг наклонился над лежащим в луже крови мужиком. Мелькнуло красное, трепещущее, но никто так и не увидел посланца смерти, а он шагнул прямо через закрытую дверь.

Добрыня остановившимися глазами смотрел ему вслед. Из-за гвалта не слышно было, как хлопнула дверь. В душе горечь стала еще ядовитее.

Так какой дурак пытается убежать от своей судьбы?

Старый, как и он сам, конь взнес великого хана на вершину днепровской кручи, остановился, отсапываясь. Жужубун приложил руку к бровям козырьком, всмотрелся.

Широк Днепр, но в самое жаркое время лета вода спадает, здесь можно перейти вброд. Сейчас как раз самые жаркие дни. И хотя речная вода всякую весну речные отмели намывает заново, да и за лето передвигает, где-то песка становится больше, где-то вымывает омуты, но все же войско переправится здесь… И вряд ли многие утонут.

На том берегу, отступив от воды настолько, что можно высадить и разместить огромное войско, гордо высится на высоком земляном валу высокая массивная стена. В глазах рябит от многочисленных срубов, городней и нависающих над ними заборов. Каменные воротные башни смотрят мрачно и неприступно. Как в башнях, так и на стенах, понятно, полно заготовленных загодя камней, лежат аккуратно связанные пучки стрел и легких дротиков. Хитер и умен киевский каган, воин умелый, но на этот раз столкнется с подлинной силой…

Он еще раз окинул взглядом высокий земляной вал. Похоже, кроме всего, там обломки кос, вкопаны бороны зубьями кверху. Ничего не забыл киевский каган, оборону держать умеет.

Деревянные стены ненавистного Киева высятся настолько гордо, неприступно, что Жужубун ощутил порыв тут же послать войска на приступ. С ним явился только малый передовой отряд, но и в этом отряде народу больше, чем в предыдущих набегах. И больше, чем во всем Киеве!

Вообще-то он хоть повидал и повыше стены: из камня, и покрепче, но брать города не любил. Не то что не умел, научиться можно всему, но не любил. При первой же возможности брал богатый выкуп и уходил с победой. Но на этот раз цель его похода совсем другая!

К берегу вышли всадники удалого Редужая, отважного хана из рода легендарного воителя Ману, который получал оружие из рук богов. Редужай, сам могучий батыр, всегда первым вступал в бой и последним выходил из схватки. Он же горячее всех обвинял Жужубуна в трусливой осторожности, медлительности, страхе перед киевским каганом.

Сейчас Жужубун видел, как крохотная фигурка отважного хана первым погнала коня в воду, тот сразу пошел, пеня волны. За ним потянулись самые отважные, а затем, осмелев, в воды Днепра вошли и остальные всадники.

Со стен что-то выкрикивали, там метались кияне, размахивали руками. Отряд удальцов переправился на вражеский берег. Воины отряхивались как огромные псы, вода разлеталась сверкающими брызгами. А сам Редужай, оставив отряд верным помощникам, повернул коня и снова бросился в волны.

Уже не выбирая брода, он переправился через реку, как и надлежит герою, галопом понесся на холм, где к Жужубуну подъехали еще трое всадников из числа знатных ханов.

Жужубун с одобрением всматривался в крохотных всадников, что лихо проносились вдоль вала, вызывая град стрел. Иной возвращался с легкими ранами, но гордый и сияющий: успел первым сразиться с киянами.

Хан Чулунган подъехал тихий и неслышный, его подслеповатые глаза долго всматривались в противоположный берег.

– Через три дня здесь будет уже половина войска, – проронил он. – Или через четыре.

Жужубун взглянул на небо:

– Не нравятся мне вот те облачка. Если пойдут дожди, то и за неделю не подтянутся.

– Шаман обещал, что дождей не допустит…

Жужубун усомнился:

– Тучу отвести – еще понимаю. Но чтоб запретить дождям? Ладно…

Внизу застучали копыта, на холм довольно бодро поднимался Редужай на еще блестящем от днепровской воды коне.

С холма хорошо было видно залитые солнцем врата. Две каменные башни высились угрюмо и надменно, в щелях поблескивало. Затем створки ворот распахнулись. По четверо в ряд начали выезжать всадники. Все как один в сверкающих на солнце легких доспехах поверх кольчужных рубашек, все с длинными саблями вместо их неуклюжих, тяжелых мечей… молодец их князь, вовремя меняет оружие, все в конических шлемах, с которых соскальзывает даже меч, не только печенежская сабля…

Всадники выехали на простор, отъехав за сотню саженей от ворот, все еще распахнутых. Жужубун узнал младшую дружину, основную ударную мощь киевского князя. Выше только старшая, но там одни богатыри, которые уже стали боярами, воеводами, быстро набирают дурного мяса на бока, жир на брюхо, начинают двигаться все медленнее, на коня садятся все реже, а все чаще их видно за княжеским столом, чем на заставах, в боях и схватках…

К Жужубуну подъехали ханы, великий шаман, степные богатыри, но почтительно остановились сзади. Кони всхрапывали, нервно переступали с ноги на ногу, легкие копыта, не знавшие подков, постукивали глухо.

– Разобьем, – быстро предложил Редужай, молодой и горячий хан. Его глаза живо блестели. – И сразу ворвемся в их город!.. Врата открыты!

Жужубун смолчал. Врата закрыть успеют, но пока еще не прибыло столько сил, чтобы смять силы киевского князя в открытом бою. Тот знает, что под стены Киева прибыло одиннадцать ханов с их передовыми отрядами, пусть самыми лучшими и быстроногими. А основная масса подходит только сейчас, растянувшись по степи на сотни верст…

– Людям надо дать размяться, – напомнил Редужай.

Жужубун наклонил голову:

– Ты прав, доблестный Редужай. Возвращайся к своим людям. Ударь, покажи свою удаль. Заодно и киян проверим.

За спиной весело простучали копыта. Слышно было, как Редужай унесся с холма, донеслись крики воинов. Жужубун не отрываясь разглядывал киян. Все на рослых конях, гораздо более могучих, чем печенежские, сами рослые и широкие, с толстыми могучими руками. Головы укрыты шлемами, а кольчужные сетки опускаются сзади и с боков на спину и плечи. На плечах блестят самые толстые пластины из булата, туда чаще всего приходятся удары, но и на груди поверх кольчуг нашиты широкие железные бляхи, копьем не пробить, саблей не прорубить…

– С ходу не одолеть, – сказал он вслух. – Но если на одного кинутся трое, пятеро, семеро… то какой богатырь устоит?

– Редужай сомнет этих земляных червей, – сказал кто-то за спиной с непередаваемым презрением. – Киев уже наш!

– Редужай, – сказал другой, – наш герой…

– Редужай!

Жужубун помолчал, сдерживая гнев, наконец сказал ровным голосом:

– Конечно же он сомнет… Если не сомнет, какой он воин? Если погубит своих людей, какой он полководец?

Земля задрожала. Внизу из-за холма начала разворачиваться огромная лава скачущих коней. Это выдвигались остальные воины Редужая, лучшие из лучших, которых он привел с собой, оставив остальное войско добираться и добираться, к тому же те тащат дивные стенобитные машины, что тайно передали им ромеи…

Храбрый Редужай несся впереди, но, взглянув на вершину холма, откуда наблюдает великий хан, нехотя придержал коня. Вожак должен быть впереди, но не должен отрываться от своих воинов настолько, чтобы те в первые же минуты боя остались без полководца!