Изгой - Никитин Юрий Александрович. Страница 32

– Какие цветы? Когда ее строили, вытоптали все, даже леса извели.

Скиф с безнадежностью посмотрел на мудрого волхва. Тот в самом деле не понимает, о чем говорят настоящие люди.

Да плевать, что я в самом деле не понимаю, что говоришь ты, подумал Олег, ибо на чистом и честном лице Скифа всегда можно прочесть все, что тот думает. Кому важны эти мелочи, эти сиюминутные мысли? Важны только те мысли, те идеи, что могут изменить мир. Их много, таких идей! Надо только отыскать правильные...

Скиф начал ерзать в седле, беспокоиться, наконец, сказал с непривычным смущением:

– Там впереди дорога раздвоится. Давай выберем северную...

– А что там?

– Да так, – ответил Скиф с напускным равнодушием. Уши его подозрительно покраснели. – Просто там встретятся мои знакомые.

– Могущественные властители? – спросил Олег, чтобы поддразнить, уже ясно, что за знакомые у юного героя.

Краска с ушей расползлась по щекам Скифа.

– Зачем нам властители, – сказал он с неудовольствием. – Мы сами в состоянии за себя постоять. Или нет?

– Конечно-конечно, – поспешно ответил Олег. – Показывай дорогу. Провести ночь под крышей – уже роскошь.

Впереди высилась, медленно приближаясь, огромная гора. Когда ее освещало солнце, она казалась огромным слитком золота, вечерами явно походит на вырванное из живого тела сердце, но сейчас, когда приблизились, Олег рассмотрел, что гора такая же старая, как и те, которые они проезжали. Старая, древняя, наверняка, как старый пень, изрытая пещерами, в которых люди могут прятаться в случае беды...

Есть такие пещеры, вспомнил он, в уголке которых можно поместить с десяток крупных городов, а места еще останется вдоволь. Кто их рыл, кто проделал такую работу? Великаны, боги?

У подножия горы расположился город. Освещенная солнцем городская стена выглядела сотканной из твердых солнечных лучей, хотя, когда подъехали ближе, стена оказалась всего лишь из ошкуренных бревен, вбитых в землю. Концы заострены, видны торопливые следы топоров, а по гладким блестящим бокам бревен сползают янтарные капли застывающего сока.

По широкой протоптанной и укатанной дороге к далеким воротам, распахнутым во всю ширь, тянутся доверху нагруженные подводы. Везут забитых оленей, коз, рыбу, мешки с зерном, кипы шкур. Из города выезжают такие же нагруженные, но уже с кипами шкур выделанных, а то и кожей, везут сукно, полотно, металлические сохи, кое-кто гордо выставлял напоказ купленное оружие и доспехи.

Возле городских ворот деревянная сторожка, в ней легко разместились бы трое-четверо стражей. Но сторожка пуста, ворота распахнуты, телеги то и дело сталкиваются, возницы с бранью машут кнутами, лошади путаются в своих и чужих постромках.

Скиф и Олег въехали свободно, никто не остановил. Правда, дальше у груды камней двое с оружием, городская стража, но на всадников лишь покосились, а на телегу что норовила прошмыгнуть втихаря, заорали. Возница сплюнул, вытащил из-под рядна увесистый булыжник, швырнул в кучу. Скиф объяснил Олегу:

– Это плата за въезд... Ты не думай, тут не звери! Просто после дождя можно утонуть в грязи да колдобинах. Не так свои горожане разбивают дорогу, как эти ярмарочники... А чтоб замостить, нужны камни. Везти их надо издалека. Вот и додумались собирать плату...

Дальше в самом деле наткнулись на мастеровых, что рыхлили землю, выбирали и укладывали булыжники, старательно примащивали один к другому, чтобы оставалось поменьше зазоров. Еще дальше середина улицы вся в камне. Олег направил туда коня. Из-под копыт сразу же полетели искры, стук подков стал веселее, звонче, а сам конь пошел веселее, гордо потряхивал гривой.

– Мудро, – одобрил Олег. – Самый понятный налог.

– Как это?

– Сразу видно, куда он идет. Можно даже пересчитать камни...

Он улыбнулся невесело. Скиф так и не понял; что здесь смешного, но не допытывался, мудрецы часто говорят загадками, жадно всматривался во встречных. Кто-то его узнал, кивнул, но большинство, как заметил Олег, на Скифа смотрели враждебно.

Они выехали через улицу хлебопеков, затем свернули на оружейный ряд. Хорошо пахло горячим железом, хотя молоты еще не стучат, а порыв ветра донес с соседней улицы ароматы масла, которым смазывают латы и сочленения доспехов, запах свежевыделанной кожи, который Скиф мог различить за сотни шагов.

Постепенно дома кончились, а дорога, постепенно поднимаясь в гору, превратилась в узкую тропку. В одном месте ее пересек ручей, он прядал, как заяц, через камни. Далеко впереди его ждет огромная спасительная нора большой реки, там ручеишка укроется от всей напастей.

– К какому дому ты ведешь, – удивился Олег, – мы же прошли уже все...

– Там еще один, – заверил Скиф.

Каменная стена приближалась, но еще ближе прямо из каменного основания выросла башня из старого желтого гранита, обгрызенная временем. От самой вершины с остатками укрытий для стрелков и до низа ее рассекла глубокая трещина. Изнутри лез дикий виноград, корявые деревца лепились всюду.

Они проехали башню, подъем становился все круче, и тут за поворотом Олег увидел последний домик, что, казалось, прилепился к самой середине горы, но затем стало видно, что гора в этом месте как бы отступила, между домиком и горой есть место еще и для немалого сада. От домика виднеется только оранжевая крыша, все остальное тонет в зелени.

Олег не смотрел на Скифа, но ощутил, как тот напрягся, даже задержал дыхание. Узкая улочка, изгибаясь, привела к этому небольшому аккуратному домику, чистенькому, свежему, словно только что выстроенному или даже выросшему из сухой земли.

Перед домом растут яркие цветы, у Олега защемило сердце от их чистоты, беззащитности, уязвимости. Нет даже оградки, чтобы защитить от прохожих, которым стоит только сделать шаг в сторону...

По обе стороны тянется небольшой заборчик, который легко перешагнет даже подросток, а дальше все утонуло в буйной зелени сада. Справа от дома калитка, от нее узкая дорожка, посыпанная золотым песком и огороженная с обоих боков красными камушками.

Скиф спрыгнул с коня и, держа его в поводу, подошел к калитке, что едва достигала ему до пояса. Отворилась легко, без скрипа, словно сама по себе. Олег тоже слез на землю, а Скиф уже повел коня прямо по усыпанной золотым песком дорожке.