Изгой - Никитин Юрий Александрович. Страница 29

– Рискнем, – повторил он. – Что-то мне кажется, в нас ничем не швырнут. – А если кинут, мелькнула трусливенькая мысль, то значит, магия вернулась. А это значит, что и я смогу метнуть в ответ такое... что всю башню разнесет в щебёнку. Если успею, конечно.

Был поздний вечер, солнце уже почти опустилось за темный иззубренный край, когда они увидели башню. Возможно, колдун как раз и строил с таким расчетом, чтобы замечали издалека и обходили стороной. Высокая, сложенная из массивных глыб темного гранита, она поднималась выше самых высоких сосен, что тянулись к солнцу поодаль.

У подножия черной башни зеленая сочная трава, красные маки. Не видать и следа каменоломен, глыбы либо тащили издалека, либо колдун создал их прямо на месте. И силой заклятий заставил сложиться в высокую и несокрушимую башню, сотворил узкие зарешеченные окна, выровнял наверху зубчики и даже поднял трепещущий на ветру прапорец.

Трава мягко шелестела под конскими копытами. Вскоре кони по самое брюхо блестели в светло-зеленоватом соке мясистых сочных растений. Попадались родники, из-под копыт часто выпархивали неторопливые жирные птицы, видели толстых, как кабаны, зайцев.

Скиф завистливо вздохнул. Здесь бы разместилось немалое племя, это же счастье для коней, когда столько сочной травы, это счастье и для людей, ибо сочная трава – это здоровые, сильные кони, а сильные кони – это все!

Олег краем глаза посматривал на угрюмую башню. Сердце тревожно дергалось, сжималось в страхе. А если все же колдун каким-то образом сохранил свою мощь? Как гадко чувствовать себя беспомощным! Особенно тому, кто уже вкусил хмелящее чувство силы. Чувство безнаказанности, что едва не накрыло с головой, подобно океанской волне... Как он вынырнул, непонятно. Что за искру вложил Род в души людей, если та заставляет тянуться за непонятным, топча ногами очевидные блага? И немалые порой, очень немалые... А в его случае так и вообще...

Он стряхнул с себя тягостные мысли; сказал коротко:

– Вон там с десяток деревьев. Там явно родник.... Место для ночлега!

Скиф вяло оглянулся на темнеющий силуэт башни:

– Стоит ли? Я готов ехать и ночью. Пусть под луной; но только подальше от этого места.

– Ты готов, а кони не готовы, – буркнул Олег. Он спрыгнул с коня, расседлал, пустил пастись, не стреноживая.

Держался он надменно, спину держал прямее, чем обычно, и Скифу почудилось, что волхв не такой уж и каменный, как выглядит. А сейчас в каждом движении заметно... если бы он был воином, то Скиф назвал бы это вызовом тому колдуну, что засел в башне. Вот, мол, мы расположились на твоих землях. Вот пьем из твоих родников чуть ли не прямо перед башней. Наши кони топчут твою траву, мы разведем костер, что будет тебя раздражать и тревожить...

– Ладно, – сказал Скиф сдавленным голосом. – Я не знаю, с чего ты вдруг стал таким храбрым.

– Я добрый, – ответил Олег. – Кони устали.

– Ах, кони...

Однако Скиф, хоть и устрашенный, сразу же лег, завернулся в легкое одеяло и затих. Олег долго сидел, смотрел в огонь. Скиф не спит, чувствуется, но молчит, не выдает, что его гнетет больше, чем эта башня колдуна вблизи.

Пламя постепенно редело, пригибалось, втягивалось в багровые уголья. Если присмотреться, можно разглядеть скачущих огненных всадников, дивных зверей, красных птиц, рушащиеся кровли домов... Там тоже войны, тоже кровь, тоже кто-то сушит мозги, как сделать все правильно...

Иногда он поднимал голову, посматривал на залитую лунным светом башню. Они расположились так близко, что колдун может рассмотреть их даже сейчас, в ночи. Тем более освещенных пламенем. По коже пробежал холодок страха. На всякий случай снова торопливо напомнил себе, что, если бы колдун мог, уже стер бы их с лица земли, как муравьев. Мир меняется... Мир меняется! И надо успевать меняться с ним вместе. Хотя бы.

Он на какое-то время все же заснул. Заснул сидя, все-го на пару минут, как показалось. Вздрогнул, по спине прошел холодок. Обернулся... на месте Скифа лишь примятая трава. И, судя по хрусту веток, там бесчинствует только один конь.

– Черт, – вырвалось злое. – Что ж тебя за муха укусила среди ночи!..

Конь попятился, глаза дикие, что за дурь ехать ночью, Олег принес седло, возвращаться уже не придется, торопливо затянул ремни. Конь качнулся под его весом. Олег дернул за повод, пригнулся, ветви медленно поплыли над головой, а потом замелькали чаще и чаще.

Они вырвались на простор. Ноздри поймали слабый запах конской кожи, прекрасно, теперь догонит, Скиф уходит по прямой...

Земля гремела под копытами, очень не скоро он уловил впереди такой же конский топот. Потом ветер донес запах, их различать долго и упорно учил Мрак, а чуть погодя заметил далеко на фоне звездного неба скачущего всадника.

– Наддай, мой двужильник, – сказал он коню ласково. – Как только догонишь, тут же снова отпущу. Хоть всю траву на свете сожри...

Конь всхрапнул, уши его нашорошились, как у волка. Стук копыт слился в единую мелкую дробь. Скачущий впереди всадник приближался быстро, стало видно, как ветер треплет черные волосы, под светом звезд почти блестящие, будто посыпанные чешуйками слюды.

Скиф оглянулся, лицо все еще было перекошено безумием. Конь под ним хрипел, с удил срывались клочья желтой пены. Бока блестели, с них летели крупные капли.

Олег поравнялся, мощной рукой ухватил за узду. Его умный конь сразу начал замедлять бег, что-то сказал на своем лошажьем языке, и конь Скифа послушно пошел с ним вровень.

Скиф молчал, Олег подвел коней к кучке деревьев. На этот раз ручей не отыскался, но сразу наткнулись на сухие ветки. Вскоре вспыхнул жаркий костер, а за кругом света ночь стала еще темнее и негостеприимнее.

Красные, как зарево пожара, блики играли на суровом лице Скифа. Он похудел за короткую скачку, черты лица стали строже, на лбу появилась первая морщина.

Еще в уголках губ вздулись и застыли горькие складки, с виду твердые, как камешки.

– Ложись, – посоветовал Олег. – Не всегда утро вечера дряннее. Не всегда.

Утром Скиф поднялся застывший, хмурый, от Олега прятал глаза. Олег затоптал костер, молча оседлали коней. Олег молчал. Скиф вскочил в седло, подождал, пока Олег затянет последние ремни под конским брюхом.