Князь Владимир - Никитин Юрий Александрович. Страница 147

Волхв с усилием поднял голову. Мертвенное-желтое лицо, сморщенное как печеное яблоко, пробудилось к жизни. Он был стар настолько, что казался высохшим крылом летучей мыши, но голос прозвучал хоть и с усилием, но это был голос все еще сильного человека:

– Княже… Ты истинно русский князь… Храни веру отцов… Она не предаст…

– Только верой отцов мы крепки, – заявил Владимир клятвенно. – Я поклялся, что сразу же велю заложить огромное требище возле княжьего терема. Всех наших богов поставим, чтобы видели, как чтим их и славим!

– Княже…

– А христиан, бахметцев и иудеев гнать! – распорядился Владимир. – Они у меня вот где сидят!

Он ткнул себе в горло растопыренными пальцами, отведя большой палец в сторону, так что горло оказалось посредине. При этом ладонь вывернулась кверху. Из дружины никто ничего необычного не заметил, но глаза старого волхва расширились от изумления. Он попытался вскочить, сгорбленная спина не дала, и он повалился к копытам белого жеребца:

– Княже!

– Встань, отче, – сказал Владимир ласково.

– Княже, ты пришел! Наконец-то пришел истинный князь… порядок… старый покон вернется…

Владимир спрыгнул с коня, поднял старика. Тот трясся, разбрызгивал слезы пополам с соплями и слюнями. Подскочили гридни, Владимир бережно передал им старца. По измученному лицу волхва стекали слезы. Вот что значит запомнить условный знак Тайного Братства, подумал Владимир с удовлетворением. Старый волхв оказался одним из них… Ладно, ему все равно, кто какого толкования держится в отношении богов. Его дела – земные. Обманул старика, но ведь на благо же… Тот помогал как мог, ковал победу за спиной Ярополка, сеял смуту среди защитников города, отвращал от князя-христианина!

Белый жеребец бодро пронес вдоль ряда ухоженных домов, а впереди за широким двором показался огромный княжеский терем. Чертов Ярополк и его перестроил: два поверха из каменных глыб, где только и нашел такие, а еще два – из толстых сосновых бревен, тщательно уложенных и подогнанных, так что муравей не проползет.

Владимир ворвался во двор, пустой, хоть бегай с закрытыми глазами, галопом пронесся к широкому резному крыльцу. Крыльцо поставлено недавно, раньше было много меньше и проще, но лавку Владимир узнал. На ней любила сиживать, принимая гостей и разбирая жалобы, княгиня Ольга, когда уже была в преклонных годах.

Он спрыгнул прямо на крыльцо. Ступеньки испуганно скрипнули, в одном из окон мелькнуло белое от ужаса лицо. Дружинники догнали, загрохотали копыта, конская сбруя и оружие звенело негромко, но тревожно.

– Погодь, княже, – сказал Войдан настойчиво. – И ты и я были в Царьграде, знаем, что тебя может ждать за этой дверью.

– Здесь не Царьград, – усмехнулся Владимир. – А Юлия уехала.

– Но остались ее челядницы. Это доброму долго учиться, а вот как отравленным кинжалом ткнуть, как ядовитый шип вогнать…

Он бесцеремонно отстранил князя, теперь уже почти великого, первым шагнул через порог.

Дружина Ярополка, загоняя коней, достигла Роденя и спешно втянулась в ворота крепости. Сзади звенели мечи, слышались отчаянные крики. Настигающие отряды Владимира рубили на возах бегущих вместе с Ярополком бояр и знатных мужей.

Рубили даже тех, кто поднимал руки и просился в полон. Вел новгородцев воевода Тавр, а уж он верно постигал интересы князя. Знатные да родовитые не очень-то примут безродного сына рабыни в князья, да еще великие, так что поубавим этих родовитых…

Другим отрядам, которыми командовал Войдан, велено было окружить Родень так, чтобы и мышь не проскользнула ни в ту ни в другую сторону. Войдан достиг Роденя, когда через мост потянулись первые телеги тяжело груженного обоза. Пустив тучу стрел, конники настигли, порубили защитников, успели повернуть богатую добычу обратно, прежде чем из крепости выслали отряд.

Добыча оказалась простой, но для защиты Роденя – решающей. Все подводы огромного обоза были наполнены доверху мешками с мукой, зерном, везли также соль, две дюжины телег были с тушами забитых коров, телят, овец. Все-таки Ярополк успел дать знать из Киева, чтобы в окрестных селах собрали продовольствие и отправили в Родень. Не перехвати вовремя, осада затянулась бы…

Владимир приехал, осмотрел, потер ладони:

– Боги нас любят! Теперь там попляшут. Родень – не Киев. Этот городишко для меня что мед.

Войдан молча повернул его в сторону крепости. Родень грозно высился на высокой горе над обрывистым Днепром. Город-крепость, первым принимавший удар степняков, всегда предупреждавший Киев об опасности. Грозный и суровый город, где в ближних непроходимых болотах лежит превосходная железная руда, где куют не только по всей Руси лучшие мечи и топоры, но их знают и в окрестных странах.

– Этот град взять непросто, – сказал Войдан.

– Но Киев же взяли?

Войдан хмуро посмотрел на развеселившегося князя. Молод и горяч, теперь как бы не понесся закусив удила.

– В Киеве ты, княже, умело посеял рознь… А Родень – это орешек. И скорлупа в нем не гнилая. Там только дружина Ярополка, а также бояре, что тебя ненавидят люто. Только надежные, смуту не посеешь.

– И не надо, – сказал Владимир быстро. – Каждое блюдо надо есть по-новому. Хотя здесь, как мне кажется, и думать особо не придется. Харч перехватили? Посмотрим, сколько продержатся на том, что и было в Родене!

Войдан кивнул:

– Я воин, сам знаешь. Но когда город можно взять без крови – сами боги радуются.

– Без нашей крови, – уточнил Владимир.

Войдан усмехнулся, пошел к своим отрядам. Едва не столкнулся с Панасом, тот почти бежал к великому князю:

– Княже! Уже завтра поутру будем готовы к приступу!

– Завтра и Ярополк уже будет готов, – возразил Владимир.

– Но у нас еще не все войско подошло…

Вдали на излучине Днепра, блестя оружием на солнце, показались новгородские ладьи. Ближе к берегу держались шеки, учаны. Весь Днепр выглядел перерезанным, разве что по воздуху ускользнет Ярополк!

– Бери этих людей, – распорядился Владимир, – рой укрепления вокруг крепости. Не давай отдыха, пока не нароют ям. Да чтоб с кольями, частоколом, ловушками. Ярополк поймет очень скоро, что его песенка спета. Вдруг да попробует сам вырваться, не дожидаясь осады? У него все еще дружина, а у меня… у меня черт-те что и сбоку пряжка.